Лейтенантъ Забалтовскій, во время стоянки крейсера «Витязь» въ Коломбо, купилъ на берегу у сингалезца маленькую обезьянку изъ породы макакъ и повезъ ее на свой корабль.
Забалтовскій былъ настоящимъ любителемъ покупокъ, большая часть которыхъ дѣлалась «на всякій случай», по обыкновенно — безъ всякаго примѣненія…
И въ этотъ разъ обезьянка не была единственнымъ пріобрѣтеніемъ лейтенанта. Онъ везъ еще рѣзныя деревянныя чашки, ананасы, бананы, четки изъ слоновой кости, какую-то рукопись на древесной корѣ (которую, какъ онъ думалъ, со временемъ прочтетъ ему кто-нибудь) и желѣзный лакированный ящикъ.
Если бы хватило денегъ, лейтенантъ Забалтовскій купилъ бы и попугая, который произвелъ на него большое впечатлѣніе, но денегъ не хватило…
Забалтовскій — высокій, худой блондинъ съ рыжеватыми пышными усами и бородкой. Выраженіе лица грустно-оскорбленное, будто онъ вѣчно погруженъ въ какія-то тягостныя размышленія.
Теперь онъ сидѣлъ на гребномъ катерѣ, широко разставивъ длинныя худыя ноги, и грустно смотрѣлъ въ голубую даль застывшаго въ мертвомъ штилѣ океанѣ, порой откидываясь назадъ отъ толчковъ взрываемыхъ изъ воды веселъ.
Лѣвая съ длинными пальцами рука его прижимала къ бѣлому кителю коричневое тѣльце обезьяны съ опустившимся темнымъ хвостомъ, который заканчивался колечкомъ. Маленькіе, близко поставленные, совсѣмъ человѣческіе глазки этого существа, каріе, съ темнымъ ободкомъ, быстро бѣгали по сторонамъ. Узкій лобикъ быль изрѣзанъ морщинками, будто и его безпокоили какія-то грустныя мысли…
На почтѣ толстый рыжій чиновникъ-англичанинъ выдалъ Забалтовскому объемистое письмо, запечатанное лиловымъ сургучемъ, въ которомъ на ощупь должно было быть много исписанныхъ листовъ бумаги. Почеркъ на конвертѣ былъ удивительно милъ и знакомъ.
Прежній хозяинъ обезьянки, старый сингалезецъ, былъ мало привѣтливъ съ нею, плохо ее кормилъ, да въ придачу, и пахло отъ него какими-то противными травами. Такъ что обезьянка мало теряла, разставаясь съ нимъ… Грустить было не о чемъ. Впрочемъ, задумчивость ея продолжалась недолго.
Когда катеръ уже подходилъ къ трапу и была отдана команда — «крюкъ!» — обезьянка легко освободилась отъ державшей ее руки и, вытянувшись коричневой лентой, прыгнула на плечо загребного Галинщука, оторопѣвшаго отъ неожиданности, оттуда — на голову праваго третьяго гребца, затѣмъ прямо на поручни трапа и скрылась на верхней палубѣ.
Черезъ мгновеніе она уже бѣжала, какъ по ровному, по толстымъ, смоленымъ вантамъ.
— Ишь, какая шустрая, — конфузливо замѣтилъ третій гребецъ, Чертовъ, поморъ по происхожденію, снимая шапку и почему-то обтирая ее рукавомъ бѣлой своей рубашки. — Ни дать — ни взять, Яшка, что у насъ съ цыганомъ ходилъ.
— Ему юбку надо пошить, — замѣтилъ кто-то на катерѣ веселымъ голосомъ. — Красную!
— Веселая животная, все равно, что человѣкъ, — убѣдительно сказалъ Голищукъ густымъ своимъ басомъ. — Черезъ нее станетъ забавно на кораблѣ. Только будетъ сильно шкодить. И ворюги при томъ онѣ, эти облизьяны, не дай Богъ!
Катеръ сталъ подтягиваться къ «выстрѣлу»…
Такъ появился Яшка на «Витязѣ». Разжирѣвшій на матросской пищѣ Шарикъ, безнадежный дворняга по происхожденію, но благороднаго воспитанія, иронически посмотрѣлъ на обезьяну, сразу понявъ, что это созданіе лживое, не солидное, легкомысленное: такъ себѣ, ни къ чему! Но, принявъ однажды за правило ни съ кѣмъ не ссориться, онъ подошелъ къ Яшкѣ представиться и даже покрутилъ хвостомъ, показывая, что кусаться не собирается.
Когда же Яшка, въ тотъ же день, сѣлъ на него верхомъ, чтобы проѣхаться на даровщинку въ кубрикъ, Шарикъ все-таки зарычалъ и показалъ желтоватые клыки. Но Яшка не испугался и продолжалъ сидѣть на Шарикѣ, цѣпко ухватившись за толстую складку кожи на шеѣ собаки своими тонкими, совсѣмъ человѣческими пальчиками съ коричневыми ноготками, и непритворно равнодушно глядя куда-то вверхъ.
Не желая ставить себя въ смѣшное положеніе, Шарикъ пересталъ протестовать, привычной побѣжкой спустился по трапу и побѣжалъ дальше по палубѣ, порой пропуская очередь лѣвой задней лапки, какъ бы изъ кокетства.
Команда уже сидѣла за столами, когда появился странный всадникъ. На Яшку успѣли къ этому времени нацѣпить красную юбку изъ стараго семафорнаго флажка…
— Ой, баба, совсѣмъ баба на конѣ! — завопилъ минный унтеръ-офицеръ Четверухинъ. — До чего, гляди, веселая облизяна.
— Пѣшкомъ не желаетъ ходить, коня ей надо!
— Не серьезная вещь, — обиженнымъ голосомъ сказалъ баталеръ Роксиковъ, — вотъ я прочелъ какъ-то въ книжкѣ, на островѣ Борней гориллы такія есть, вотъ это, можно сказать, настоящія. Передними руками можетъ дуло казенной винтовки скрутить. Вотъ обезьяны! А то что? Вскокнула на собачью спину, а тѣ грегочутъ, какъ жеребцы.
И, сохраняя обиженное выраженіе на своемъ красномъ, одутловатомъ лицѣ, онъ сталъ хлебать борщъ.
На слѣдующее утро на полубакъ вдругъ посыпались дождемъ обрывки бумаги. Вахтенные на бакѣ заинтересовались и подошли посмотрѣть, въ чемъ дѣло…
Никого не было, но кусочки бумаги продолжали летать. Подхваченные утреннимъ вѣтеркомъ, они частью уносились въ сто-
рону отъ корабля и падали на прозрачную хризолитовую воду, частью — на палубу.
— Откуда летитъ, никакъ не понять. Главное, не видать никого!
— Должно, вонъ откуда, — шопотомъ сказалъ хохолъ Здоровченко изъ рулевой команды, слегка придыхая и такимъ голосомъ, какъ говорятъ, когда воръ близко и его боятся спугнуть, чтобъ не убѣжалъ. — Гляди, гляди, вотъ!
Другой посмотрѣлъ, куда указывалъ толстый, несгибающійся красный палецъ.
На нокѣ фокъ-мачты, у самаго клотика, пристроился какой-то коричневый комочекъ. Съ такой высоты казавшаяся ниточкой темная ручка аккуратно вынимала изъ большого пакета листокъ бумаги, разрывала его на мелкіе клочки и пускала по вѣтру.
Это была «канцелярская отчетность» бѣднаго батальера Роксикова.
А Роксиковъ въ это время, ничего не подозрѣвая, читалъ лежа у себя на койкѣ «Вѣстникъ Знанія» Битнера.
Черезъ недѣлю число жертвъ безпокойнаго характера Яшки было очень велико. Обезьяна не дѣлала разницы между личнымъ составомъ и командой. У попугая старшаго офицера она, послѣ короткой борьбы, вырвала изъ хвоста всѣ перья, и попугай послѣ этого ходилъ, какъ безъ штановъ. У мичмана Нифантова, любителя и знатока энтомологіи, она стащила ящикъ съ насѣкомыми, отдѣлила стекло, сняла съ булавокъ бабочекъ и оторвала имъ крылья. Между ними былъ рѣдчайшій экземпляръ, встрѣчающійся лишь на Гималаяхъ, на высотѣ въ 10.000 футовъ. Инфантовъ хотѣлъ подарить эту бабочку Академіи Наукъ…
У самого командира, рыбежородаго великана, каперанга Антонова, Яшка укралъ шелковые носки, одинъ изъ нихъ надѣлъ себѣ на голову въ видѣ колпака, и въ такомъ нарядѣ взобрался на орудіе кормовой башни и разорвалъ на ничтожныя частицы другой носокъ. Но что было хуже всего, это то, что носки онъ нашелъ въ койкѣ сигнальщика Боброва.
У боцмана Черноморца, человѣка необычайной силы, при одномъ видѣ котораго съ новобранцами дѣлались обмороки, онъ укралъ башмакъ изъ пары, которую тотъ приберегалъ для Кронштадта, и запустилъ башмакомъ въ голову туземца, какъ разъ проходившаго вдоль борта «Витязя» на катамаранѣ, съ грузомъ ананасовъ.
Этого мало. Яшка научился отворять двери каютъ и входилъ, куда и когда хотѣлъ. Такимъ образомъ, ему удалось проникнуть въ каюту ревизора Титова, снять со стѣны цѣлую коллекцію женскихъ изображеній работы Кирхнера и тутъ же все уничтожить. Потомъ онъ частью разлилъ, частью выпилъ бутылку рѣдчайшаго рома въ каютѣ своего благодѣтеля, Заболтовскаго, и тутъ же, опьянѣвъ, заснулъ, такъ что хозяину удалось его высѣчь тутъ же на мѣстѣ преступленія.
Но самая большая гадость, которую продѣлала эта обезьяна изъ породы макакъ, по прозвищу Яшка, за время перехода изъ Коломбо въ Сингапуръ, заключалась въ слѣдующемъ:
Въ ящикѣ письменнаго стола въ каютѣ мичмана Нифантова, всегда подъ ключемъ, на самомъ днѣ, лежала фотографія одной дамы, съ надписью, сдѣланной размашистымъ, остроугольнымъ почеркомъ: «Моему пылкому Никки, нѣжному мальчику, отъ его навсегда Таты».
Такая же фотографія, но съ болѣе офиціальной надписью: «Володѣ отъ его вѣрной жены», висѣла въ рамкѣ оксидированнаго серебра въ каютѣ старшаго офицера, человѣка съ бурнымъ темпераментомъ и громоподобнымъ голосомъ.
Какъ-то шелъ обѣденный часъ. Столъ былъ накрыть на ютѣ подъ тентомъ. Не было силъ оставаться въ кають-компаніи изъ-за духоты, съ которой отказывались бороться вентиляторы.
Вѣтра не было, мертвая зыбь иногда покачивала корабль съ борта на бортъ, такъ осторожно, будто не хотѣла расплескать налитаго въ тарелки супа. Всѣ уже сидѣли на мѣстахъ, когда быстро прибѣжалъ откуда-то Яшка, опираясь одной рукой въ палубу, а въ другой держа фотографическую карточку кабинетнаго формата.
Дальнозоркій Нифантовъ уже издали разглядѣлъ и узналъ ее… Карточка изъ его письменнаго стола!
Онъ похолодѣлъ. «Но вѣдь заперто на ключъ! Что же это, Господи!»
Онъ быстро опустилъ руку въ карманъ. Ключей не было. «Остался въ замочной скважинѣ! — подумалъ онъ. — Забылъ взять, первый разъ въ жизни забылъ! Скорѣй бы отнять у проклятой обезьяны! Но вѣдь этимъ выдашь себя!»
Эти мысли вихремъ пронеслись въ его головѣ. А за столомъ всѣ хохотали, всѣ, за исключеніемъ старшаго офицера и мичмана. Оба узнали, кто былъ изображенъ на снимкѣ.
Надвигалась гроза. Но не въ природѣ, а въ маленькомъ обществѣ офицеровъ, сидѣвшихъ за обѣденнымъ столомъ.
Яшка, засунувъ уголокъ карточки въ ротъ, подбѣжалъ своей вихлявой походкой къ почетному концу стола, гдѣ сидѣлъ старшій офицеръ, какъ будто для того, чтобы тотъ могъ лучше разглядѣть карточку. Но когда рука офицера уже ухватилась было за красную юбку, Яшка молніей бросился въ сторону, подбѣжалъ къ столбику тента, взобрался на парусину и побѣжалъ по неіі. Было видно, какъ вдавливается она подъ Яшкиными лапками.
— Поймать проклятую, — прогремѣлъ старшій офицеръ. — На мѣстѣ уложу! — Онъ схватился за задній карманъ. Револьвера, впрочемъ, не оказалось. Но раньше, чѣмъ вѣстовые успѣли подняться на спардекъ, чтобы преградить Яшкѣ отступленіе, съ тента стали сыпаться въ воду обрывки картона. Удивительная сила была въ этихъ маленькихъ пальчикахъ!
Одинъ обрывокъ съ кусочкомъ Татинаго лба и буклей лѣниво задержался на планширѣ, зачѣмъ и онъ свалился въ воду.
Мичманъ Инфантовъ тихонько перекрестился, такъ, чтобы никто не видалъ, и облегченно вздохнувъ, сталъ доѣдать супъ.
Александръ Гефтеръ.
Возрожденіе, № 2489, 1932.
Views: 27