Культура!.. Нація!.. Не надо быть философомъ или историкомъ, чтобы чувствовать тѣснѣйшую связь между этими двумя категоріями вашего мышленія и нашего существованія. Эти категоріи — основныя, такія, безъ которыхъ нѣтъ смысла, нѣтъ цѣли существованія, нѣтъ, стало быть, и самой жизни. II пожалуй: чѣмъ менѣе опредѣленное содержаніе вкладываетъ каждый изъ насъ въ эти категоріи, тѣмъ болѣе властное вліяніе оказываютъ онѣ на его жизнь. Ибо инстинктъ сливается въ лихъ съ разумомъ, символъ съ реальностью, исторія съ природой.

Но все же это нисколько не умаляетъ законности познанія культуры и націи, не уменьшаетъ неистребимой въ васъ потребности отдать себѣ отчетъ въ ихъ дѣйственномъ существѣ.

Что такое культура? Гдѣ и какъ она зарождается? Каковы пути ея созрѣванія? Въ чемъ тайна ея жизни и ея смерти? И гдѣ, въ чемъ, наконецъ, заключается — горящій центръ всего того уклада жизни, всѣхъ тѣхъ фактовъ, стремленій, оцѣнокъ, идей, чувствъ и настроеній, которыя мы объединяемъ ея именемъ?

На эти вопросы давались сотни отвѣтовъ. Ибо культура, какъ и сама истина, похожа на тѣнь, набрасываемую на землю проходящимъ облакомъ и все время измѣняющую свои очертанія и глубину — пока мы на нее смотримъ.

Культуру можно опредѣлять и съ точки зрѣнія ея содержанія, и съ точки зрѣнія ея импульса, съ точки зрѣнія той первичной силы, которая создастъ потребность въ ней и тѣмъ самымъ создаетъ и ее самое. Что касается содержанія культуры, то ее можно опредѣлять положительно, т. е. съ точки зрѣнія того, что она есть, что она въ себѣ включаетъ, и отрицательно, съ точки зрѣнія того, что она не есть, т. е. того, что, входя порою въ ея содержаніе, не составляетъ все-таки ея существеннаго признака.

Такъ, культура не однозначуща со знаніемъ… Давно уже замѣчено, что обезпокоенное незнаніе ближе къ ней — и вмѣстѣ съ тѣмъ къ истинѣ, — чѣмъ горделивое всезнаніе. Но отсюда видно, что культура все же предполагаетъ извѣстную жажду знанія и извѣстную способность познанія. Она есть извѣстное возвышеніе, извѣстное пареніе. Въ ней есть, есть всегда — даже на низшихъ ступеняхъ — извѣстная утонченность, и притомъ такая, которая можетъ вызывать даже страданіе. Однако человѣкъ культуры, истинный ея сынъ, чувствующій ее въ себѣ, ни за что и никогда не откажется отъ этого страданія…

Но хотя культура не есть, по существу своему, знаніе (она гораздо шире его), она всегда предполагаетъ извѣстный комплексъ знаній. Съ этой точки зрѣнія, она, конечно, есть іерархія знаній и даже навыковъ, вообще іерархія всякаго рода цѣнностей. Культура въ этомъ отношеніи — результатъ стремленія человѣка воплотиться во всемъ томъ, что его окружаетъ. Она — выраженіе и отраженіе идеи человѣческаго бытія. Основное ея чувство, то чувство, которое ее и порождаетъ, есть чувство тоски, тоски, подвигающей человѣка къ осуществленію всѣхъ заключенныхъ въ немъ внутреннихъ возможностей, къ всестороннему раскрытію его собственнаго *я*». Поэтому-то исторія и сводится, въ сущности, къ исторіи культуры.

Едина ли культура или множественна? Другими словами, существуетъ ли извѣстное культурное достояніе, общее всѣмъ временамъ и народамъ, такое выявленіе культуры, внѣ котораго есть лишь только ея зачатки, либо начинается ея разложеніе? Какъ кажется, такой общечеловѣческій арсеналъ культуры — ея орудій (въ самомъ широкомъ смыслѣ), идей, навыковъ и вообще всякаго рода цѣнностей — дѣйствительно существуетъ. Болѣе того: каждая вновь зарождающаяся культура не создаетъ необходимо арсенала этихъ навыковъ и цѣнностей, а широко пользуется наслѣдіемъ культуръ болѣе древнихъ, своихъ предшественницъ. Такъ, микенская культура строила изъ матеріаловъ культуры критской, греко-римская — изъ старыхъ средиземныхъ культуръ, магическая («арабская») — изъ эллинской, средневѣковая европейская — изъ «арабской» и т. д.

Но вмѣстѣ съ тѣмъ всякая вновь возникающая культура, широко черпая изъ предшествовавшихъ ей культуръ, не только переставляетъ всѣ цѣнности, найденныя въ ихъ арсеналахъ, но и переиначиваетъ порою до неузнаваемости все ихъ содержаніе. Это-то и придаетъ, на самомъ дѣлѣ, любой культурѣ характеръ своеобразія. И именно въ этомъ своеобразіи, въ особомъ характерѣ вносимаго ею въ жизнь комплекса цѣнностей, и заключена ея живая душа.

Съ этой точки зрѣнія, культуры являются организмами, а исторія — ихъ біографіей. Шпенглеръ сводитъ исторію къ шести «великимъ культурамъ», къ шести культурнымъ цикламъ, физіономическое постиженіе которыхъ и дастъ ключъ къ символическому пониманію каждаго отдѣльнаго историческаго факта, каждой исторической личности, каждой исторической эпохи. Короче: ключъ къ истинной философіи исторіи. Вмѣстѣ съ тѣмъ, проникновеніе въ эти культурные циклы и даетъ возможность познать культуру, какъ живой смыслъ, какъ «бытіе въ формѣ». И здѣсь-то и проявляется горящая точка явленія культуры. Въ ней человѣкъ возвышается надъ силами природы и преодолѣваетъ ихъ. И въ этомъ-то преодолѣніи и заключается въ высшемъ и окончательномъ смыслѣ — сама культура.

Уже было сказано, что ее рождаетъ тоска: тоска человѣческой души передъ внезапно возникающимъ — изъ хаоса смутныхъ впечатлѣній — и окружающимъ ее міромъ. Но не только это безпокойство, не только этотъ священный ужасъ и трепетъ, не только этотъ страхъ передъ міромъ создаютъ культуру. Ее воодушевляетъ съ самаго начала и любовь.

Насъ утверждаетъ въ этой мысли уже этимологія ея имени. Имя культуры тѣснѣйшимъ образомъ связано съ именемъ культа и латинскимъ глаголомъ соlеге, означающимъ — воздѣлывать, почитать, любить… Культура, конечно, означаетъ и «воздѣлываніе»: воздѣлываніе хлѣбной и, въ болѣе широкомъ смыслѣ, человѣческой нивы, т. е. усиліе и трудъ. Но все-таки слѣдуетъ отдать себѣ отчетъ въ томъ, какой изъ вышеуказанныхъ смысловъ глагола colere — первоначальный и какой — производный. Отвѣтъ на этотъ вопросъ и будетъ отвѣтомъ на вопросъ объ основномъ существѣ культуры.

Разрѣшеніе вопроса о первоначальномъ смыслѣ глагола соlеге зависитъ отъ разрѣшенія историческаго вопроса: родился ли «культъ» въ «культурѣ», или, наоборотъ, «культура» родилась въ «культѣ». Между тѣмъ, нельзя сомнѣваться, что родоначальникомъ всей человѣческой культуры былъ именно религіозный культъ. Добываніе огня, обработка металловъ, прирученіе животныхъ, разрыхленіе земли для посѣва, самый посѣвъ и послѣдующая жатва — родились въ сакральномъ ритуалѣ, т. е. были первоначально актами, не преслѣдовавшими никакой узко-практической, хозяйственной цѣли. Хозяйственное же значеніе всѣхъ этихъ актовъ, т. е. утилизація огневыхъ искръ, камня и металловъ, а также «изобрѣтеніе» скотоводства и земледѣлія, явились не болѣе какъ акциденціями, послѣдующимъ утилитарнымъ произрастаніемъ на чисто религіозной почвѣ.

Это и даетъ отвѣтъ на вопросъ о первоначальномъ смыслѣ глагола colere. Такимъ смысломъ является почитать; «воздѣлывать» же является производнымъ смысломъ этого глагола. Но почитаніе и есть рудиментарная форма любви. Поэтому то существомъ культуры и является любовь, что, конечно, нисколько не исключаетъ заключенныхъ въ ней силъ «тоски» и «страха». Вѣдь во всякой любви есть и то, и другое. Культура является «любовью» генетически и всегда остается ею субстанціально. Гдѣ оскудѣваетъ любовь, тамъ гибнетъ и культура…

Но понять культуру вполнѣ отчетливо можно только чрезъ націю, какъ и націю — только чрезъ культуру. Пишущій эти строки посвятилъ уже нѣсколько очерковъ раскрытію явленія націи, и не будетъ повторять здѣсь своихъ основныхъ положеній, сводящихся въ тому, что нація есть явленіе чисто духовное, что она обязана своимъ возникновеніемъ духу, что духъ пропитываетъ ее насквозь. Но такимъ же созданіемъ духа является, какъ видно изъ всего предшествующаго, и культура. Это утвержденіе не находится въ противорѣчіи со взглядомъ Шпенглера, видящимъ въ культурѣ (какъ, впрочемъ, и въ націи) созданіе, главнымъ образомъ, крови: вѣдь «кровь» Шпеглера есть только другое имя для означенія того же духа, — въ то время какъ подъ «духомъ» онъ разумѣетъ, въ сущности, ratio. Какѣ бы то ни было, но именно Шпенглеръ болѣе, чѣмъ кто-либо другой ,отрицаетъ этническое происхожденіе «народа», «націи» и вообще культуры, т. е. въ смыслѣ вышеозначенныхъ культурныхъ цикловъ.

Но будемъ углубляться въ вопросъ, рождаетъ ли нація культуру, какъ то былъ склоненъ понимать, въ силу господствовавшихъ уклоновъ мысли и многихъ предразсудковъ, XIX вѣкъ, или, наоборотъ, сама нація рождается въ культурѣ, т. е. составляетъ ея продуктъ. Ограничимся указаніемъ на нѣсколько основныхъ историческихъ фактовъ. Культура, въ смыслѣ новаго культурнаго цикла, рождается тогда, когда родится новое міроощущеніе, а съ нимъ вмѣстѣ новый «языкъ формъ», когда среди вѣчно-дѣтскаго, «растительнаго», міра человѣчества пробуждается новая душа и что-то опредѣленное, т. е. ограниченное и имѣющее образъ, возникаетъ изъ безобразной безграничности чувствъ и хотѣній этого «растительнаго» міра. Такъ родилась и нынѣшняя европейская культура, нашедшая выраженіе въ созданныхъ ею народахъ, языкахъ, вѣроученіяхъ, искусствахъ, государствахъ, наукахъ и всякаго рода иныхъ формахъ жизни. Но съ этой точки зрѣніи и сами «народы» являются не «языковыми» и не «этническими», но чисто психологическими, точнѣе — культурно-психологическими соединствами.

Въ X вѣкѣ внезапно пробуждается «душа» новой европейской культуры. И почти одновременно съ этимъ пробужденіемъ «туманныя пятна» саксовъ, швабовъ, франковъ, вестготовъ, лангобардовъ, полянъ, древлянъ, кривичей и т. д. превращаются въ нѣмцевъ, французовъ, испанцевъ, итальянцевъ, русскихъ. Всѣ современныя европейскія націи — фактъ глубокаго символическаго значенія — родились приблизительно одновременно, а именно около 1000 года по P. X. Пусть развитіе нѣкоторыхъ изъ нихъ не шло прямолинейно. Пусть старорусская нація (Кіевская) раскололась, едва успѣвъ расцвѣсть, и, послѣ неудачнаго опыта московской реставраціи, снова нашла себя только въ Петербургѣ XѴІІІ вѣка. Пусть націи нѣмецкая и итальянская интегрировались еще позднѣй — почти на нашихъ глазахъ. Но все же эти бѣгло указанные факты обнаруживаютъ достаточно ясно, что націи суть не что иное, какъ — пользуюсь снова шпенглеровскимъ выраженіемъ — «народы въ стилѣ культуры». Это значитъ, что живая суть націи заключается не только въ чрезвычайно усиливаемомъ ею чувствѣ солидарности, но въ томъ, что въ ея основѣ всегда лежитъ идея…

Вся это даетъ, въ частности, и отвѣтъ евразійцамъ, и въ то же время отвѣтъ на вопросъ о нашей грядущей судьбѣ. Если россійская нація родилась, какъ нація, въ стилѣ европейской культуры, то она можетъ, очевидно, только ею и быть или прекратить свое существованіе.

А. Салтыковъ
Возрожденіе, №1170, 15 августа 1928

Views: 37