Съ момента образованія Совѣтскаго Союза подъ покровомъ внѣшней солидарности и тѣсной внутренней спаянности совѣтскихъ республикъ не прекращается глухая борьба національныхъ стремленій. За закрытіемъ всякихъ другихъ возможностей она оказалась перенесенной въ нѣдра самой коммунистической партіи, и въ предѣлахъ ея она съ теченіемъ времени не только не ослабѣваетъ, но замѣтно обостряется. Изъ всѣхъ національныхъ вопросовъ наибольшую остроту получилъ украинскій.

Споръ среди коммунистовъ велся, какъ это и подобаетъ имъ, въ марксистскихъ тонахъ. Это не лишаетъ, однако, споръ живого интереса, такъ какъ подъ марксистской оболочкой нерѣдко высказывались мысли съ марксизмомъ не имѣющія ничего общаго.

Споръ начался съ вопроса о «борьбѣ двухъ культуръ» — русской и украинской, и затѣмъ перешелъ къ вопросу о допустимости вообще для коммунистическаго государства насаждать и укрѣплять мѣрами государственнаго воздѣйствія національныя культуры многочисленныхъ народовъ Совѣтскаго Союза.

Теорія борьбы двухъ культуръ возникла какъ противовѣсъ требованіямъ украинскихъ націоналистовъ о господствѣ въ государственныхъ учрежденіяхъ украинскаго языка. Коммунисты — сторонники русской культуры съ самаго начала признавали естественность развитія на Украинѣ украинской культуры и необходимость допущенія украинскаго языка въ государственныхъ учрежденіяхъ и въ школѣ. Они хотѣли лишь, чтобы такія же права не отнимались и у русскаго языка. Они стояли на точкѣ зрѣнія равноправія языковъ, что, естественно, влекло за собою свободное соревнованіе ихъ.

Не кто другой, какъ Раковскій еще въ 1921 г. отстаивалъ лозунгъ равноправія на Украинѣ русскаго и украинскаго языковъ. «Мы считаемъ, — говорилъ также и Зиновьевъ на 5-ой Всеукраинской конференціи, — что языкъ долженъ свободно развиваться. Наша политика, — продолжалъ онъ, — заключается въ томъ, чтобы не на словахъ, а на дѣлѣ, искренно и честно показать украинской деревнѣ, что совѣтская власть ей не помѣха говорить и учить своихъ дѣтей на какомъ угодно языкѣ».

Такую постановку проблемы — свободную борьбу двухъ культуръ при равномъ отношеніи къ нимъ со стороны государственной власти, — съ самаго начала решительно отвергали украинскіе коммунисты. Украинская націионалистическая точка зрѣнія, въ ея крайней формулировкѣ, въ особенности ярко выразилась въ 1926 — 1927 гг. въ статьяхъ литератора Н. Хвылевого, быв. украинск. народн. комиссара просвѣщенія А. Шумскаго и М. Волобуева.

Спокойной увѣренности сторонниковъ русской культуры въ ея силѣ и способности успѣшно выдержать конкуренцію Хвылевой противопоставилъ рѣзкую критику русской культуры въ тонахъ раздраженія и враждебности.

Поскольку передъ развивающейся украинской литературой ставится вопросъ: на какую изъ міровыхъ литературъ она должна взять курсъ? — у Хвылевого неудержимо вырывается отвѣтъ: «Во всякому случаѣ не на русскую. Отъ русской литературы, отъ ея стилей украинская поэзія должна какъ можно быстрѣе бѣжать». Спасеніе Украины для Хвылевого такъ же, какъ и для нѣкоторыхъ его единомышленниковъ, въ томъ, чтобы порвать культурную связь съ Россіей и оріентироваться на Европу.

Какова же подоплека этого отверженія русской культуры? Ее не стѣсняясь вскрываетъ самъ же Хвылевой. И какъ это ни странно, но оказывается, что буйное отталкиваніе отъ русской культуры соединяется съ признаніемъ ея высокаго авторитета и неотразимости ея вліянія. «Украинская интеллигенція, — говоритъ Хвылевой, — чувствуетъ, что въ массѣ она неспособна побороть въ себѣ рабскую природу, которая всегда обожествляла сѣверную культуру и этимъ не давала возможности Украинѣ выявить свой національный геній».

Есть и еще причина, но уже другого, болѣе низкаго порядка, притомъ не общенародная, а только интеллигентская. — «Почему, — спрашиваетъ Хвылевой, — украинская интеллигенція не хочетъ оріентироваться на русское искусство?», и отвѣчаетъ: «Потому, что на книжномъ рынкѣ она сталкивается съ русскимъ товаромъ. Оріентируясь на русское искусство, она не способна побороть своего конкурента, потому что ея товаръ будетъ всегда расцѣниваться какъ товаръ второго, третьяго или четвертаго сорта, хотя бы онъ быль и перваго. Это — законъ психики нашего читателя, по меньшей мѣрѣ, на первый десятокъ лѣтъ».

«Мы должны, — писалъ Хвылевой, — навсегда покончить съ контръ-революціонной идеей строить на Украинѣ русскую культуру, ибо всѣ эти разговоры о равноправіи языковъ есть не что иное, какъ прикрытое желаніе культивировать то, что уже не воскреснетъ». Партія, по его мнѣнію, должна активно вмѣшаться въ борьбу двухъ культуръ и опредѣленно стать на сторону украинизаціи.

Практически мѣры государственнаго воздѣйствія должны направляться, по ироніи судьбы, прежде всего на пролетаріатъ, ибо на бѣду украинцамъ этотъ «гегемонъ» совѣтскаго строительства на Украинѣ въ подавляющемъ большинствѣ своемъ является русскимъ. «Дѣло въ немедленной деруссификаціи пролетаріата», — такъ формулировалъ ближайшую задачу практической политики Хвылевой. — Смыслъ этого требованія, широко подхваченного въ свое время украинскими кругами, сводился собственно къ усиленію темпа украинизаціи, т. е. къ насильственному насажденію ея, какъ это призналъ въ своемъ покаянномъ заявленіи въ партію другой видный представитель того же теченія — Шумскій. Волобуевъ же въ дополненіе къ этому настаивалъ на необходимости примѣнить еще одну насильственную мѣру по отношенію къ русскимъ пролетаріямъ, а именно — рѣшительно ограничить имъ доступъ на заводы, расположенные въ предѣлахъ Украины.

Всѣ эти шовинистическія вожделѣнія украинцевъ не могли не вызвать отвѣта со стороны русскихъ коммунистовъ. Ихъ наскоку послѣдніе не противопоставили, однако, требованія руссификаціи украинцевъ или чего-нибудь въ этомъ родѣ. Ихъ возраженія направлялись собственно противъ насильственного искорененія русской культуры и противъ искусственнаго насажденія украинской культуры мѣрами государственнаго принужденія. Нѣкоторыми при этомъ отмѣчалось, что насаждаемая государствомъ украинская культура является и по своему происхожденію не мѣстной, а закордонной — галиційской. Апелляція стала направляться уже не къ началамъ равенства, а къ основамъ марксизма…

Такіе «руссофильствующіе» коммунисты, какъ Диманштейнъ и Лупполъ, указывали, что если цѣлыо коммунизма является сближеніе націй, объединеніе ихъ, то политика націонализаціи отдаляетъ одну націю отъ другой, разъединяетъ и разбиваетъ силы трудящихся и такимъ образомъ увеличиваетъ силу капитализма. Отсюда дѣлался прямой выводъ, что политика рабочаго класса должна пойти по пути не обостренія, а смягченія культурно-національныхъ особенностей, по пути «интернаціонализаціи національныхъ культуръ» и ихъ сліянія.

На чью же сторону стала партія?

Точка зрѣнія партіи на національную проблему была достаточно подробно установлена еще въ 1923 г. на XII съѣздѣ партіи, предшествовавшемъ принятію конституціи Союза ССР. Она сводится къ осужденію обоихъ «уклоновъ»: и къ «великорусскому шовинизму» и къ «мѣстному націонализму» (украинскому, грузинскому и пр.), какъ опасныхъ и вредныхъ для дѣла коммунизма. Но осужденіе того и другого было сдѣлано далеко не съ равной силой и не въ равной степени. Главный ударъ былъ направленъ на сторонниковъ русской культуры въ національныхъ республикахъ.

«Первой очередной задачей» партіи была объявлена «рѣшительная борьба съ пережитками русскаго шовинизма». Мѣстный же націонализмъ былъ признанъ лишь «своеобразной формой обороны противъ великорусскаго шовинизма», и потому было признано, что «рѣшительная борьба» именно «съ великорусскими шовинизмомъ представляетъ вѣрнѣйшее средство для преодолѣнія національныхъ пережитковъ». Съѣздомъ по существу была прямо отвергнута трактовка вопроса о борьбѣ русской и украинской культуръ съ точки зрѣнія свободнаго соревнованія ихъ и побѣдѣ наиболѣе развитой изъ нихъ. Съѣздъ призналъ просто недопустимыми даже «разговоры о преимуществахъ русской культуры и выдвиганіе положенія о неизбѣжности победы болѣе высокой русской культуры надъ культурами болѣе отсталыхъ народовъ (украинской, азербайджанской, узбекской, киргизской и пр.)». Во всемъ этомъ усматривалось не что иное, какъ «попытка закрѣпить господство великорусской національности».

Но это рѣшеніе не мѣшало вновь и вновь возникать недоумѣнному вопросу: если всяческое, въ томъ числѣ и культурное объединеніе трудящихся всѣхъ націй, то зачѣмъ же теперь поддерживать національное разъединеніе ихъ?

«Надо дать, — отвѣчаетъ на это Сталинъ на послѣднемъ XѴI съѣздѣ партіи, — національнымъ культурамъ развиться и развернуться, выявить всѣ свои потенціи, чтобы создать условія для сліянія ихъ въ одну общую культуру съ однимъ общимъ языком».

Въ свѣтѣ идей такого «ленинскаго» пониманія національной политики послѣдній съѣздъ ком. партіи подтвердилъ постановленія 1923 г. и даже заострилъ натискъ на русскую культуру въ національныхъ республикахъ Союза. Отмѣчая «активизацію въ рядахъ партіи національныхъ уклоновъ», съѣздъ опять подчеркнулъ, что «главную опасность на данномъ этапѣ представляетъ великодержавный уклонъ», прикрывающій подъ флагомъ интернаціонализма стремленія отживающихъ классовъ господствовавшей ранѣе великорусской націи вернуть себѣ утраченныя привилегіи.

На преодолѣніе этой опасности и должно быть обращено основное вниманіе власти.

А. А. Боголѣповъ.
Возрожденіе, №1981, 4 ноября 1930.

Views: 23