На «Павлѣ І» безоружнаго лейтенанта Савинскаго, оказавшагося въ помѣщеніи среди матросовъ, предупреждаютъ, что его могутъ убить.
— Что же, убейте! — говоритъ онъ, поднимая руки кверху. Въ этотъ моментъ подкравшійся сзади кочегаръ Руденокъ наноситъ ему ударъ по затылку тяжелымъ угольнымъ молоткомъ. Этой же «кувалдой» онъ убиваетъ еще двухъ офицеровъ.
Съ «Діаны» несутся крики на стоящій рядомъ «Кречетъ».
— Команда уходи, сейчасъ мы разстрѣляемъ штабъ!
Въ темнотѣ слышно щелканіе орудійныхъ затворовъ. Съ палубы «Кречета», въ паникѣ, какъ стадо, сыпятся по сходнямъ, прыгаютъ на ледъ матросы. Офицеры остаются одни. Они толпятся у открытыхъ дверей залитаго электричествомъ адмиральскаго салона наверху. Непенинъ сидитъ въ креслѣ и спокойно куритъ папиросу. Каждую минуту мы ждемъ, что грохнутъ орудія… На пристань вваливается вооруженная толпа; изъ нея несутся угрозы. Къ счастью, вмѣшиваются матросы штабной команды.
— Стой, ребята! Тутъ вѣдь всѣ секреты, планы. Нельзя громить «Кречетъ». Потомъ какъ будемъ воевать съ нѣмцами?..
Это благоразуміе спасаетъ жизнь командующему и его штабу.
Адмиралъ приказываетъ вызвать по два депутата съ каждаго корабля. Они собираются въ командной палубѣ «Кречета».
— Что вамъ нужно? Чего вы бунтуете и убиваете офицеровъ?
— Намъ не разрѣшаютъ курить на улицѣ…
— Насъ заставляютъ слишкомъ строго отдавать честь…
— Мы желаемъ возвращаться съ берега къ 12 часамъ ночи и чтобы дозволено было, какъ офицерамъ, посѣщать рестораны…
— Нашъ ротный покупаетъ мало граммофонныхъ пластинокъ… Желаемъ его списать съ корабля…
Еще не слышно классовыхъ лозунговъ. Пока еще это только взбунтовавшаяся чернь. Но не только бунтуютъ они. Среди нихъ ходятъ шайки подосланныхъ наемныхъ убійцъ. Въ воздухѣ не смолкаетъ ружейная стрѣльба. То здѣсь, то тамъ убиваютъ офицера — просто такъ, безъ вины и смысла. Госпиталя наполняются изуродованными трупами. Даже надъ мертвыми издѣвается толпа.
— Ну, постой, постой теперь передъ нами, какъ мы стояли передъ тобой!
Мечущихся въ отчаяніи женъ и матерей не допускаютъ убрать тѣла. Раздирающіе душу крики этихъ женщинъ прерываются площадной бранью.
Въ Кронштадтѣ еще ужаснѣй. Тамъ при свѣтѣ факеловъ, наряженная въ фантистическіе костюмы, въ вывернутыхъ шерстью наружу полушубкахъ, въ арестантскихъ халатахъ, толпа волочитъ по улицамъ главнаго командира, героя Портъ-Артура, вице-адмирала Вирена… Изъ груди его не вырывается ни одного стона, и это приводитъ въ бѣшенство озвѣрѣлыхъ людей.
Опьяненные кровью, они воютъ какъ шакалы, врываются въ квартиры, убиваютъ, грабятъ, старшаго лейтенанта Ивкова живымъ спускаютъ въ прорубь подъ ледъ.
Контръ-адмиралъ Бутаковъ поставленъ къ разстрѣлу у памятника Макарову.
— Признавай нашу власть!
— Я присягалъ государю и ему никогда не измѣню, не то, что вы, негодяи!
Ружейный залпъ. У Бутакова прострѣлена фуражка, но самъ онъ невредимъ. Онъ снова подтверждаетъ свою вѣрность престолу и презрительно приказываетъ дать еще залпъ, но лучше цѣлиться…
Въ смятеніи и кровавыхъ судорогахъ тянется ночь. Брезжитъ холодный разсвѣтъ. На «Кречетѣ» получена телеграмма объ отреченіи Михаила…
ІІІ
4 марта. Съ утра бродятъ по замерзшему рейду группы матросовъ. По городу носятся автомобили и грузовики съ вооруженными людьми. Въ воздухѣ то и дѣло слышатся выстрѣлы. Офицеры на корабляхъ точно въ разбойничьихъ западняхъ. Но долгъ не позволяетъ имъ покинуть корабли.
Наканунѣ адмиралъ Непенинъ срочно потребовалъ пріѣзда въ Гельсингфорсъ представителей новой власти для того, чтобы повліять на бунтующія команды и остановить убійства офицеровъ. Ихъ съ нетерпѣніемъ ждутъ съ часу на часъ. Со всѣхъ кораблей идутъ толпы на вокзальную площадь для встрѣчи. Команда «Кречета» ушла тоже. Но вотъ на пристани появляется громадная вооруженная толпа. Отстранивъ часового у трапа, вваливается и запружаетъ верхнюю палубу. Лица угрожающія, злобныя…
Сейчасъ можетъ произойти что-то ужасное, непоправимое… Капитанъ 2-го ранга С., вспыливъ, бросается имъ навстрѣчу, кричитъ… Его останавливаютъ другіе офицеры. Все равно, вѣдь мы въ ихъ власти… Они желаютъ видѣть командующаго. Адмиралъ Непенинъ присылаетъ сказать, что съ толпой онъ разговаривать не станетъ, но чтобы къ нему явились два депутата.
Они приходятъ и вытягиваются передъ нимъ «смирно» съ револьверами въ каждой рукѣ.
— Что вамъ нужно?
— Такъ что команды просятъ васъ итти на вокзалъ встрѣчать депутатовъ. Господа офицеры штаба пусть останутся здѣсь…
Снаружи, черезъ зеркальныя стекла, доносится угрожающій нетерпѣливый гулъ голосовъ.
Непенинъ сдвинулъ брови. Лицо дернула судорога. Вѣроятно, онъ подумалъ:
«Если откажусь, сейчасъ начнутъ убивать офицеровъ…»
— Хорошо. Ступайте.
Я помогаю ему надѣть пальто. Смутное предчувствіе чего то неизбѣжнаго, тяжелаго…
— Спрячьте эти шифры и документы въ оперативной каютѣ, — протягиваетъ онъ мнѣ связанную пачку.
Какъ въ туманѣ спѣшу внизъ по трапу. Мелькаютъ какія-то знакомыя и незнакомыя лица. Снова спѣшу на палубу. Она уже пуста. Адмиралъ идетъ по досчатой пристани, окруженный вооруженной толпой. Внизу мнѣ преграждаютъ путь матросы:
— Пожалуйте, назадъ. Вамъ нельзя.
— Да я флагъ-офицеръ командующаго. Я долженъ его сопровождать.
— Никакъ нельзя… Пожалуйте назадъ.
На переговоры уходитъ нѣсколько минутъ. Наконецъ, меня пропускаютъ. Спѣшу догнать адмирала. Справа, слѣва, то и дѣло трещатъ въ воздухѣ выстрѣлы. Въ кого? Почему? Но къ нимъ уже такъ привыкло ухо, что не обращаешь вниманія. Разстояніе между мной и толпой быстро уменьшается.
Вдругъ тамъ дрогнуло что-то, колыхнулось…
Побѣжали навстрѣчу блѣдные, испуганные матросы…
— Командующій убитъ… Адмиралъ Непенинъ убитъ…
Ему выстрѣлили въ спину. Наемникъ въ матросской формѣ шелъ сзади, держа винтовку наперевѣсъ и въ воротахъ порта совершилъ свое гнусное дѣло. А окружающіе знали напередъ о готовящемся убійствѣ. Потому и офицерамъ штаба предложено было остаться на кораблѣ. Потому и я былъ задержанъ у трапа.
Оказавшагося какимъ-то образомъ подлѣ адмирала лейтенанта Т. матросы благожелательно вовремя оттѣснили въ сторону.
Долго еще стрѣляли уже въ мертваго… Ограбили тѣло. На подвернувшихся тутъ же дровняхъ свезли въ покойницкую, но и тамъ еще издѣвались…
………………………………
Тысячная толпа въ красныхъ бантахъ сидитъ на вокзальной площади. Ждутъ поѣзда съ петербургскими депутатами. Гремитъ «ура» вновь подходящимъ командамъ.
Нѣсколько человѣкъ останавливаютъ автомобиль, въ которомъ находится генералъ Котенъ, и грубо требуютъ у него сдачи оружія. Генералъ отказывается, вынимаетъ револьверъ… Въ ту же минуту въ него начинается стрѣльба въ упоръ и онъ падаетъ мертвый… Эти неожиданные выстрѣлы производятъ панику въ собравшемся революціонномъ воинствѣ.
Толпа бросается къ вокзалу, давя и сшибая съ ногъ передніе ряды. Многіе, побросавъ ружья, лежатъ ничкомъ на мостовой, другіе судорожно ползутъ на четверенькахъ, стараясь спрятать голову.
Вотъ, наконецъ, и поѣздъ съ депутами. Родичевъ, Скобелевъ и еще два какихъ-то отъ совѣта рабочихъ и солдатъ.
Разинувъ рты, толпа слушаетъ ихъ длинныя рѣчи о «завоеваніяхъ революціи», о «революціонной чести», о томъ, что не слѣдуетъ убивать «товарищей офицеровъ». Поздно… Великая и безкровная окровавилась уже сотней убитыхъ и замученныхъ офицеровъ только въ Гельсингфорсѣ и Кронштадтѣ.
Цвѣтистыя рѣчи текутъ, но убійства продолжаются… Матросы уводятъ съ «Діаны» двухъ офицеровъ, якобы на гауптвахту для суда. Конвойные встрѣчаютъ по дорогѣ какую-то группу вооруженныхъ людей, которые отстраняютъ ихъ и какъ ни въ чемъ не бывало даютъ въ упоръ нѣсколько залповъ въ несчастныхъ.
Капитанъ 2-го ранга Рыбкинъ хрипитъ въ предсмертныхъ судорогахъ… Его доканчиваютъ прикладами. Другой офицеръ, раненый тремя пулями, не потерялъ сознанія, видитъ всю эту гнусную сцену и ждетъ своей очереди… Онъ притворился мертвымъ. Они подходятъ, тычутъ въ него прикладами, бьютъ ими, но онъ не шевелится… Это его спасаетъ. Убійцы равнодушно идутъ дальше. Офицеръ лишился чувствъ и снова приходитъ въ себя, когда кругомъ уже темно. На его счастье, мимо идетъ финскій мальчикъ, котораго онъ зоветъ слабымъ голосомъ. Съ его помощью ему удается съ огромнымъ трудомъ отползти въ сторону отъ дороги. Мальчикъ оставляетъ его здѣсь и самъ бѣжитъ въ городъ за извозчикомъ. Вернувшись, они вдвоемъ укладываютъ раненаго на дно саней, закрываютъ полостью и тайкомъ доставляютъ въ частный госпиталь. Тамъ персоналу тоже приходится скрывать своего паціента отъ матросовъ, приходящихъ «добивать»…
Быть можетъ, эта же группа негодяевъ, подойдя къ миноносцамъ и увидѣвъ, что на палубѣ никого нѣтъ, быстро спустилась въ каютъ-компанію и заставъ тамъ сидящихъ за обѣдомъ трехъ офицеровъ, ни слова не говоря, звѣрски прикончила ихъ… Хотѣли итти и на другіе миноносцы, но вѣстовой, вернувшись со вторымъ блюдомъ въ каютъ-компанію и найдя тамъ ужасную картину поднялъ тревогу, и офицерамъ удалое спастись.
Не одного ли изъ этихъ убійцъ, раненаго его же собственною! пулей, рикошетировавшей отъ стального люка, когда онъ стрѣлялъ въ лежавшаго уже офицера, хоронили потомъ торжественно, въ красномъ гробу, какъ «жертву революціи»?
Шпицбергъ, впослѣдствіи одинъ изъ видныхъ большевиковъ, пролилъ свѣтъ на всѣ эти убійства.
— Прошло уже два-три дня, — говорилъ онъ, — а Балтійскій флотъ, умно руководимый своимъ командиромъ, адмираломъ Непенинымъ, продолжалъ быть спокойнымъ. Тогда пришлось для углубленія революціи, пока не поздно, отдѣлить матросовъ отъ офицеровъ и вырыть между ними непроходимую пропасть ненависти и недовѣрія. Для этого и былъ убитъ адмиралъ Непенинь и другіе офицеры. Образовалась пропасть, не было больше умнаго руководителя, офицеры уже смотрѣли на матросовъ какъ на убійцъ, а матросы боялись мести офицеровъ въ случаѣ реакціи»…
Вотъ высказанный съ циничной откровенностью смыслъ «революціоннаго порыва». Вотъ первое «завоеваніе революціи», — пропасть между офицеромъ и матросомъ.
И она дѣйствительно открылась… Кровавая, мрачная.
Холодно погасъ зимній день 4 марта.
Вмѣстѣ съ отлетѣвшей душой вождя, убитаго въ спину, уносится духовная связь между офицеромъ и матросомъ, освященная двухсотлѣтней традиціей и столькими подвигами самопожертвованія…
Идетъ, наростаетъ революція. Кровавыми лапами срываетъ андреевскіе флаги. Медленно умираетъ флотъ.
А. Бенклевскій
Возрожденіе, №1759, 27 марта 1930.
Views: 28