Странныя дѣти пошли теперь.

Помню, бывало, какое удовольствіе доставляли намъ рождественскія книги-подарки! Получишь въ блестящемъ переплетѣ «Путешествія Гулливера» или «Робинзонъ Крузо» и оторваться не можешь. Спишь съ Робинзономъ, обѣдаешь съ Робинзономъ, умываешься съ Робинзономъ. Книга всегда неразлучно рядомъ, чтобы воръ не укралъ. И какими счастливцами казались эти герои! Чего только не вынесли: кораблекрушеніе, необитаемый островъ, лилипутовъ, Гуинмъ, Ягу…

А на-дняхъ пришлось бесѣдовать съ десятилѣтнимъ Митей, которому Степанъ Николаевичъ гдѣ-то по случаю раздобылъ обѣ эти удивительныя книжки, — и до сихъ поръ прійти въ себя не могу.

Не понимаетъ мальчишка прелести приключеній! Прочтетъ страницу, другую… И протяжно зѣвнетъ.

— Неужели не интересно? — сѣвъ рядомъ съ нимъ на диванъ, съ любопытствомъ спрашиваю я. — Можетъ быть, ты уже читалъ Робинзона?

— Нѣтъ, не читалъ. Но, знаете… Скучно. Мало особенныхъ приключеній. Вотъ дядя Федоръ Петровичъ, напримѣръ, въ Галлиполи цѣлый годъ въ турецкой могилѣ жилъ. Это я понимаю. Шикарно! А что такое пещера? Большая бѣда!..

– Ну, братъ… Мало ли кто изъ насъ гдѣ жилъ. Но зато какое кораблекрушеніе у Робинзона! Не нравится развѣ? Буря. Волны какъ горы. Необитаемый островъ.. Не всякому путешественнику такая удача.

Митя презрительно поморщился, снисходительно покосился на меня.

— Мы съ папой тоже отъ кораблекрушенія тонули, — съ достоинствомъ проговорилъ, наконецъ, онъ.

— Въ самомъ дѣлѣ? А гдѣ?

— На Черномъ морѣ. Правда, я былъ тогда еще совсѣмъ маленькій, всего хорошо не помню. Но папа подробно разскажетъ, если хотите. Робинзону-то легко было: никто не мѣшалъ вылѣзти на берегъ. Махай себѣ руками и подплывай.

А насъ не пускали. Папа махаетъ, кричитъ: «земля! земля»! А въ отвѣтъ кричать: «нельзя!».

— Такъ, такъ… — озадаченно бормочу я, взявъ изъ рукъ Митину книгу. — Это, дѣйствительно, непріятно. — Ну, хорошо… А какъ ты смотришь на охоту? Хотѣлъ бы поохотиться, какъ Робинзонъ?

— Конечно, хотѣлъ бы. Лукъ и стрѣлы я люблю. Только Робинзону что? Никто стрѣлять не запрещалъ. А когда мы пріѣхали въ Константинополь, а потомъ повезли насъ на Халки, папа захотѣлъ одинъ разъ изъ рогатки застрѣлить гуся, такъ такой скандалъ былъ. Ужасъ!

Съ Робинзона разговоръ перешелъ на Гулливера. Со всей строгостью и скепсисомъ уже оформившагося бѣженца, Митя раскритиковалъ и произведеніе Свифта. — Кто при высадкѣ на берегъ сразу ложится спать, не узнавъ ничего о жителяхъ и не предъявивъ картъ д-идантитэ? — недоумѣвалъ Митя. — Кромѣ того: развѣ это умно, будучи великаномъ среди лилипутовъ, покорно таскать на веревкахъ чужіе корабли, а не объявить себя сразу царемъ? Гулливеръ, по мнѣнію Мити, вообще дуракъ: не организовалъ ни театра, ни ресторана, ни дѣтскихъ яслей, ни школы, ни газеты. Будь онъ русскимъ, конечно, все это появилось бы. Мало того: Гулливеръ быстро бы научился ѣздить верхомъ на Гуинмахъ, разъ они лошади. А этотъ? Попадаетъ изъ одной непріятности въ другую и не знаетъ даже, какъ убѣжать. Ждетъ, пока орелъ случайно не унесетъ его домикъ и не уронитъ въ море… Размазня.

Видя, что литература приключеній и путешествий не удовлетворяетъ духовныхъ запросовъ моего молодого друга, я перешелъ на нашихъ классиковъ. Сталъ разспрашивать: какіе стихи Митя знаетъ, знакомъ ли съ Пушкинымъ, Лермонтовымъ. И съ радостью убѣдился, что читалъ онъ не мало.

— Въ особенности люблю я, знаете, стихи про этого самаго бѣженца… Какъ его? Демона. «Печальный Демонъ, духъ изгнанья»… Вы читали? Я наизусть даже немного выучилъ: «и надъ вершинами Кавказа изгнанникъ рая пролеталъ»… Мы съ папой тоже черезъ вершины Кавказа пролетали, т. е. знаете, переходили, когда изъ Кисловодска бѣжали. Мнѣ было четыре года, но я помню, очень красиво. Шикарный снѣгъ былъ. И горы.. Тамъ тоже сказано: «Подъ нимъ Казбекъ, какъ грань алмаза, красою вѣчною сіялъ». А вотъ, погодите… Я васъ спрошу…

Митя всталъ, направился къ полкѣ съ книгами.

— Ты что ищешь?

— А сейчасъ покажу… Мнѣ Анна Ивановна задала урокъ. Пушкина. Нравится очень, но только такъ много русскихъ иностранныхъ словъ, что не дай Богъ. Анна Ивановна объясняла, но я забылъ. А папѣ некогда. Помогите-ка!..

Митя раскрылъ книгу на томъ мѣстѣ, гдѣ былъ заложенъ карандашъ, сталъ пробѣгать глазами строчки.

— Скажите, пожалуйста, что такое: на облучкѣ?

— Облучекъ… Это… какъ бы тебѣ сказать? Ну, мѣсто, гдѣ сидитъ кучеръ.

— Ага. Шофферъ? Вѣрно… А кушачекъ?

— Кушачекъ? — Поясъ такой. Изъ матеріи.

— Сентюръ. Она такъ и говорила. А кибитка кто? Лошадь? Тутъ, смотрите, такія штуки, что ничего понять невозможно: на дровняхъ, бразды, ямщикъ, салазки… Все иностранное.

А. Ренниковъ.
Возрожденіе, №593, 16 января 1927.

Views: 39