Хорошая вещь пасхальный окорокъ. Помню, когда-то ѣлъ.

Такой толстенькій, налитой, съ темной корочкой, съ бумажными фестончиками на концѣ. Корочку приподнимешь, проведешь острымъ ножемъ, а онъ, голубочекъ, самъ такъ и отслаивается. Такъ и отслаивается. И чертовски пахнетъ при этомъ…

Вспоминаете? А?

Простую ветчину за бѣженское время мнѣ иногда приходилось ѣдать. Или на легкомысленныхъ именинахъ чьихъ-нибудь, или на свадьбѣ, когда новобрачный все равно всю свою жизнь ставитъ на карту.

Но ветчина, конечно, не окорокъ. Хотя, будто, и качество такое же, и химическій составъ одинаковъ, но психологія — не та. Оторванная отъ родной почвы на свиной ногѣ, ветчина сразу же теряетъ прежнюю гамму вкуса и запаха, анемично ложится на тарелку тонкимъ полупрозрачнымъ пластомъ.

И до окорока ветчинѣ, въ общемъ, такъ же далеко, какъ парижскому гетману до самостійной украинской громады.

На эту Пасху я рѣшилъ во что бы то ни стало отвѣдать окорока. И не у себя дома, конечно, а другимъ, болѣе экономическимъ способомъ:

У кого-нибудь изъ добрыхъ знакомыхъ.

Правда, теперь дѣло обстоитъ совсѣмъ не такъ просто, какъ когда-то въ Россіи. Тогда отъ окороковъ, помню, иной разъ не было никакого спасенія. Хозяйки всюду лѣзли съ ними, назойливо, неотступно, будто сговорились сообща извести визитера:

— Отвѣдайте и у насъ! И у насъ!

Въ глазахъ даже рябило отъ свиныхъ ногъ и фестоновъ. Въ носу впечатлѣніе, будто весь день пробылъ на коптильномъ заводѣ.

А теперь придешь на первый день, сядешь, пытливымъ взоромъ окинешь комнату. И — ничего. Пусто.

А между тѣмъ, запахъ слышенъ. Опредѣленный. Откуда-то, неизвѣстно откуда, но тянетъ. Сильно тянетъ. Въ особенности остро чувствуется на свѣжія ноздри.

Состоятельные люди вообще теперь пошли какіе-то странные, замкнутые. Замкнутся въ квартирѣ на первые два дня и лопаютъ. А чуть звонокъ — замыкается уже и самъ окорокъ. На ключъ.

— Христосъ Воскресе!

— Ахъ, да, да… Воистину!

И все. Будто ничего не случилось. Будто пришелъ такъ себѣ, съ бухты барахты.

Въ прошломъ году, намѣреваясь вспомнить вкусъ окорока, я пробовалъ поступать такъ:

Становился въ горячее время на улицѣ возлѣ русскаго гастрономическаго магазина и по сверткамъ въ рукахъ знакомыхъ опредѣлялъ: кто что купилъ. И никакого толка не вышло. Всѣ ловко увертывались.

— Что у васъ за пакетъ, Иванъ Андреевичъ?

— Это? Да ерунда. Пальто жены изъ чистки несу.

— Въ самомъ дѣлѣ? Неужели съ ногой Анны Николаевны въ чистку давали?

— Какъ такъ съ ногой?

— А видите: кость сбоку торчитъ.

— Да развѣ это кость? Вѣшалка!

Нынче, въ этомъ году, наученный опытомъ, рѣшилъ я поступить гораздо умнѣе. Сговорился со знакомыми кассиршами магазиновъ, чтобы оставляли мнѣ поименный списокъ общихъ знакомыхъ, уплатившихъ за окорокъ въ кассу.

И ходилъ съ такимъ спискомъ съ визитами не на первый день, а врасплохъ — этакъ на третій, на четвертый, когда мѣры предосторожности уже сильно слабѣли.

Приходилъ, садился и говорилъ:

— Ну, выкладывайте окорокъ! Удачно купили?

— Окорокъ?

— Ну да, окорокъ. Вотъ этотъ самый… на буфетѣ видите? По счету № 421.

Кое-кто сразу догадывался, какъ отбить атаку. Ссылался на то, что ничего почти не осталось, только кожа да кости. Но многіе отъ неожиданности все-же терялись.

И пиръ начинался…

Итакъ, ѣли ли въ этомъ году окорокъ? Такой толстенькій, налитой, съ бумажными фестончиками на концѣ?. Помните?

Не ѣли? Ага! А я ѣлъ.

А. Ренниковъ.
Возрожденіе, №697, 30 апрѣля 1927.

Views: 21