Поистинѣ грустная исторія…
Написалъ мнѣ мой пріятель изъ Ниццы:
«Дорогой имя рекъ. Ради Бога, сдѣлай одолженіе. Жена моя расчитала Марью Ивановну и теперь ищетъ новую кухарку, но обязательно неинтеллигентную. Ты представить себѣ не можешь, какъ намучились мы съ этой Марьей Ивановной. Не говорю уже о томъ, что мнѣ приходилось самому чистить башмаки и топить камины, а женѣ — мыть посуду. Неловко было заставлять дѣлать все это хрупкую интеллигентную женщину, да еще такую, у которой мы подолгу гостили въ ея великолѣпномъ орловскомъ имѣніи. Однако въ послѣднее время мы оба окончательно изнемогли. Когда Марья Ивановна по вечерамъ идетъ на концертъ или въ гости, мы оба спѣшно гладимъ ей платье, комбинезонъ, поднимаемъ петли на чулкахъ. А на ночь я или жена должны у ея постели читать вслухъ романы: глаза у Марьи Ивановны слабые, а засыпать безъ чтенія она не привыкла. Родной мой, дай въ газету объявленіе, что въ Ниццу требуется совершенно неинтеллигентная кухарка. Можетъ быть, хоть у васъ въ Парижѣ найдется такая. У насъ, увы, русскихъ женщинъ съ образованіемъ ниже Бестужевскихъ курсовъ нѣтъ».
Перечиталъ я письмо пріятеля, вздохнулъ и сдалъ объявленіе:
«Въ инт. семью въ Ниццѣ спѣш. треб. кухарка, умѣющ. гот., стир., глад., почин. б., чист. башм., мыть пос., и проч. Дор. оплач. Обязат. условіе — полная неинтеллигентность».
Указалъ я въ объявленіи часы пріема, адресъ, и съ горькимъ чувствомъ сталъ ждать. И безъ чужихъ порученій — жизнь не сладка, а тутъ изволь возиться съ такимъ щекотливымъ дѣломъ!
— Можно войтить?
— Пожалуйста.
Въ узкую дверь моей комнаты втиснулась полная женщина, повязанная цвѣтнымъ платочкомъ, держа какой-то свертокъ въ рукѣ. Лицо женщины было ярко румянымъ, брови — густо-черные, платье въ пестрыхъ разводахъ. Казалось, что настоящая жизнерадостная малявинская баба сошла съ полотна, заполнила своей черноземностью сѣрый пейзажъ унылой французской квартиры.
Платье было только короткое. Да чулочки тѣлесные, шелковые. Но что подѣлаешь? И до нихъ, какъ извѣстно, докатывается проклятая мода.
— Здрасьте!
Она въ знакъ привѣтствія высоко подняла руку, опустила, сама низко склонилась, пригнувъ корпусъ къ полу.
— Добрый день, гой еси добрый молодецъ! — протяжно, пріятнымъ груднымъ голосомъ, добавила она.
— Вы по объявленію, сударыня? — внимательно всматриваясь въ неинтеллигентную бабу, подозрительно спросилъ я.
— Вѣстимо по объявленію, родимый. Вѣстимо. Люди добрые сказывали, што кухарка вамъ требуется, такъ я, значить, тово… Могу и обѣдъ сготовить, и бѣлье постирать, и все прочее такое. Антиллигентности во мнѣ никакой, сами мы простые, рязанскіе. А мужъ мой — тотъ казакъ, на заводѣ у Рена служитъ.
Она вздохнула, полѣзла рукой въ черную сумочку, достала оттуда горсть подсолнечныхъ сѣмячекъ, громко начала щелкать.
— Такъ-съ, хорошо… — осторожно обходя бабу и оглядывая ее со всѣхъ сторонъ, произнесъ я. — Значитъ, вы рязанская.- Люблю я, знаете, рязанскую губернію. Просторъ, ширь… Небось, самой приходилось и пахать и сѣять?
— А какъ же. Вѣстимо, родной, приходилось. Вѣстимо. Запряжешь, бывало, Сивку-Бурку, вѣщую Каурку, и пойдешь съ нею бѣлить желѣзо о сырую землю. А вокругъ благодать-то какая! Благодать! Красавица-зорька въ небѣ загорѣлась, изъ большого лѣса солнышко выходить…
— Графиня! — подойдя вплотную къ посѣтительницѣ, строго заговорилъ я.
— Бросьте ваши штучки.
— Чаво?
— Графиня! Вы же читали, что требуется обязательно неинтеллигентная. Зачѣмъ вы пришли?
— Я? — удивленно посмотрѣла на меня жепщина. — А чаво этаво? Хдѣ графиня?
Она поблѣднѣла, обернулась, осмотрѣлась вокругъ.
— Нѣтъ, нѣтъ, вы не смотрите туда, — твердо продолжалъ я. — Слава Богу, у меня на лица хорошая память. Я отлично помню, какъ вы продавали мнѣ шампанское на благотворительномъ вечерѣ в залѣ Гужонъ.
Она посмотрѣла на меня, нахмурилась, разочарованно бросила сѣмячки въ сумочку.
— Да, вѣрно, продавала, — грустно произнесла она, снимая съ головы платокъ и доставая изъ свертка маленькую модную шляпку. — Какъ обидно! Только странные все-таки эти ваши ницскіе буржуи. Развѣ не все равно имъ, кто я такая? Напрасно платокъ пришлось купить и потратиться на сѣмена, турнесоли… [1]
Сухо кинувъ «бонжуръ, мсье», она круто повернулась, вышла. А черезъ полчаса въ дверь опять постучали.
— Можно?
На этотъ разъ все было начистоту. Явилась скромная барышня и стала увѣрять, что, хотя она и кончила гимназію, но все забыла:и чему равняется сумма угловъ треугольникѣ, и что такое «пи», и куда впадаетъ Амазонка, и кто написалъ «Недоросля». Долго и настойчиво убѣждала она, что между интеллигентными и не интеллигентными людьми разницы никакой нѣтъ, такъ какъ сейчасъ вездѣ всеобщее избирательное право, и что теперь даже рабочіе бываютъ министрами. Но я твердо стоялъ на своемъ. Пріятелю нуженъ былъ не министръ, а кухарка, и я не могъ превысить своихъ полномочій.
Только черезъ недѣлю, отказавъ чуть ли не двадцати просительницамъ, я остановилъ свой выборъ на скромной симпатичной старушкѣ, которую прислалъ ко мнѣ одинъ добрый знакомый. У старушки лицо было обвѣтренное, морщинистое, на подбородкѣ отъ старости росла сѣдая щетинка, голосъ былъ хриплый, грубоватый, и когда старуха говорила, то къ каждой фразѣ всегда прибавляла «тае».
Купилъ я кухаркѣ билетъ, усадилъ въ поѣздъ, далъ на дорогу авансъ, чтобы окупить расходы до прибытія въ Ниццу. И черезъ двѣ недѣли получаю отъ друга письмо:
«Дорогой имя рекъ. Спѣшу сообщить тебѣ, что съ кухаркой вышло недоразумѣніе, кончившееся, однако, къ общему благополучію обѣихъ сторонъ. Какъ оказалось, твоя старушка вовсе не старушка, а генералъ-отъ-инфантеріи, очень милый, культурный и обязательный человѣкъ. Всѣ свои обязанности въ теченіе дня онъ исполняетъ съ поразительной добросовѣстностью и аккуратностью, а по вечерамъ мы вмѣстѣ съ нимъ и съ Евгеніемъ Николаевичемъ садимся за столъ и играемъ въ бриджъ. Большое спасибо тебѣ, дорогой, за услугу. Если понадобится что-нибудь въ Ниццѣ, напиши. Тоже исполню въ точности».
А. Ренниковъ
Возрожденіе, №1173, 18 августа 1928
[1] Турнесоли, отъ le tourne-sol, фр. — подсолнечникъ.
Views: 38