Какъ устроить въ бѣженской комнатѣ елку?

Этотъ вопросъ, пріобрѣтающій въ настоящіе дни остро-актуальное значеніе, рѣшается совсѣмъ не такъ легко, какъ кажется съ перваго взгляда.

Прежде всего, чтобы усторить елку, нужно ее раздобыть.

Это разъ.

Затѣмъ, если елка пріобрѣтена, необходимо ее куда-нибудь поставить. Это — два. Очень серьезное и тревожное два.

Наконецъ, на елку обязательно требуется что-нибудь повѣсить. Не обыкновенныя обиходныя вещи, а такія, которыя круглый годъ ровно никому не нужны.

Вспоминая, въ связи съ послѣднимъ обстоятельствомъ, желѣзный законъ экономики, въ силу котораго, черезчуръ ненужныя вещи всегда черезчуръ дорого стоятъ — мы получаемъ третье препятствіе. Препятствіе иногда столь непреодолимое, что подчасъ остается единственный выходъ:

Для сокращенія расходовъ повѣситься на елкѣ самому.

Къ сожалѣнію, многіе изъ насъ, даже бездѣтные, до сихъ поръ не могутъ обойтись безъ елочки исключительно изъ одного чувства суевѣрія. Я лично, напримѣръ, какъ ни читаю «Исторію второй русской революціи», а все-таки твердо увѣренъ, что вся бѣда стряслась надо мною изъ-за Сочельника 1916 года.

Единственный разъ въ жизни почему-то забылъ купить елку — и въ результатѣ: 1917 годъ, мартъ, октябрь, бѣгство на югъ.

Всѣми силами своей реакціонной души старался я впослѣдствіи реставрировать утраченное. Въ 1917 году, проводя Сочельникъ въ Баку, разрѣзалъ гостиничную стеариновую свѣчку на нѣсколько частей, вставилъ ихъ въ фикусъ.

И оказалось недостаточнымъ: бѣжалъ.

Въ 1919 году въ вагонѣ «Освага» на новороссійскихъ запасныхъ путяхъ такія же свѣчки возжегъ я на верхней полкѣ, воткнувъ ихъ въ выпрошенный у начальника станціи горшечекъ герани.

И снова бѣжалъ: герань не помогла.

Послѣ эвакуаціи, въ сербской провинціи, отличную елку удалось мнѣ найти въ саду у хозяйки. Но хозяйка категорически запретила срубать деревцо, и каждый разъ приходилось праздновать Сочельникъ прямо въ саду, на чистомъ воздухѣ.

Результаты не замедлили сказаться. Опять — чемоданы. Опять скитанья, опять — переѣзды. Вмѣсто Россіи — Парижъ.

Послѣ всего перечисленнаго неудивительно, что я твердо рѣшилъ устроить елку по всѣмъ правиламъ, хотя бы въ текущемъ году. Разрѣшить первую задачу — пріобрѣсти дерево, слава Богу, уже удалось.

Одинъ русскій старожилъ, спасибо ему, научилъ, какъ за пять франковъ можно получить елку, цѣна которой — пятьдесятъ. Для этого нужно только простоять въ католическій Сочельникъ возлѣ продавщицы елокъ до поздняго вечера и терпѣливо дождаться, пока всѣ французы разбѣгутся на Ревейонъ.

Я такъ и сдѣлалъ.

Когда все, что могло разбѣжаться, уже разбежалось, и на площади, кромѣ одной непроданной елки, старушки и меня, не осталось почти никого, я подошелъ, поздоровался, началъ ощупывать вѣтви.

— Какъ обидно, мадамъ, что елка осталась! Сколько стоитъ?

— Пятьдесятъ.

Я покачалъ головой, произнесъ «О, ла-ла!» — отошелъ, закурилъ. Черезъ полъ часа снова приблизился.

— Ревейонъ начался? — съ грустью спросилъ я.

— Да.

— А елка? Что съ елкой будетъ?

Она не отвѣтила. Но по вязанному платку, поднятому изъ-за мороза до самыхъ глазъ, ясно чувствовалось, что побѣда близка.

Еще полъ часа миновало. Порывисто подпрыгивая на мѣстѣ, она какъ бы случайно спросила:

— Хотите, мсье, рабэ? [1]

— Конечно, мадамъ.

— Напримѣръ?

— Могу дать пять.

— За нее — пять? Вы смѣетесь, мсье! Сорокъ.

— Я подожду, мадамъ. Мнѣ спѣшить некуда.

И, посмотрѣвъ на часы, я добавилъ задумчиво:

— Еще тринадцать дней. Времени хватитъ.

На мое счастье, подулъ рѣзкій ледяной вѣтеръ.

Будь у продавщицы достаточно теплые чулки, мы бы, пожалуй, еще долго боролись. Но минутъ черезъ десять она со стономъ присѣла на корточки, стала растирать ногу.

— Двадцать, — жалобно прошептала она.

— Пять.

— Пятнадцать, мсье!

— Пять.

— У меня дома дѣти остались… Больныя… Десять!

— Пять.

Дотащить домой елку кое-какъ удалось. Были, конечно, препятствія, обычная въ такихъ случаяхъ усталость, боль въ поясницѣ, засорившійся глазъ.

Но когда я внесъ драгоцѣнную ношу въ свою комнату, сразу пришло въ голову второе грозное бѣженское обстоятельство:

Куда поставить?

Елка-то чудесная, развѣсистая, ароматная, словъ нѣтъ. Но когда я развязалъ веревки, дерево сразу же слишкомъ порывисто расправило могучія плечи. Одна вѣтка со звономъ ударила въ зеркало, другая по умывальнику, третья сбила съ письменнаго стола чернильницу, четвертая разлеглась на кровати, фамильярно похлопывая эдредонъ. [2]

— Въ тѣснотѣ, да не въ обидѣ, — бодро подумалъ я. Но въ душѣ что-то заныло. Главное — умывальники и шкапъ. Ясно, что или они, или она. Но куда въ такомъ случаѣ ихъ? Или куда ее, если не ихъ?

Нѣтъ, однако, такихъ положеній въ мірѣ, къ которымъ русскій бѣженецъ не приспособился бы.

Въ настоящее время я уже достаточно обжился въ новыхъ условіяхъ; въ ожиданіи Сочельника второй вопросъ о елкѣ считаю кое-какъ разрѣшеннымъ. Конечно, къ шкапу сквозь вѣтви пролѣзаю по утрамъ, какъ Тарзанъ. За столомъ пишу, увѣнчанный еловымъ вѣнкомъ; камина давно не топлю, тоже по принципу: или онъ, или она. Умываюсь исподтишка, осторожно, чтобы не занозить голой спины.

Но зато по ночамъ, когда бываетъ безсонница, и когда упругая вѣтвь при каждомъ движеніи одѣяла хлещетъ по лицу и сыплетъ сухія иглы за шею, я мучительно обдумываю третье затрудненіе, которое предстоитъ преодолѣть въ ближайшіе
дни:

Чѣмъ украсить красавицу?

Думаю, думаю, а въ тревожномъ снѣ послѣ этого вижу, почему-то, не зажженныя свѣчи, не ярко сіяющія бездѣлушки, а грандіозный пожаръ сосноваго лѣса. И слышу испуганный голосъ консьержки:

— Мсье-дамъ! Онъ сожжетъ Францію!

А. Ренниковъ.
Возрожденіе, №579, 2 января 1927.

[1] Скидку.

[2] Одѣяло.

Views: 27