Везетъ иногда на такіе непріятные случаи.

Ѣду въ вагонѣ трамвая, просматриваю англійскій журналъ, а противъ меня двое французов: почтенная старушка и солидный пожилой господинъ.

— А кто у васъ сейчасъ квартиранты, мадамъ? — спрошиваетъ господинъ. — По-прежнему русскіе?

— О, да, мсье. Русскіе, — вздыхаетъ она.

— Плохо платятъ, я полагаю?

— Какъ вамъ сказать, мсье Фуко… Не плохо, нѣтъ. Но всегда очень странно. То слишкомъ впередъ, то слишкомъ назадъ. А на дняхъ, знаете, одинъ меня ночью даже перепугалъ. Стучитъ ко мнѣ въ спальню въ половинѣ второго и кричитъ: «Мадамъ, получите, пожалуйста, плату за апрѣль мѣсяцъ, а то я забуду».

— Да, странный народъ эти русскіе, странный… — задумчиво проговорилъ господинъ, съ сочувствіемъ взглядывая на собесѣдницу. — Конечно, многое въ ихъ поступкахъ объясняется ностальжи… Безсонница по ночамъ, напримѣръ. Частые гости… Но нѣкоторые русскіе обычаи, мадамъ, для меня все-таки тайна. Вы знаете, напримѣръ, какъ у нихъ относятся къ чужимъ покупкамъ?

— Къ какимъ покупкамъ, мсье?

— А вотъ, если вы зашли къ нимъ въ домъ, мадамъ, а въ рукахъ у васъ случайно какой-нибудь пакетъ съ продуктами. Вы знаете, что они съ ними дѣлаютъ?

— Нѣтъ, не слыхала, мсье.

— О, мадамъ. Это замѣчательно. Они немедленно ихъ съѣдаютъ!

— Продукты?

— Продукты.

— Не можетъ бытъ, мсье Фуко.

— Честное слово, мадамъ Тюйо. Съѣдаютъ сами и тутъ же на вашихъ глазахъ угощаютъ друзей и знакомыхъ. Вы не повѣрите, мадамъ, но въ прошломъ году у меня изъ-за этого ужаснаго обычая цѣлый тортъ за 12 франковъ пропалъ. Былъ у насъ въ бюро тогда одинъ русскій сослуживецъ — мсье Шешевицинъ… Какъ-то разъ, возвращаясь домой, заѣхалъ я къ нему на квартиру съ порученіемъ отъ шефа, а въ рукахъ у меня былъ отличный шоколадный тортъ, который я купилъ по дорогѣ для своей маленькой Ивонны. Захожу я къ Шешевицину, стучу, а у него комната полна пароду. Сидятъ на стульяхъ, на чемоданахъ, на кровати… Человѣкъ пятнадцать, если не больше. Стою я въ дверяхъ, не хочу входить, а мсье Шешевицинъ тащитъ внутрь, проситъ пальто снять. Мадамъ Шешевицинъ тоже подходитъ, любезно предлагаетъ посидѣть, выпитъ чашку чая съ вареньемъ.

— Ну, — думаю я, — если люди такъ уговариваютъ, значитъ, обычай у нихъ такой. Нужно повиноваться. Кромѣ того, гости тоже вмѣшались. Одинъ схватилъ меня за руку, не хочетъ пускать, другой помогаетъ снимать пальто, громко кричитъ: «Вивъ ла Франсъ!»

Положилъ я пальто, мадамъ, на маленькій столикъ, гдѣ другія вещи лежали, сверху осторожно расположилъ тортъ, чтобы кто-нибудь случайно не раздавилъ. И сажусь къ столу. Мсье Шешевицинъ любезно стулъ для меня гдѣ то нашелъ. Мадамъ Шешевицинъ чашку съ чаемъ придвигаетъ, блюдце даетъ, чтобы варенья попробовалъ.

Говорили мы съ ней о службѣ, о прибавкахъ, о сменъ англэзъ… [1] О плохой погодѣ кое-что тоже успѣли пріятное другъ другу сказать. И случайно поворачиваю я голову, оглядываю столъ, и вдругъ вижу: мой тортъ!

— На столѣ? — удивленно простонала старушка.

— Нa столѣ, мадамъ. На самомъ столѣ посрединѣ. Лежитъ рядамъ съ бискюи, съ конфитюръ, уже нарѣзанный на кусочки. А Шешевицинъ вокругъ стола бѣгаетъ, хлопочетъ. Не повѣрилъ я сначала, мадамъ, своимъ глазамъ. Можетъ быть, это галлюцинація, думаю? Или тортъ, можетъ быть, похожій, изъ той же самой конфизери? Однако, чѣмъ больше я вглядывался, мадамъ, тѣмъ больше убѣждался, ошибки нѣтъ. Мой! И снизу цвѣтъ картона такой же, и сверху узоръ одинаковый. Повернулъ я остороясно голову назадъ, бросилъ взглядъ на столикъ съ пальто и послѣднія сомнѣнія разсѣялись. Исчезъ пакетъ!

— О, мой Богъ! — подняла глаза къ небу старушка. — Какая непріятность для Ивонны!

— Сижу я, такпмъ образомъ, мадамъ, весь холодный отъ удивленія, думаю: что же теперь будетъ? А мсье Шешевицинъ стоить съ ножемъ въ рукѣ, что-то по-русски всѣхъ спрашиваетъ, начинаетъ раскладыватъ тортъ по тарелочкамъ. «Мсье Фуко, — обращается онъ ко мнѣ съ пріятной улыбкой. — А вашъ тортъ имѣетъ успѣхъ. Вы видите?»

— Вижу, — отвѣчаю я. — Очень хорошо вижу.

— Съ вашей стороны, мсье, подобное подношеніе — большое вниманіе къ избранію моего мужа членомъ правленія демократическаго объединенія, — любезно говоритъ, въ свою очередь, мадамъ Шешевицинъ. — Вы, должно быть, бывали раньше у русскихъ?

— Нѣтъ, никогда не бывалъ, мадамъ. — говорю я любезно. — Въ первый разъ сегодня. Но и въ первый разъ, мадамъ, въ восхищеніи отъ вашихъ обычаевъ.

Попрощался я черезъ нѣсколько минутъ съ Шешевицинымъ, надѣлъ пальто, ушелъ. И вотъ, съ этихъ поръ никогда принципіально не захожу къ русскихъ. Ну, хорошо, что дѣло кончилось тортомъ. Хотя двѣнадцать франковъ тоже — кое-что, вы понимаете сами, мадамъ… Но кто можетъ поручиться за этилъ таинственныхъ восточныхъ людей?

[1] Сменъ англэзъ, la semaine anglaise — пятидневная рабочая недѣля.

А. Ренниковъ
Возрожденіе, №1428, 30 мая 1929

Views: 28