Предположимъ, что мы съ вами попали на засѣданіе политбюро. Вотъ какъ, примѣрно, это вымышленное засѣданіе текло бы передъ нашими глазами (для ясности и наглядности, беру всѣмъ извѣстныя темы). Вопросовъ много: обсуждается 70— 100—150 вопросовъ! Все это проходитъ въ феерическомъ темпѣ. Разсматриваются вперемежку самые разнообразные предметы. Донуголь проситъ объ увеличеніи отпускной цѣны угля съ 17 копеекъ до 19. Ходатайство Донугля отклонить. Чичеринъ докладываетъ, что найденъ способъ оттянуть уплату по нѣмецкимъ векселямъ, ставившую наркомторгъ въ безвыходное положеніе; для этого нужно только объявить одного изъ Литвиновыхъ мошенникомъ, чему никто особенно не удивится. Хорошо; предложеніе Чичерина принять. Товарищъ Андреевъ докладываетъ о наступающей кампаніи по перезаключенію коллективныхъ договоровъ рабочихъ и служащихъ съ администраціей. Признать невозможнымъ повышеніе заработной платы. Поручить всесоюзному центральному совѣту профсоюзовъ добиться повышенія производительности труда на 2,9%… Дѣло о саботажѣ въ Донбассѣ. Вызваны товарищи Менжинскій. Ягода, Курскій, Крыленко, Литвиновъ, Чичеринъ. «Кто докладчикъ отъ ГПУ?» «Т. Ягода». «Три минуты, товарищъ Ягода». Ягода докладываетъ. «Заключеніе наркомюста. Двѣ минуты». Крыленко даетъ заключеніе наркомюста. «Покороче, т. Крыленко. Здѣсь вамъ не верховный судъ». «Будемъ «прѣть» но этому поводу?» Пренія. Чичеринъ взволнованъ. «Я давно хотѣлъ обратить вниманіе политбюро, что разстрѣлы по постановленіямъ ГПУ производятъ очень тяжелое впечатлѣніе на заграничное общественное мнѣніе и чрезвычайно затрудняютъ нашу дипломатическую работу. Я бы очень просилъ политбюро проводить эти разстрѣлы приговорами верхсуда. По существу, для насъ это ничего не измѣнить, а заграницей это будетъ воспринято совершенно иначе».

Поговорили нѣсколько минуть. Пренія закончены. «Резюмирую, говоритъ предсѣдатель: предложеніе ГПУ о разстрѣлѣ 5 обвиняемыхъ и различныхъ срокахъ заключенія для остальныхъ — принять. Провести это постановленіе приговоромъ верховнаго суда». Срывается съ мѣста Литвиновъ: «Я предлагаю, чтобы еще больше втереть очки Западу, назначить предсѣдателемъ суда по этому дѣлу ректора московскаго университета; онъ — коммунистъ и процессъ проведетъ прекрасно. А всѣ англійскіе патентованные дураки умилятся: вотъ, дескать, безпристрастность совѣтскаго правосудія — ректора въ предсѣдатели суда посадили». Дружный смѣхъ. Предсѣдатель спрашиваетъ: «Нѣтъ возраженій? Принято. Назначить предсѣдателемъ суда по этому дѣлу т. Вышинскаго какъ ректора московскаго университета. Возложить персональную отвѣтственность за веденіе процесса на т. Вышинскаго. Поручить отдѣлу печати ЦК провести широкую агитаціонную кампанію въ прессѣ, подчеркивая связь обвиняемыхъ съ иностранными капиталистами и изображая саботажъ спеціалистовъ какъ попытку подготовки враждебныхъ интеллигентскихъ слоевъ къ войнѣ. Обратить вниманіе ЦК компартіи Украины на недопустимую халатность, проявленную въ данномъ дѣлѣ бахмутской партійной организаціей. Все? Все. Пошли дальше».

И засѣданіе перепархиваетъ къ слѣдующему вопросу. А вечеромъ того же дня верховный судъ и т. Вышинскій получаютъ выписку изъ протокола политбюро, въ которую включенъ приговоръ суда. Вслѣдъ за этимъ добросовѣстно, въ теченіе недѣль будетъ разыгрываться комедія судебнаго процесса, съ допросами обвиняемыхъ и свидѣтелей, патетическими рѣчами прокурора и жалостливыми призывами защитниковъ. Въ теченіе долгихъ недѣль публика будетъ замирать отъ волненія: «разстрѣляютъ или не разстрѣляютъ?» Только т. Вышинскій и т. Крыленко будутъ сохранять хладнокровіе. Имъ незачѣмъ сомнѣваться насчетъ приговора суда. Они знаютъ немножко больше, чѣмъ публика въ залѣ.

Такъ и тянутся ниточки со всѣхъ концовъ страны, изъ всѣхъ учрежденій, въ политбюро. Здѣсь, въ центрѣ, все рѣшается, и эти рѣшенія приводятъ въ движеніе по нужнымъ направленіямъ всю громоздкую и сложную государственную машину. Политбюро рѣшаетъ, а во исполненіе его рѣшеній ЦИК-и и совнаркомы издаютъ декреты, Чичерины пишутъ ноты, Крыленки произносятъ рѣчи, исполненныя революціоннаго негодованія, профсоюзы доказываютъ трудящимся, что повышеніе заработной платы идетъ вразрѣзъ съ интересами самихъ трудящихся, отдаляя желанную минуту построенія соціализма въ одной странѣ, ГПУ разстрѣливаетъ въ тиши подваловъ, газеты поднимаютъ дружный вой о неизбывной гидрѣ иностранной контръ-революціи, а распущенныя комсомольскія банды носятъ по улицамъ карикатурные портреты Чемберлена и Пилсудскаго, немногимъ отличающіеся по стилю отъ настоящихъ памятниковъ Марксу и Ленину.

Судя по разнообразію обсуждаемыхъ вопросовъ, политбюро должно дѣйствительно все знать. А попробуйте все знать и во всемъ разбираться, когда у васъ рядомъ со Сталинымъ сидитъ Молотовъ, рядомъ съ символичнымъ однофамильцемъ «рыковки» [1] сидитъ горькій пьяница Куйбышевъ, смотрятъ другъ на друга оловянными глазами Михаилъ Ивановичъ и Клементій Ефремовичъ, а глухой Томскій подходитъ къ каждому оратору и приставляетъ руку рупоромъ не то къ собственному уху, не то ко рту оратора. Строго говоря, картина жалкая.

Все время мельчаетъ политбюро. Давно уже нѣтъ Ленина, давно уже не угрожаетъ хлопнуть дверью Троцкій, давно уже нѣтъ жизнерадостнаго Каменева, давно уже не вноситъ Радекъ въ засѣданія политбюро своеобразнаго висѣльницкаго юмора, подчеркнутаго не менѣе своеобразнымъ языкомъ (вообще, на засѣданіяхъ политбюро не встрѣтите особенно чистаго литературнаго языка, но Радекъ и здѣсь умудрялся бить всѣ рекорды, очень часто произнося цѣлыя фразы, въ которыхъ ни одно слово не имѣло правильнаго ударенія: «не пудле-жить ника-кому сумлѣнію». «какъ песъ на-плакалъ» и пр. въ томъ же родѣ). Каждый годъ удаляетъ Сталинъ изъ политбюро ненадежныхъ людей, каждый годъ расширяетъ составъ политбюро, вводя въ него покорную и туповатую публику. Уже давно нѣтъ въ политбюро евреевъ съ гибкимъ и изворотливымъ умомъ, и совѣтская Россія реагируетъ на это невиннымъ анекдотомъ въ стилѣ кавказскихъ загадокъ: «Какая разница между Сталинымъ и Моисеемъ?» — «Видите ли, Моисей вывелъ евреевъ изъ Египта, а Сталинъ изъ политбюро».

Былъ въ исторіи политбюро свой переходный періодъ. Это было въ 1923-24 гг.,когда политбюро на время потеряло свои функціи верховнаго политическаго органа. Тогда фактически рѣшала всѣ вопросы знаменитая «тройка» — Зиновьевъ, Каменевъ и Сталинъ. Дѣлалось это при помощи простенькаго техническаго пріема. За два дня до засѣданія политбюро тройка собиралась (чаще всего въ кабинетѣ Сталина, иногда на квартирѣ у Зиновьева) для утвержденія повѣстки политбюро. Пишущій эти строки и секретаріатъ Сталина докладывали проектъ повѣстки, и члены тройки тутъ же не только рѣшали, включать ли вопросъ въ повѣстку ближайшаго засѣданія политбюро, но и обмѣнивались мнѣніями по существу вопросовъ, не стѣсняясь нашего присутствія, и предрѣшая, какъ этотъ вопросъ долженъ быть разрѣшенъ на послѣдующемъ засѣданіи политбюро, на которомъ они выступали сомкнутымъ фронтомъ и всегда проводили намѣченное заранѣе рѣшеніе, превращая, такимъ образомъ, политбюро въ фикцію. Тогда на засѣданіяхъ политбюро Троцкій сталъ демонстративно читать французскіе романы, и въ случаѣ обращенія дѣлалъ видъ, что несказанно пораженъ этимъ случаемъ.

Скоро времена перемѣнились, Сталинъ ликвидировалъ засѣданія тройки, которыя и были настоящими засѣданіями правительства, а затѣмъ довольно безцеремонно предложилъ «выйти вонъ» Каменеву и Зиновьеву. Было много шума и звона разбиваемой посуды, и называлось все это — борьбой съ оппозиціей. Этой мрачной темѣ будетъ посвящена наша слѣдующая статья.

А политбюро стало тѣмъ, чѣмъ оно является и сейчасъ — очень некомпетентнымъ органомъ, который съ милостиваго благословенія Сталина разрѣшаетъ всѣ вопросы руководства жизнью необъятной страны, и, между прочими дѣлами, понемножку подготовляетъ революціи заграницей.

Б. Бажановъ
Возрожденіе, №1267, 1928

[1] Рыковкой въ совѣтской Россіи конца 20-хъ называли водку, за общеизвѣстное пристрастіе къ ней Рыкова.

Views: 26