Василій Меркушовъ. Въ туманѣ. Изъ записокъ командира подводной лодки «Окунь»

Нѣтъ ничего хуже тумана на морѣ.

Сплошной стѣной обступаетъ онъ находящіеся въ морѣ корабли, лишая возможности видѣть другъ друга, скрывая отъ нихъ огражденія мелей, банокъ и близость берега съ его маяками и знаками. Вокругъ стоитъ одна молочно-бѣлая пелена, заглушающая всякіе звуки, и только пушечные выстрѣлы, пронзительный вой судовой сирены и удары колокола способны нарушить дьявольское наважденіе.

Если непріятно было попасть въ туманъ въ мирныя времена и на обыкновенномъ кораблѣ, то въ дни войны и на подводной лодкѣ это было во много разъ хуже. Туманъ и мертвый штиль, когда море какъ зеркало и на его гладкой поверхности не видно не только легкой волны, но даже ряби, являются злѣйшими врагами подводныхъ лодокъ, самое опасное для нихъ состояніе погоды и моря.

Утро 5/18 іюля 1915 года, когда начальникъ морскихъ силъ Рижскаго залива получилъ предупрежденіе о намѣреніи нѣмцевъ продолжать траленіе минъ у занятой ими Виндавы, дабы, въ ту же ночь, привести туда транспорты съ войсками, было очень туманное.

Къ часу дня туманъ порѣдѣлъ и «Окунь» вышелъ въ море съ цѣлью помѣшать противнику выполнить его намѣреніе.

Подойдя къ Виндавѣ на 5-6 миль, увидѣли въ туманѣ дымки германскихъ миноносцевъ, очевидно занятыхъ охраной работавшихъ тральщиковъ. Не имѣя возможности, по разнымъ причинамъ, обогнуть раздѣлявшее противниковъ минное загражденіе, «Окунь», простоявъ на мѣстѣ два часа, пошелъ на западъ, въ открытое море.

Около 11 часовъ вечера застопорили машину, предполагая остаться здѣсь до утра.

Къ этому времени туманъ сталъ плотнѣе и горизонтъ сократился на нѣсколько саженъ.

На морѣ — мертвая тишина; ни одного звука, ни одного всплеска, вода какъ въ блюдцѣ. Совершенно невольно подчиняясь окружающей тишинѣ, всѣ начали вести свои разговоры въ полголоса. Приготовляясь къ ночевкѣ и желая предохранять себя отъ всякихъ случайностей, наполнилъ цистерны такъ, что надъ водою осталась одна рубка. Входной люкъ на ней оставался открытымъ и наверху находились мичманъ и два матроса. Убѣдившись, что все исправно и готово къ немедленному погруженію, легъ спать, приказавъ, въ случаѣ надобности, немедленно будить.

6/19 іюля, въ 2 часа ночи, прибѣжалъ вахтенный съ докладомъ, что слышна работа машины какого-то идущаго самымъ малымъ ходомъ корабля.

Бросился наверхъ.

Свѣтаетъ… Туманъ какъ молоко… Кругомъ видно не дальше тридцати саженъ… Среди мертвой тишины ясно слышенъ шумъ отъ работающей самымъ малымъ ходомъ машины.

«Приближается», докладываетъ мичманъ… — «Давайте погружаться…» «Прикажете будить команду?» «Подождите. Намъ надо наполнить только одну цистерну. Всегда успѣемъ. Пусть спятъ..» Всѣ четверо усиленно прислушиваемся… Приближается… Да, да… «Будите команду». Шумъ становится все явственнѣе…

Тишина на морѣ полнѣйшая; разговариваемъ шопотомъ… «Не пойти ли на шумъ? Быть можетъ удастся выстрѣлить миной, — говоритъ мичманъ. — Хорошо бы…» «Да больно ужъ густъ туманъ, ничего не видать… Какъ бы самимъ не нарваться, — отвѣчаю ему. — Чортъ съ нимъ. Въ другой разъ». Разбуженные матросы начинаютъ лѣзть наверхъ. Въ рубкѣ слышны громкіе полоса и, въ отверстіи люка появляются голова и плечи передового. «Куда прете, черти! — грозно шиплю на нихъ. — Молчать… Внизъ. Двумъ остаться… Слушайте хорошенько, — приказалъ имъ, дабы провѣрить впечатлѣніе свое и вахтенныхъ… — Слышите?» «Такъ точно. Хорошо слышно, близко…»

Дѣйствительно, шумъ отъ работающей машины непріятельскаго корабля былъ отчетливо слышенъ и держался, какъ будто, на томъ же разстояніи. Постепенно онъ началъ удаляться; все тише и тише, наконецъ, совсѣмъ прекратился. Еще съ часъ оставался я наверху, а потомъ спустился внизъ досыпать. Это могъ быть непріятельскій корабль, — заградитель или дозорное судно, — ибо нашимъ дѣлать здѣсь было нечего.

Утромъ туманъ и штиль тѣ же.

Рѣшилъ возвращаться, такъ какъ, по обстоятельствамъ погоды, никакой пользы принести не могъ.

На всякій случай подождалъ до полдня и, когда, подъ дѣйствіемъ солнечныхъ лучей, туманъ значительно порѣдѣлъ, въ часъ дня 6/19 іюля далъ ходъ, направляясь обратно въ Рижскій заливъ.

Пользуясь благопріятной погодой, идемъ въ полупогруженномъ состояніи. Вся палуба подъ водою и только кончикъ форштевня, разсѣкая морскую гладь и пѣня воду, вмѣстѣ съ боевой рубкой, возвышаются надъ поверхностью заснувшаго подъ солнцемъ Балтійскаго моря.

Ровно черезъ двадцать минутъ такого безмятежнаго плаванія, въ 50-ти саженяхъ справа, увидѣли грозно торчавшіе изъ воды рога германскихъ минъ загражденія, почему-либо не ставшихъ на заданную глубину и плававшихъ близко къ поверхности моря…

Вотъ такъ штука, хорошее выбралъ мѣсто для ночевки. А не работа ли это судна, проходившаго ночью мимо насъ?.. *)

Какъ поставлены мины? По какому направленію? Не угадаешь — взорвешься… Не зная, гдѣ найдешь, гдѣ потеряешь, продолжалъ идти тѣмъ же курсомъ, такъ и не стопоря машины.

Справа, нѣтъ-нѣтъ, а снова показывались подлые рога германскихъ минъ загражденія, изъ нихъ часть только чуть-чуть торчала надъ гладкой морской поверхностью. Какъ оказалось, поступилъ правильно, ибо «Окунь» шелъ теперь параллельно загражденію и не пересѣкалъ его. Далеко вправо открылся маякъ Люзерортъ и стало ясно, что подводная лодка шла прямо на наши минныя загражденія Ирбенскаго пролива. Надо поворачивать вправо, на югъ, но гдѣ конецъ германскаго загражденія? **) Вдругъ справа на носу, среди моря, замѣтили какое-то большущее бревно, стоявшее вертикально, съ легкимъ наклономъ. Что за исторія? Странно… Для чего оно здѣсь? Что означаетъ? Не можетъ быть, чтобы нѣмцы отмѣтили имъ конецъ загражденія… Глупо… Однако похоже на это… Ну была ни была, пройдя бревно, круто повернулъ вправо, стремясь выйти на параллель маяка, для входа потомъ въ Рижскій заливъ. Пригрѣтый солнцемъ туманъ настолько порѣдѣлъ, что видно далеко кругомъ. Идемъ совершенно спокойно, въ морѣ ни души. Несмотря на это, вахтенный сигнальщикъ прилежно слѣдилъ за окружающимъ, ища непріятеля на водѣ и въ воздухѣ. Еще какихъ-нибудь 10-12 миль и мы дома. Мѣрно стучитъ Дизель-моторъ, а въ задней части рубки, кто прислонившись къ поручнямъ, кто сидя на нихъ и болтая ногами, надъ открытымъ люкомъ, куря и разговаривая, собрались свободные отъ вахты матросы, наслаждаясь чистымъ воздухомъ и солнцемъ… «Ваше высокоблагородіе! Слѣва что-то чернѣетъ. Далеко только очень, не могу разобрать», докладываетъ сигнальщикъ. Смотрю… далеко, далеко, на минномъ загражденіи Ирбенскаго пролива, чернѣетъ какая-то точка… Вѣроятно, мина… «Посматривай на всякій случай»… «Есть!» Подходимъ ближе… «Пожалуй, шлюпка, для мины велика», говоритъ сигнальщикъ. Подношу бинокль къ глазамъ: да, для мины велика.. Вѣроятно, наши тралятъ… «Ты все же поглядывай». «Есть!» Проходитъ не болѣе пяти минутъ. «Ваше высокоблагородіе! Гидро. Гидро». «Гдѣ? Гдѣ ты видишь?» «Да шлюпка. Вонъ подымается». «Пошелъ авралъ… Стопъ Дизель. Приготовиться къ погруженію. Лишніе внизъ…»

Всѣхъ какъ сдуло съ рубки. Остались наверху только я да боцманъ. Смотримъ въ бинокли и ничего понять не можемъ. Предметъ, принятый раньше за шлюпку, дѣйствительно приподнялся, но сейчасъ же плюхнулся въ воду. Ну, думаю, не разогнался, поторопился нѣмецъ, сейчасъ опять полетитъ…

Опять поднялся, и снова плюхнулся…

Ага. Неисправенъ. Ну сиди, сиди. И, вмѣсто Люзерорта, пошелъ на сѣверъ (дабы войти въ Рижскій заливъ сѣвернымъ проходомъ), не дожидаясь, когда авіаторы исправить свои поврежденія.

На подводной лодкѣ не было ни ружей, ни пулеметовъ, а тѣмъ болѣе пушки, да они и были бы безполезны за дальностью разстоянія.

Подойти же ближе не было никакой возможности, ибо гидроаэропланъ сидѣлъ въ глубинѣ миннаго загражденія, самое лучшее было скрыться отъ него въ надвигавшемся туманѣ.

Къ вечеру туманъ опять началъ сгущаться, а такъ какъ компасъ, какъ выяснилось, показывалъ не совсѣмъ правильно, то изъ боязни попасть на минное загражденіе Ирбенскаго пролива, забрался далеко къ сѣверу. Открывъ маякъ Фильзандъ, повернулъ обратно и пошелъ вдоль берега. Туманъ, будто играючи, поднялся и низкій берегъ острова Эзель былъ виденъ на далекое разстояніе. Въ 11-ть часовъ вечера нашелъ густой туманъ и «Окунь» сталъ на полный якорь, имѣя только одну цистерну незаполненной. На третій день пребыванія въ морѣ, 7/20 іюля, до 11-ти часовъ утра ждали, когда разойдется туманъ, но этого не случилось. Тогда подводная лодка снялась съ якоря и направилась на югъ, изрѣдка подходя къ берегу для опредѣленія своего мѣста. Солдаты на кордонахъ пограничной стражи вездѣ принимали «Окунь» за развѣдчика германской эскадры и доносили: «непріятельская эскадра въ неизвѣстномъ составѣ показалась тамъ-то и тамъ-то». Надѣлали много переполоха, но у нихъ всегда такъ было, — никогда не могли отличать свои корабли отъ германскихъ. Наконецъ, солнце стало одолѣвать; туманъ началъ рѣдѣть и мы увидѣли входную вѣху сѣвернаго фарватера и, въ третьемъ часу дня, «Окунь» подошелъ къ канонерской лодкѣ «Храбрый», стоявшей на якорѣ у маяка Церель. У борта канонерки уже стояли подводныя лодки «Акула» и «Драконъ», изъ нихъ послѣдняя вернулась съ моря наканунѣ вечеромъ, а первая за часъ до насъ. Личный составъ «Храбраго» принялъ насъ очень хорошо, угостилъ обѣдомъ и тутъ мы обмѣнялись впечатлѣніями отъ похода. Оказалось, что кромѣ «Окуня», къ Виндавѣ была послана потомъ «Акула», а «Драконъ» направленъ въ открытое море, на западъ отъ маяка Люзерортъ. Судя по всему, всѣ три подводныя лодки, не подозрѣвая этого, ночевали въ недалекомъ разстояніи другъ отъ друга, а это могло бы кончиться печально.

Если бы одна изъ нихъ вдругъ неожиданно вынырнула изъ тумана, то другая навѣрное пустила бы въ нее мину, со всѣми послѣдствіями отсюда происходящими. Вечеромъ начальникъ минной дивизіи вытребовалъ подводныя лодки къ себѣ, къ Михайловскому маяку. Компасъ вралъ попрежнему, потому буквально вцѣпился въ корму впереди идущаго «Дракона», боясь упустить его, въ ночной мглѣ, изъ виду.

8/21 іюля, въ 1 ч. 20 м. ночи, подошелъ къ борту флагманскаго миноносца «Сибирскій Стрѣлокъ». Начальникъ минной дивизіи, выйдя изъ каюты, выразилъ искреннюю радость по случаю благополучнаго возвращенія «Окуня» и очень интересовался обстоятельствами похода.

Оказалось, что обезпокоенный долгимъ отсутствіемъ подводной лодки, онъ посылалъ миноносцы на поиски, но послѣдніе въ туманѣ ничего не нашли.

Видя, что «Окунь» пропадаетъ полтора сутокъ больше срока, капитанъ 1 ранга Трухачевъ собирался послать командующему флотомъ телеграмму, что лодка не вернулась, но въ это время получилъ радіо «Храбраго» о моемъ возвращеніи.

Каюты офицеровъ миноносца выходили въ каютъ-компанію, потому вскорѣ всѣ уже проснулись отъ разговоровъ и въ каютъ-компаніи сидѣло человѣкъ пять-шесть. Когда, окончивъ свой докладъ, я выразилъ глубокое сожалѣніе, что ничего сдѣлать не удалось, Трухачевъ съ улыбкой пододвинулъ ко мнѣ журналъ разобранныхъ радіо-телеграммъ и сказалъ: «прочитайте». Заинтригованный, перелистываю страницы за 5-ое и 6-ое іюля и вотъ читаю: «Въ виду опасности отъ подводныхъ лодокъ непріятель предпринялъ обратный походъ въ Либаву. № 0144 Непенинъ. 22 часа 20 мин. 5 іюля 1915 г.» Очевидно, нѣмцы видѣли съ берега подходящіе къ Виндавѣ на 5-6 миль «Окунь» и «Акулу», донесли объ этомъ въ Либаву, что вызвало отмѣну перевозки войскъ моремъ.

Среди бесѣды вдругъ раздался сильный взрывъ. Выскочили изъ-за сгола и бросились на верхнюю палубу, думая, что кто-нибудь нарвался на минное загражденіе.

Взрывъ слышенъ былъ съ берега.

— Совсѣмъ забылъ, — сказалъ начальникъ минной дивизіи, — это наши офицеры рвутъ машины, котлы и мастерскую Михайловскаго маяка.

Армія стянулась къ Митавѣ и Туккуму. Нѣмецкіе разъѣзды въ семнадцати верстахъ, такъ вотъ теперь все уничтожали.

Трухачевъ повернулся и медленно спустился въ каютъ-кампанію, мы за нимъ. Занявъ мѣста за столомъ, всѣ какъ-то притихли и сидѣли понуря головы. Разговоръ сталъ вялый, и, почему-то, въ полголоса, какъ будто при покойникѣ…

Бумъ! — раздался новый раскатъ взрыва.

Никто уже не вышелъ наверхъ и только еще ниже поникли головами. Бумъ!.. Бумъ! — продолжало нестись съ берега, нарушая тишину туманной ночи.

На морѣ полнѣйшій штиль, вѣтеръ замеръ, море какъ зеркало. Густой туманъ скрывалъ очертанія близкаго берега… Что они тамъ возятся? Никакъ кончить не могутъ! Сколько времени копаются! Начались раздраженные возгласы, такъ какъ каждый взрывъ болѣзненно отдавался въ сердцѣ… Съ берега раздался очередной взрывъ. Пора расходиться… Поздно…

Разошлись по каютамъ.

Долго переворачивался съ бока на бокъ, пока не заснулъ тревожнымъ сномъ.

Среди сна опять слышалъ нѣсколько взрывовъ.

*) Раньше здѣсь минъ не было ни нашихъ, ни германскихъ.

**) Т. е. надо было пересѣчь минное загражденіе.

Василій Меркушовъ.
Возрожденіе, № 790, 1 августа 1927.

Views: 39