***

Желания «устроиться в жизни» и понять жизнь взаимно враждебны. Тот, кто ищет познания, то есть правды, никогда не будет «устроен». Только закрывая глаза на природу вещей, можно извлекать из них пользу. Давно сказано: «чтобы преуспеть, нужно быть поверхностным или прямо глуповатым». Под внимательным взглядом вещи обретают смысл, но теряют способность приносить пользу. То же самое можно сказать о красоте. Красота бесполезна для тех, кто способен ее видеть; вожделение и насыщение по отношению к красоте возможны только там, где ее не заметили.

***

Угрожаемое зло, в отличие от добра, предпочитает обороняться до последнего. Добро может сдаться, хотя бы потому что не верит в возможность своего конечного поражения; а вот злу, кажется, кое-что о такой возможности известно, и защищается оно отчаянно. Во все времена выступления против добра оканчивались бо?льшим успехом.

***

«Пишите для себя», – говорит общество писателю. «Помилуйте, – вправе возразить писатель, – это какое-то самоудовлетворение и противоестественность, писать для себя! Поэт бросает плод творчества толпе не в последнюю очередь потому, что больше в этом плоде не нуждается. Любовь к творчеству редко совмещается с любовью к своим произведениям, по меньшей мере завершенным».

***

Зло испытывает постоянную потребность в самозащите, то и дело переходящей в нападение. Собственно, этим оно и определяется. Потребность в самозащите, переходящей в открытое нападение, – первый признак зла вообще. Добро беззащитно, обороняется нехотя и не нападает первым. Метафизик сказал бы, что злом движет воля к прижизненной победе, питаемая уверенностью в том, что будущей жизни у него не будет; добро же, – сказал бы такой метафизик, – верит в жизнь вечную и не боится прижизненных, то есть временных, испытаний.

***

Страх и угроза – воспитатели достоинства, как это ни странно звучит. Достоинство проявляет себя в Иове перед Господом, в Давиде перед Саулом, всегда в малом и угрожаемом, в противостоянии слабого внешней неотклонимой угрозе. Необходимо поэтому уметь бояться; бесстрашный не возвышается до своей опасности, разве только он выше ее. Но большинство опасностей выше человека, так что надо уметь возвышаться до них, то есть бояться и преодолевать свой страх.

***

– «Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман»…

– Неправда. Низость не является непременным признаком истины.

– Вы оспариваете Пушкина?

– Напротив, я его подтверждаю. Он-то чувствовал, что? здесь дороже; а в нравственном мире что дороже, то и истина.

– Но давно известно, что истина не может быть высокой.

– «Низость» другими словами значит: «простота понимания». Чем проще дается та или иная мысль, тем больше в ней видят истины. Таким путем выходят на свет истины брюха, в противоположность истинам духа общедоступные и бесплодные.

***

Неугасимое желание низости – одерживать верх, именно потому, что она низость. Высота беззащитна, ей не нужна победа, а вот низость и недостаток мужества всегда ищут торжества. Трудность нравственного выбора как раз в том, чтобы предпочесть высоту без победы – победе без силы. Чистоте и достоинству принадлежит будущее и всегда только будущее; настоящее всегда царство силы, здесь смысл слов о мире, который лежит во зле.

***

Под тяжестью насмешки рушатся самые высокие мысли. «Смеющийся и танцующий дух», которого вызывал Ницше, не так уж легок. Как бы ни был нам дорог смех, нужно признать, что он непременно открывает ограниченность смеющегося. Смех – ответ ума на мысль, которая для него слишком велика, своего рода колики, вызванные трудной для усвоения пищей. Мудрость, правда, тоже смеется, но не так охотно, и более всего – над собой.

***

– Все разговоры о «смысле жизни» ложь. Жизнь бессмысленна; смысл ей только приписывается впоследствии.

– Цель жизни достигается (или по меньшей мере преследуется) в постоянных отступлениях от нее, и часто бывает скорее воспоминанием, чем действительным смыслом приложения усилий. Какая часть сил Достоевского или Пушкина растрачивалась впустую? Смею думать, немалая. Их принято считать грешниками, но грех есть забвение цели и только оно. Не имеющий цели не грешит, он только существует, но вне нравственных и религиозных оценок…

***

Философия – не только «хождение по опасным местам», но и поиски беспокойства. Быть спокойным безнравственно. Беспокойство, в том числе беспокойство совести, говорит о нравственной годности, или (чтобы не употреблять избитое слово «нравственный») о добротности души. Тем-то мытарь и лучше праведника, что он неуверен и страдает. Могут возразить, что в покое – счастье; но счастье, скорее, – состояние полета между потерей равновесия и ударом о «твердую почву». Оно не в спокойствии, но в сознании непрерывности движения; потерявший счастье обретает покой и, может быть, тоску.

***

Обещания, поскольку даются людьми, постольку лживы. «Он обещает» почти равносильно словам: «Он лжет». Распоряжаться будущим, говоря: «Я сделаю», – признак самонадеянности, поэтому сильные мира сего наиболее склонны к обещаниям: они чувствуют в себе силу распоряжаться и временем. Но чаще время распоряжается ими.

***

Высшие чувства глуповаты. Презрение циников к «сентиментальности» оправданно: по-настоящему «умно» только давить и топтать. Сострадание бесполезно сострадающему, циники это хорошо знают. Вся их мудрость заключается в сбережении чувств: в лучшем случае они готовы расходовать эти чувства на себя самих. Ведь циники не бесчувственны: большинство из них боится смерти, но только собственной смерти; на чужую у них уже не хватает сил. Поэтому мысль о чужом страдании они называют сентиментальностью.

Кьеркегор прав: как вера, так и мудрость – проявления страсти. Бесстрастный мудрец – такая же чушь, как бесстрастный святой. Бесстрастен только циник, берегущий душевные движения для себя одного. Потребительская религия тепленьких удовольствий воспитывает бесстрастие гораздо успешнее, чем аскетические исповедания; она учит направлять душевные силы только на малое, то есть в конечном счете воспитывает ничтожность душевных движений, в то время как аскетическая вера, напротив, учит вкладывать душу только в великое, не отвлекаясь на пустяки.

***

Непременное условие творчества – уверенность в том, что всё происходящее не является единственной и последней действительностью. Творцу для успеха творчества нужно верить в свое бессмертие или по меньшей мере не бояться смерти, иначе его произведения не переживут создателя. Временное не создает вечного. Поклонение факту, то есть видимой действительности, воспитывает людей дела, но не творцов. Искусство не существует отдельно от веры в бессмертие души.

Купить книгу можно на Litres.

Views: 32