Многими странами правитъ:

— Биржа.

Испаніей правитъ:

— Католическая церковь.

Такъ, короткими строчками, написалъ бы покойный Дорошевичъ.

*

Редакторъ съ острова Тенерифа далъ мнѣ дѣльный совѣтъ. Онъ сказалъ:

— Журналисты, актеры, купцы, министры, военачальники, градоначальники, врачи, адвокаты знаютъ жизнь съ ея спеціальныхъ сторонъ. Все полностью отъ a до z знаетъ здѣсь только католическое духовенство. Поэтому, правильнѣе всего вамъ нужно было бы обратиться къ какому-нибудь почтенному и образованному патеру. Но, заранѣе васъ предупреждаю, что ничего, кромѣ вѣжливыхъ и уклончивыхъ улыбокъ, вы отъ него не добьетесь. Такова дисциплина. Но такъ какъ вамъ, все-таки, нужно знать, что католическое духовенство думаетъ о революціи и какъ оно видитъ въ ней себя, — обратитесь къ протестантскому пастору, — въ частности, къ нѣмецкому. Этотъ о католицизмѣ знаетъ все и не будетъ имѣть никакихъ резоновъ, чтобы что-нибудь скрывать. Напротивъ, процентовъ десять съ его счетовъ нужно будетъ даже скинуть, чтобы итоги не оказались преувеличенными. Соперничество всюду, даже въ религіяхъ, носитъ всегда всѣ элементы, присущіе соперничеству. И если мой совѣтъ вамъ улыбается, вотъ вамъ карточка: laissez passer.

*

На Канарскихъ островахъ изъ всѣхъ иностранныхъ колоній самая сильная — нѣмецкая. Здѣсь очень много нѣмецкихъ ресторановъ, кафэ и, въ особенности, техническихъ конторъ и магазиновъ. И всегда это подчеркнуто надписью на вывѣскѣ:

— Casa alemana.

Пасторъ оказался почти такимъ, какимъ мы его давно знаемъ по пьесамъ Зудермана: подтянутымъ, въ очкахъ, съ крахмальнымъ воротничкомъ на затылкѣ. Узнавъ о цѣли моего визита и аккуратно спрятавъ рекомендательную карточку въ аккуратный бумажникъ, онъ одобрительно улыбнулся и сказалъ:

— Прежде всего, напишите мнѣ все, что вамъ угодно знать, въ формѣ точныхъ и ясныхъ вопросовъ. Это — во первыхъ. А во-вторыхъ, пожалуйте ко мнѣ завтра откушать. Я васъ тоже проинтервьюирую относительно Россіи. Услуга за услугу. Угощу васъ картофельнымъ салатомъ, какъ въ Берлинѣ у Ашинтера, и пивнымъ супомъ. Въ этотъ промежутокъ времени я все обдумаю, и кое въ чемъ освѣжу свою память. Нeобходимо, чтобы ваша газета была информирована точно и добросовѣстно.

*

Обѣдъ прошелъ подъ знакомъ мюнхенскаго, увы! консервированнаго пива.

Сигары оказались плоховатыми и это на Канарскихъ островахъ, гдѣ лучшій бокъ стоитъ 70 сантимовъ, — не французскихъ, а испанскихъ, конечно.

Въ пасторскомъ кабинетѣ, на самомъ видномъ мѣстѣ, стояла коллекція Библіи на всѣхъ языкахъ міра. По стѣнамъ были развѣшаны вышитыя надписи: «Moлись и трудись», «Вставай рано», «Германія — выше всѣхъ».

Усѣвшись въ кресло съ вязанной накидкой, пасторъ спросилъ:

— Итакъ, вы журналистъ? Представитель шестой великой державы?

— Съ вашего позволенія, — скромно отвѣтилъ я.

— А какая великая держава считается первой? — снова спросилъ онъ тономъ снисходительнаго экзаменатора.

— Теперь, — отвѣтилъ я: — когда къ нашему великому горю изъ строя державъ выбыла Россія, — я полагаю, что первой великой державой является Англія.

— Уважаемый гость! — строго и наставительно сказалъ пасторъ, поднимая палецъ: — не говоря о Россіи и Англіи, даже Германія, въ свои лучшія времена, никогда не была первой великой державой!

— Тогда, значитъ, я не знаю имени первой великой державы, — отвѣтилъ я.

— Имя ея вы знаете, — уже мягче замѣтилъ пасторъ, — имя ея католическая церковь. И императоръ ея — папа.

— Франція, какъ извѣстно, страна свѣтская. Вы знаете, что случилось, когда достопочтенный министръ Эрріо задумалъ отозвать изъ Ватикана французскаго посла?

— Приблизительно знаю.

— Папа только пальцевъ шевельнулъ и поднялась вся Бретань, Эрріо капитулировалъ и французскій посланникъ остался въ Ватиканѣ. Покойный парижскій архіепископъ Дюбуа отслужилъ въ Сенъ-Сюльписъ мессу, спеціально посвященную воинственной торжествующей церкви; ad majorem gloriam Ecclessiae. Это — во-первыхъ.

Пока я записывалъ, пасторъ обдумывалъ свое «во-вторыхъ».

— Во-вторыхъ, — торжественно продолжалъ онъ, — когда я окончилъ свои замѣтки; — Муссолини, бывшій соціалистъ, человѣкъ и сейчасъ, вѣроятно, просматривающій на сонъ грядущій радикальныя прописи, призналъ папскую свѣтскую власть, пусть въ миніатюрныхъ размѣрахъ, и первый сдѣлалъ шагъ къ примиренію папы съ Савойскимъ домомъ. Вы думаете, что это случилось такъ себѣ, просто? Нѣтъ, это было выраженіе благодарности, можетъ быть, даже заранѣе обусловленной. Это случилось потому, что въ своихъ первыхъ начинаніяхъ Муссолини былъ незримо поддержанъ папой. Муссолини — талантливый и крупный человѣкъ, но его фашизмъ, оторвавшій соціализму голову, на семьдесятъ пять процентовъ сдѣланъ католической церковью. Папа терпитъ всякую политическую мысль, до радикализма включительно, ибо, какъ замѣшанное на болтовнѣ, это не страшно церкви. Во Франціи радикалъ Комбъ отдѣлилъ ее отъ государства, что тоже не испугало папу, наоборотъ, — оно даже укрѣпило его позиціи: въ церковную жизнь былъ вкрапленъ живительный и иногда необходимый элементъ «гонимости». Но чего папа никогда не потерпитъ, это — соціализма, ибо соціализмъ — носитель безбожія, подлинный врагъ святого Петра, врата адовы, и, пожалуйста слушайте меня сейчасъ внимательно: если бы ваша Россія была католической, то въ ней никогда бы не случилось того, что случилось. А если бы и случилось, то въ размѣрахъ разумныхъ и, во всякомъ случаѣ, логически пріемлемыхъ.

— Но позвольте. Православная церковь… — хотѣлъ, было, я возразить, но пасторъ перебилъ меня останавливающимъ жестомъ.

— Я очень уважаю православную церковь, — отвѣтилъ пасторъ: — я чту ея поэзію, ея высокую настроенность, наши духовные хоры охотно поютъ вашихъ духовныхъ композиторовъ, — но православная церковь — не отъ міра сего, она витаетъ въ горнихъ высотахъ, она оказалась неприспособленной къ земной политической борьбѣ, какъ не приспособлена къ ней и наша церковь, протестантская. Въ православной церкви нѣтъ католическаго единства, нѣтъ единаго главы, много автокефалій. А самое главное — и у васъ, и у насъ — женатое духовенство, — это осложнено чисто человѣческими заботами,часто — слабостями, — я бы сказалъ, какъ Ницше, слишкомъ человѣческими. Жена, дѣти, слабая матеріальная обезпеченность, необходимость итти на компромиссы. Все это не сдѣлало изъ васъ, какъ и изъ насъ, воинствующихъ солдатъ церкви, церковной гвардіи, Божьихъ собакъ, какъ называетъ себя, напримѣръ, католическій орденъ доминиканцевъ: —

— Domini canes.

И въ борьбѣ съ соціализмомъ, съ безбожіемъ, православное духовенство про славило себя ореоломъ мученичества и исповѣдничества, но рѣшительной побѣды не одержало: по крайней мѣрѣ, до сихъ поръ. У нея не оказалось генеральнаго штаба…

— Но, — сказалъ пасторъ, — revenons à nos moutons! Насъ сейчасъ интересуетъ Испанія. Испанцы рѣшили «смѣнить» режимъ. Почему? можетъ, потому, что всякій режимъ, даже благодѣтельный, такъ же надоѣдаетъ, какъ въ супружествѣ, порою надоѣдаетъ самая идеальная жена…

— Хочь гірше да иньше? — перевожу я на французскій языкъ хохлацкую пословицу.

— Совершенно вѣрно. Иногда народу кажется, что все идетъ очень плохо и будетъ гораздо лучше, если онъ самъ возьмется за руль. Въ Испаніи это уже началось. Надо вспомнить провозглашеніе испанской республики 11 февраля 1873 года. Первымъ президентомъ былъ избранъ Маргалль, ученикъ Прудона, но сумѣлъ прослужить только до іюля. Въ іюлѣ президентомъ выбрали Сальмерона, въ сентябрѣ президентствовалъ Кастеляръ, а въ январѣ 1874 года на президентское кресло сѣлъ генералъ Серрано. Какъ видите, въ теченіе одиннадцати мѣсяцевъ Испаніей правили четыре президента. Президентское кресло не оказалось слишкомъ мягкимъ. Во всякомъ случаѣ, безъ малаго черезъ два года послѣ провозглашенія республики, а именно 30 декабря 1874 года, была возстановлена монархія съ королемъ Альфонсомъ ХІІ на престолѣ. Не исключена возможность, что нѣчто подобное произойдетъ и теперь. Возможно, что королю Альфонсу XIII надоѣли упреки въ тираніи, надоѣли вѣчныя покушенія на его жизнь, и онъ дать своимъ подданнымъ возможность похозяйничать самостоятельно. Отъ своихъ правъ онъ окончательно не отрекся и, въ случаѣ надобности, будетъ всегда къ услугамъ страны.

Во всякомъ случаѣ, если начнется «fratricida guerra civil», о которой говорится въ его манифестѣ, — то онъ о ней предупредилъ. Но, что бы ни случилось: укрѣпится ли республиканскій режимъ, возвратится ли монархія, вѣрно одно: судьбы Испаніи, самой католической страны міра, старшей и самой любимой дочери апостольскаго престола, — блюдетъ зоркое око Ватикана. Сейчасъ въ помощь дѣйствующей духовной испанской арміи отовсюду, даже изъ южной Америки, вызваны всѣ чины клира, говорящіе по-испански. Мобилизація проведена полностью.

*

— Испанія, прежде всего, — золотое дно. Церковные доходы католической Церкви дѣлятся въ такой пропорціи: однa треть идетъ причту, другая правящему епископату, третья — Риму. Даже по этимъ соображеніямъ, кому охота терять такую данницу? Католическій священникъ — воинъ холостой, безъ мѣшка житейскихъ думъ за плечами, воспитанъ онъ въ духовной школѣ, дисциплина которой выше дисциплины школъ военныхъ. Іезуиты, францисканцы, доминиканцы, босоногіе кармелиты — вся эта высокообразованная, высококультурная, мощная и фанатическая гвардія уже выступила на передовыя позиціи. Испанецъ, а въ особенности, испанская женщина — глубоко религіозны и оперировать съ такимъ благодарнымъ и податливымъ матеріаломъ не подставитъ особыхъ сложностей для силы первоклассной, опытной и по настоящему храброй. Гдѣ-гдѣ, а въ Испаніи церковь дѣйствительно построена на твердынѣ камня и никакія «врата адовы» ей не страшны. А такъ какъ революція, когда нее внѣдряется соціализмъ, начинавъ съ того, что своими молочными зубами хочетъ разгрызть церковную гранитную глыбу, — то результаты не за горами. Во всякомъ случаѣ — поживемъ, увидимъ. Единственное осложненіе, которое можетъ быть въ Испаніи, — это схватка между Мадридомъ и Барселоной. Это посильнѣе и посерьезнѣе, чѣмъ ваши Петербургъ и Кіевъ. Но и это не смертельно. И съ этимъ можно справиться. Къ сожалѣнію, всѣ первыя революціонныя правительства — всегда бываютъ засыпаны цвѣтами, все видятъ въ розовомъ свѣтѣ, охотно слушаютъ свои собственныя рѣчи, и, ученики Прудона, не знаютъ самаго простого, самой элементарной административной таблицы умноженія!

Пасторъ отложилъ сигару, набилъ трубку роттердамскимъ добберновскимъ кнатеромъ и хлопнулъ въ ладоши. Тотчасъ же распахнулась дверь и въ кабинетъ вошла «матушка», краснощекая, добротная, молочная, протестантская голубоглазая попадья, а за нею чернокожая служанка внесла чай и англійскіе бисквиты.

Дѣловая сторона визита была окончена и разговоры начались свѣтскіе: о томъ» какъ до старости сохранить «правильный» желудокъ; что послѣ войны мюнхенское пиво ослабѣло на три градуса; что зубы лучше всего чистить сигарнымъ пепломъ и что, какъ ни хороши Канарскіе острова, но Рейнъ! но Рейнскій водопадъ! Шафгаузенъ! Тиргартенъ! Unter den Linden!

При упоминаніи всѣхъ этихъ именъ сладко и восторженно закатывались глаза. Не доставало дѣтскаго оріанчика, играющаго:

«О mein lieber Augustin»…

О Россіи мы разговаривали съ пасторомъ у меня, въ Hôtel de France… И судя по тому, какъ онъ меня разспрашивалъ, я еще разъ, въ тысячный разъ, убѣдился, насколько нѣмцы, въ противоположность и намъ, и французамъ, — и не лѣнивы, и любопытны.

*

Перваго мая здѣсь было устроено традиціонное шествіе. Красныхъ знаменъ не было. Вся процессія шла подъ сѣнью національныхъ цвѣтовъ. Болѣе мирнаго, болѣе тихаго и болѣе скучнаго первомайскаго дня я никогда не видѣлъ.

3-го мая, въ воскресенье, духовенство устроило крестный ходъ изъ кафедральнаго собора въ маленькую старинную церковку св. Антонія, въ которой Христофоръ Колумбъ отстоялъ обѣдню, когда на пути въ Америку заходилъ сюда починить свои каравеллы.

Боже! Что это было за шествіе! На солнцѣ сверкали златокованныя ризы, пѣлъ громадный женскій хоръ, надъ головами молящихся мѣрно плыли статуи Мадонны, святого Антонія Падуанскаго и маленькая модель каравелллы, которую здѣсь оставилъ на память Колумбъ. Мадонна, кроткая, святая, ярко раскрашенная, вызывала слезы, корабликъ Христофора будилъ патріотизмъ.

Вся публика, третьяго дня распѣвавшая «Марсельезу», молитвенно стояла на колѣняхъ. То же самое сдѣлалъ и я, ибо хозяинъ отеля меня предупредилъ:

— Если вы не станете на колѣни, то васъ отправятъ въ тюрьму безъ всякихъ разговоръ.

— Но позвольте! А революція?

Революція еще не написала своихъ законовъ!

Лица духовенства были серьезны, рѣшительны и суровы.

*

Это былъ:

— Смотръ силъ.

Такъ написалъ бы Дорошевичъ.

Илья Сургучевъ.
Возрожденіе, № 2171, 13 мая 1931.

Views: 37