Илья Сургучевъ. Письма изъ Испаніи. I

Откровенно говоря, я отъ всей души пожелалъ, чтобы черти забрали этотъ порядокъ. Судите сами: въ испанскомъ консульствѣ на вашъ «нансенъ» наложили великолѣпную, четкую, фіолетовую визу; вы честно прибыли на границу, въ Портбу; здѣсь не особенно честно ваши шелковыя, почти невѣсомыя французскія кредитки размѣняли на увѣсистое, рельефно отчеканенное испанское серебро и затѣмъ въ таможенной комнатѣ васъ же арестовали.

— Въ чемъ дѣло?

Сначала таинственно и недоброжелательно молчатъ. Потомъ опытными, испытующими глазами къ вамъ приглядываются, начинаютъ понимать: четыре часа утра, человѣку хочется спать, папиросъ у него нѣтъ и онъ напрасно раскрываетъ свой портсигаръ. Наконецъ вы спрашиваете:

— А нельзя ли здѣсь достать кофе?

И съ жандармомъ, — однимъ изъ тѣхъ, какіе ловятъ въ «Карменъ» контрабандистовъ, — васъ отпускаютъ въ буфетъ.

Жандармъ, пронаблюдавъ всѣ процедуры кофейнаго питія, откровенно облизывается и объясняетъ, что дѣло — вотъ въ чемъ:

— Вашу визу нужно провѣрить. Пограничная станція запросила Мадридъ, Мадридъ запроситъ Парижъ и, если визу подтвердятъ, тогда синьору можно сѣсть въ автокаръ и ѣхать куда ему угодно: Испанія прелестна въ этотъ весенній мигъ.

Послѣ кофе жандармъ снова ведетъ васъ въ таможенную комнату и здѣсь вы просите его открыть окно.

— Зачѣмъ! — испуганно спрашиваетъ онъ.

— Я хочу видѣть разсвѣтъ и Пиренейскія горы.

Жандармъ шепчется съ начальникомъ и, послѣ долгаго совѣщанія, отводитъ васъ въ залу перваго класса. Режимъ смягченъ: отсюда вы можете видѣть всѣ первыя солнечныя краски, ложащіяся на горные снѣга.

Потомъ кожаный диванъ поманилъ васъ своимъ уютомъ, вы прилегли, — время исчезло, — а когда открыли глаза, то видите передъ собою «начальника», который будить васъ и съ тревогой спрашиваетъ:

— А гдѣ же жандармъ?

— А я почемъ знаю? — удивленно отвѣчаете вы.

— Вотъ каналья! — уже какъ старому знакомому жалуется вамъ начальникъ, куда-то поспѣшно исчезаетъ, приводить заспаннаго жандарма, ставитъ его у дверей и явно хочетъ попроситъ васъ, чтобы вы за нимъ приглядывали и отъ себя ни на шагъ не отпускали.

Когда начальникъ уходить, жандармъ, какъ писали въ старыхъ пьесахъ, говоритъ «въ сторону»:

— Мучаютъ зря бѣдныхъ людей.

Разрѣшеніе приходить не скоро, и въ автокаръ вы садитесь только послѣ полудня — и тогда начинаются счастливыя минуты: Пиренеи, чудесный горный воздухъ, прекрасное шоссе, блестящая весенняя зелень и лица людей, совершенно ни на какія другія не похожія. Вы ломаете себѣ голову, забываете пейзажъ и думаете: въ чемъ заключается отличіе этихъ «Caballeros» отъ французовъ, отъ русскихъ, отъ чеховъ, отъ нѣмцевъ, отъ итальянцевъ, — отъ всѣхъ тѣхъ милліоновъ лицъ, которыя вы перевидали за тринадцатъ лѣтъ вашей военно-революціонно-эмигрантской одиссеи.

Вы начинаете разговоръ на эту тему съ вашимъ сосѣдомъ, тотъ долго думаетъ и потомъ нерѣшительно говоритъ:

— Видите-ли, испанцы не воевали.

Ясно, какъ день: испанцы не воевали и потому на нихъ нѣтъ того отвратительнаго налета, который есть на всѣхъ, который отравлялъ жизнь въ теченіе многихъ лѣтъ.

И вы спрашиваете:

— Сколько же нужно заплатить за того короля, который оградилъ отъ войны свой народъ?

И сосѣдъ отвѣчаетъ:

— Я бываю въ Испаніи каждый годъ. Испанцы обожаютъ своего короля. Онъ храбръ и джентельмэнъ.

*

Нарастаютъ впечатлѣнія. На первой остановкѣ, въ маленькомъ каталонскомъ городкѣ, въ кафе, у меня вышелъ слѣдующій разговоръ:

Не зная, какъ позвать лакея, я сказалъ по-итальянски:

— Камерьере!

Какой-то господинъ обернулся и, строго посмотрѣвъ на меня поверхъ газеты, спросилъ:

— Вы желаете разговаривать здѣсь по-испански?

Я отвѣтилъ, что первое слово, сказанное мною, пока-что итальянское.

Господинъ смягчился и отвѣтилъ, что онъ плохо разслышалъ, но, все-таки, итальянское «Cameriere» звучитъ почти такъ же, какъ испанское «Camarero».

— Ну и все-таки, что же особеннаго въ томъ, что оно звучитъ, какъ испанское «Camarero»?

— То особенное, — наставительно отвѣтилъ господинъ: — что здѣсь — Каталонія и нужно говорить по-каталонски. А по-каталонски лакея надо звать «mosso».

Получивши первый урокъ каталонскаго языка, я понялъ, что Каталонія явно не желаетъ признавать себя Испаніей. Такъ какъ иностранецъ не долженъ вмѣшиваться во внутреннія дѣла тѣхъ странъ, черезъ которыя онъ проѣзжаетъ, то я благодарю Бога, создавшаго французскій языкъ.

*

Пріѣзжаю въ маленькій городокъ Вичъ, трогательный въ своей средневѣковой рамкѣ, и въ обѣдѣ ѣмъ то, чѣмъ этотъ городъ славится съ поконъ вѣковъ:

— Сибирскую колбасу.

У трактирщика нѣтъ хорошаго кофе, и онъ направляетъ меня къ пріятелю, содержателю кафе. Чтобы я не сбился, онъ мнѣ говорить, что кофе называется:

— Аляска.

Испанцы, каждый годъ сжигаемые солнцемъ, видно мечтаютъ о полярныхъ холодахъ.

О Мадридѣ они говорятъ, что три мѣсяца въ году: іюнь, іюль и августъ онъ бываетъ адомъ. Les extrêmes se touchent.

*

Я люблю вулканы. Въ путеводителяхъ прочиталъ, что въ сосѣднемъ съ Вичемъ городкѣ, а именно въ Олотѣ, ихъ имѣется три экземпляра. Первый называется: Montolibert, второй — Montsacora, третій — Garrinada. Garrinada — самый сильный: у него два кратера, испускающихъ углекислый газъ, очень холодный.

Пріѣхалъ къ вечеру въ Олотъ и не вѣрю глазамъ своимъ. Въ чемъ дѣло? Почему меня начинаютъ мучить кошмары? это же — Ставрополь, Екатеринодаръ, Кинешма, Васильсурскъ. И неужели сейчасъ 1917 годъ?

По улицамъ двигаются фаланги потныхъ и необычайно радостныхъ людей. Вьются красныя знамена, оркестры изъ всѣхъ силъ выдуваютъ Марсельезу.

Что это? Сонъ? Кошмаръ послѣ сибирской колбасы?

— Нѣтъ, синьоръ, — говоритъ мнѣ хозяинъ гостиницы: — это революція. Въ Испаніи началась революція.

— И король?

— Король отрекся и уѣхалъ въ Португалію…

— Поздравляю васъ! — сказалъ я, вѣжливо улыбаясь.

— И ужъ теперь, синьоръ, Каталонія навѣрное отдѣлится отъ Испаніи. Сбудутся національныя мечты.

— Поздравляю, поздравляю!

— Синьоръ улыбается недовѣрчиво?

— Нѣтъ, синьоръ улыбается довѣрчиво и хочетъ малаги.

— По случаю революціи я угощаю васъ самой лучшей.

Вечеромъ, на площади, оркестръ игралъ «Интернаціоналъ». Игралъ не особенно увѣренно: тромбонъ явно хромалъ на словахъ: «родъ людской».

*

Въ Жеронѣ, — такъ очаровательно напоминающемъ Флоренцію, — кое-гдѣ въ магазинахъ выставлены портреты Сталина.

*

Завтра выѣзжаю въ Таррагону.

Илья Сургучевъ.
Возрожденіе, № 2149, 21 апрѣля 1931.

Views: 39