Что такое «личность»? Пол? Ум? Чувства? По обычному представлению — разум. Борьбу с разумом понимают, как борьбу с собой. Но вернее было бы сказать, что личность — не пол, не чувство, не ум, но внутренний порядок, для которого все способности — только слуги, орудия, строительный материал. Всем перечисленным он пользуется на свое усмотрение; владеет, а не одержим. Этот порядок человеку дороже всего остального в нем, его он хранит и защищает от покушений. Одна из опор этого внутреннего порядка — религия, но не в обычном смысле этого слова.
Обычно под религией понимают добровольное подчинение личности чему-то внешнему («иго Мое благо и бремя Мое легко»). Европеец не умеет отделить религию от идеи личного Бога, от Церкви. Однако религия не имеет непосредственной связи с верой в личного Бога и чудесное; желая понять ее, начинать надо не с церковного христианства.
Что такое религия в самом общем смысле? — Переживание собственной ценности, укорененности в мире. Ее противоположность — чувство отрыва и уединения, собственной случайности.
У истоков религии два переживания, внутренно не связанные. Одно личное, а второе, так сказать, по доверенности, зато оно и доступнее. Первое религиозное чувство —ощущение собственной вечности; чувство внутренней полноты, граничащее с уверенностью в своем бессмертии [1]. Второе — чувство причастности к чему-то большему, чем личность; к некоей внешней по отношению к личности правде; переживание первичной Ценности, от которой заимствуют свет все остальные.
Эта первичная истина не обязана быть «потусторонней». Ее находят и по «эту» сторону. Ум верит, что может приобщиться к этой истине, должен хранить ее и нести «до края земли»; верит, что эта истина дает спасение. Формы этого спасения могут различаться: от жизни вечной до интеллектуального самоуважения или отменного здоровья до конца жизни.
На деле, полоса религиозных переживаний широка: от полноты внутреннего бытия—до желания приобщиться к этому бытию; до страха так и остаться ненужным и уединенным… Здесь связь религии и культуры. Культура — всегда укорененность, обладание почвой; религия — самый глубокий корень. Обделенность полнотой жизни, страх оказаться случайным, а не необходимым — может привести как к яростному атеизму, так и к вере в обряд, смотря что возобладает. Обрядоверы и атеисты выпекаются из одного теста. При любом исходе, чувство выпадения из общего замысла о мире, оставленности, и в то же время негасимое желание приобщиться и служить истине — заставляют человека всякое здание перестраивать в храм.
(Кстати замечу: религия, самостояние личности, на ее путях достигаемое — внутренние потребности человека, но это не делает их достоянием чистой психологии. Любовь, скажем — тоже глубинная человеческая потребность, но утоляемая в общении с живой, независимой личностью.)
Даже материализм не исключает религиозных переживаний своего рода (связанных не с внутренней полнотой, но с приобщением к некоей внешней истине). «И въ наукѣ, и въ революціи есть какой-то „суррогатъ религіи“, — читаем у Розанова. — Есть прозелитизмъ, есть фанатизмъ. Уже есть бездна мучениковъ и героевъ… Видно, что каждая изъ этихъ областей, или, точнѣе, каждый изъ этихъ методовъ (ибо и религія, и наука суть болѣе методы, чѣмъ области) можетъ совершенно насытить и удовлетворить человѣка, взять всю его жизнь, всю его душу. И въ равной мѣрѣ одушевить и двинуть».
Розанов прав. Причастность к правде или хотя бы множеству, обладающему правдой—острая и сильная человеческая потребность, особенно если это множество гонимое или считающее себя гонимым. Изгнанные за правду блаженны, даже если их никто не гонит. Такова психология русской интеллигенции — вплоть до нынешнего последнего ее остатка. Чем святее множество, к которому приобщилась личность, тем меньше ее потребность в рассуждении.
Абсолютные ценности нуждаются в абсолютном доверии. Здесь корень научного и политического догматизма (по внешности внерелигиозного, тем более, что самые ярые догматики в науке или политике, как правило — враги религии во всех ее видах). Яростная, кипящая ненависть направляется на «неправильно мыслящих», т. к. они угрожают основам личной самооценки. Так апостолы «толерантности» нападают на инакомыслящих — назло своей вере, но в согласии с сердцем.
Впрочем, дать личности основу, внутренний порядок — способны обе разновидности религиозного чувства. Где нет ни той, ни другой — там слабость, беспочвенность, неукорененность в бытии, отчаяние и чувство своей случайности. Однако плоды их разные. Полученное «по доверию» и теряется вместе с доверием. Тот внутренний порядок, который основан на незаемных, в самом человеке найденных ценностях —богаче, устойчивее, плодотворней.
[1] «Не там и не тогда, — говорит об этом чувстве Набоков, — не в этих косматых снах, дается смертному редкий случай заглянуть за свои пределы, а дается этот случай нам наяву, когда мы в полном блеске сознания, в минуты радости, силы и удачи — на мачте, на перевале, за рабочим столом… И хоть мало различаешь во мгле, все же блаженно верится, что смотришь туда, куда нужно».
Views: 78