Истина единственная и абсолютная. — Въ солнечные римскіе дни… — Изъ оконъ «Палаццо Венеція». — «Освободите стволъ стараго дуба». — Антифашистскія рѣчи. — О Муссолини.

Записанныхъ въ фашистскую партію 730 тысячъ, въ женскія фашіо — 113 тысячъ: каста, правящая страной, — ей и вся власть, и вся отвѣтственность, и всѣ привилегіи. Доступъ въ нее закрытъ для постороннихъ. Лишь пройдя черезъ всѣ ступени фашистскихъ организацій для дѣтей и для юношества, можно стать членомъ партіи. Въ эти организаціи записано болѣе двухъ милліоновъ: смѣна, съ первыхъ лѣтъ жизни обученная признавать фашизмъ истиной единственной и абсолютной.

Правители нынѣшніе и будущіе… Подъ ними — огромная масса итальянскаго народа: фашистскаго, анти-фашистскаго? Для пріѣзжаго, въ первые дни, ясно лишь одно — народа покорнаго и громко не ропщущаго. Надъ ними — одинъ человѣкъ, слова и воля котораго для всѣхъ ихъ, опять-таки, истина единственная и абсолютная.

***

Солнечные римскіе дни… Въ такіе дни Римъ предстаетъ во всемъ своемъ солнечномъ величіи. И когда залиты свѣтомъ его площади съ обелисками и фонтанами, соборы, развалины и дворцы, совершенно забываешь о фашизмѣ, о томъ, что какая-то новая каста правитъ этимъ городомъ и этой страной, перевидавшихъ столькихъ властителей.

Нелѣпо, пріѣхавъ во Флоренцію или Нюренбергъ, спѣшить на выставку современной живописи, и нелѣпымъ кажется, когда вотъ здѣсь форумъ и арка Тита, тамъ Капитолій и тамъ куполъ св. Петра, искать какого-то новаго слова, новаго римскаго величія… Конечно, чище, благоустроеннѣе сталъ Римъ. Въ рваной одеждѣ сидѣли прежде на козлахъ извозчики, нищіе рядами стояли на папертяхъ… Разросся Римъ и украсился по окраинамъ новыми, часто прекрасными, удобными для жилья строеніями; открыты фашизмомъ новые замѣчательные памятники древности. Но, правда, когда спускаешься по знаменитой лѣстницѣ съ «Тринита деи Монти» и на площади обдаетъ благоуханіемъ цвѣточныхъ лотковъ, или когда подъѣзжаешь по тихимъ аллеямъ къ золотистому фасаду виллы Боргезэ, — не новый Римъ, о которомъ сама мысль здѣсь чужда и не мила, ударяетъ въ глаза. Здѣсь узнаете вы Римъ Августа, тамъ — Римъ Микельанджело, тамъ Римъ Гете, Стендаля, Римъ монсиньоровъ и парадныхъ колясокъ въ вечернихъ сумеркахъ, надъ «пьяцца дель Пополо». И такъ сильно обаяніе прошлаго, что новый Римъ, существующій и установившійся, — власть котораго каждый житель чувствуетъ на себѣ, на своихъ плечахъ, — ускользаетъ отъ васъ въ первые ваши солнечные римскіе дни. И даже покажется вамъ, что дерзко, кощунственно думать здѣсь о новомъ строительствѣ, потому что не здѣсь мѣсто ему.

***

Изъ оконъ «Палаццо Венеція», гдѣ за зубчатыми стѣнами — цитадель фашистской власти и засѣдаетъ Верховный Фашистскій Совѣтъ, — Муссолини можетъ созерцать Римъ древности, Римъ дофашистскій и Римъ, обновленный его приходомъ: Капитолійскій холмъ, дворцы Ренессанса, памятникъ Виктору Эммануилу ІІ, чудовищный своей уродливостью, памятникъ безплодности народа, непонявшаго его оскорбительности здѣсь, передъ священнѣйшимъ мѣстомъ Рима, и Тарпейская скала, фашизмомъ освобожденная отъ задавившихъ ее построекъ.

Изъ этого дворца, отъ котораго почти столь-же близко до Тарпейской скалы, какъ и отъ Капитолія, творится новый Римъ. Потому что о новомъ Римѣ мечтаетъ Муссолини, о Римѣ, который сталъ-бы новымъ выраженіемъ не Рима первосвященниковъ, но Рима цезарей. И чтобы этому новому Риму было гдѣ развернуться, и чтобы величіе древности было всегда передъ глазами у итальянцевъ фашизма, онъ приказалъ:

«Вы освободите стволъ стараго дуба отъ окрутившихъ его зарослей, вы создадите открытыя пространства передъ мавзолеемъ Августа, храмомъ Марцелла, Капитоліемъ и Пантеономъ: все, что появилось въ вѣка упадка, должно исчезнуть. Вы освободите отъ паразитныхъ свѣтскихъ построекъ величественные храмы христіанскаго Рима. Тысячелѣтніе памятники нашей исторіи гигантами должны возвышаться въ уединеніи. Вы дадите дома, школы, бани, сады и стадіоны работающему фашистскому народу и вы очистите монументальныя улицы Рима отъ заразы трамваевъ; вы дадите самые современные способы сообщенія новымъ городамъ, которые вырастутъ рядомъ съ древнимъ городомъ. И третій Римъ будетъ простираться къ новымъ холмамъ и къ морю, нынѣ съ городомъ соединенному».

Такъ и совершается по волѣ Муссолини. Освобождены отъ облѣпившихъ ихъ домовъ древнія постройки, открытъ новый форумъ, рынокъ Траяна возсталъ изъ-подъ чуждыхъ ему зданій. Римъ расширяется, распространяется къ новымъ холмамъ, и въ новыхъ постройкахъ — легкость и размѣренность.

«Въ настоящее время онъ выполняетъ удивительную работу, которая будетъ представляться потомству, превышающей человѣческія возможности: самъ городъ Римъ возстанавливается имъ почти въ его прежнихъ размѣрахъ… И вызвалъ онъ своей работой такое восхищеніе у римлянъ, что они смотрятъ на него, какъ на нѣкоего бога, посланнаго небомъ, чтобы вернуть вѣчному городу его былое величіе…»

Это сказано не про Муссолини… Такъ писали въ ХѴІ вѣкѣ про Рафаэля, — но Рафаэлю не удалось довести до конца воли Льва X. Древній Римъ, котораго не могли возсоздать папы Возрожденія, по волѣ Муссолини долженъ быть нынѣ возсозданъ фашизмомъ…

***

Мы шли по садамъ виллы Боргезэ. Былъ вечеръ и было прохладно. Встрѣчные прохожіе, точно тѣни, мелькали среди деревьевъ. За поворотомъ заблестѣли огни и зазвучала совсѣмъ близко неаполитанская пѣсня.

— Вотъ этого они не могли еще убить, — сказалъ мой спутникъ.

Не у «Бѣлаго камня» Анатоля Франса, а въ одномъ изъ рѣдкихъ, уцѣлѣвшихъ послѣ фашизма, римскихъ ночныхъ кабачковъ, сидимъ мы и говоримъ о послѣдней метаморфозѣ Вѣчнаго города. Спутникъ мой — римскій адвокатъ, котораго я знаю давно. Говоритъ онъ вполголоса, чтобы не услышали, ибо всюду незримые, въ маскахъ мирныхъ обывателей, въ маскахъ ресторанныхъ лакеевъ, въ маскахъ миловидныхъ женщинъ, негласные представители правящей партіи.

— А что, если бы услышали?

— Вѣроятно, ничего особеннаго бы не случилось. Вѣдь къ бунту мы никого не призываемъ. Появилась бы личность въ черной рубашкѣ, спросила бы паспортъ, отвели, быть можетъ, въ участокъ. Впрочемъ, возможно, что и выслали бы меня, если бы подслушали все. На всякій случай, предупреждаю васъ, никогда въ слухъ не произносите имени Муссолини — это здѣсь не принято. Говорятъ — или «дуче», или «каппо дель говерно» (глава правительтва). Премьеръ-министръ — это напоминаетъ о временахъ либеральной демократіи, а такъ звучитъ болѣе гордо.

Я спросилъ:

— По тому, что я слышу отъ васъ, мнѣ кажется, что вы должны быть всецѣло антифашистомъ.

— Вы глубоко ошибаетесь. Если хотите, я даже сторонникъ фашизма, потому что фашизмъ спасъ мою родину отъ большевизма, и ничѣмъ вы теперь его не замѣните. Я скажу больше — этотъ строй научилъ многому итальянцевъ, чѣмъ они прежде пренебрегали. Но лично мнѣ онъ глубоко противенъ.

— Вы только что сказали, что пѣнія имъ не удалось убить. Я слышалъ также, будто пѣніе на улицахъ пробовали запрещать. Но почему?

— Очень просто. Кто поетъ, тотъ не работаетъ, а вѣдь у насъ, какъ и у въ Россіи: не трудящійся, да не ѣстъ. Вотъ только не понимаютъ они, что съ пѣніемъ, быть можетъ, умретъ и душа Италіи…

Вы не видите пока гнета. Почувствуете! Хотя все, что говорятъ за границей и невѣрно. У насъ, такъ сказать, смягченный гнетъ, потому что большаго пока не требуется. Не разстрѣливаютъ же у насъ, а только ссылаютъ на острова, райскіе острова… Многіе были бы довольны, если бы туда ихъ сослали, хоть ихъ бы и лишили свободы.

Мы вышли и спустились съ Пинчіо на «Пьяцца дель Пополо». На плошади не было ни души. Римъ спалъ, хотя не было еще полуночи.

— Вотъ что сдѣлали они съ моей страной, — продолжалъ мой спутикъ. — Новый создали типъ итальянца. Да, создали, — новый итальянецъ умѣетъ работать. Лучше, по крайней мѣрѣ, чѣмъ итальянецъ парламентскихъ временъ. Но смотрите — всѣхъ загнали по домамъ: непроизводительно для страны ночное веселье! Фашизмъ это худшій, быть можетъ, изъ видовъ пуританства.

Васъ поражаетъ, что Римъ сталъ благоустроеннѣе. О, вамъ и не то покажутъ. Только заявите, куда слѣдуетъ. И новыя бани, и больницы, и амбулаторіи; вамъ разскажутъ о всевозможныхъ работахъ, о новыхъ дорогахъ и о томъ, что жизнь рабочихъ улучшилась. И пояснятъ вамъ при этомъ, что только сильная власть смогла все это осуществить. Весьма вѣроятно, всего этого, дѣйствительно не было-бы при старой власти. Но вспомните хотя бы новый Берлинъ! А нѣтъ вѣдь тамъ партійной диктатуры. Гдѣ-же фашистское откровеніе?

Васъ поражаетъ, что возстанавливается древній Римъ, что древнія постройки окружены подобающимъ піететомъ? Но знаете ли вы, что возстановленіе древняго величія заключается въ томъ, чтобы открыть какую-нибудь полуразрушенную колонну, да два-три камня древне-римской мостовой и на нихъ любоваться? Вспомните: дворцы Фарнезэ, Канчеллеріа, — прекраснѣйшіе дворы Ренессанса, — построены изъ камней Колизея… Разрушали памятники древности, а красоту древности и величіе ея возсоздавали. А теперь?..

***

«Вы должны доказать, что у васъ достаточно сильны легкія и напряжены мускулы, чтобы наслѣдовать славу и идеалъ имперіи», такъ приказываетъ Муссолини.

Муссолини встаетъ въ 6-7 часовъ утра. Часъ ѣздитъ верхомъ по садамъ виллы Торлоніа, нынѣшней своей резиденціи. И главное его наслажденіе въ этотъ утренній часъ — брать все болѣе и болѣе высокіе барьеры.

А весь день, а иногда и весь вечеръ работаетъ онъ въ «палаццо Венеція» въ необъятной, пустынной залѣ, гдѣ въ углу лишь столъ его и портретъ короля.

И когда онъ изнемогаетъ отъ работы, выходитъ изъ дворца, садится въ свой «Альфа Ромео» и ѣдетъ съ бѣшеной скоростью по дорогамъ, проведеннымъ его волей отъ Рима, такъ что едва успѣваютъ за нимъ полицейскіе, что весь день дежурятъ передъ дворцомъ.

Вѣроятно, нужна эта бѣшеная скорость и эти высокіе барьеры, ощущенія захватывающія духъ и пьянящія, человѣку, который объявилъ итальянскому народу:

— Я иногда лелѣю мечту о новыхъ поколѣніяхъ, которыя я бы назвалъ поколѣніями лабораторными. Упорнымъ отборомъ мы создадимъ это новое поколѣніе, въ которомъ каждый будетъ имѣть свои опредѣленныя обязанности. Я разумѣю — созданіе классовъ, — класса воиновъ, готовыхъ принять смерть, класса судей, класса промышленниковъ, класса путешественниковъ, изслѣдующихъ далекія страны, класса правителей…

И все-же, несмотря на скорость, съ которой несется автомобиль Муссолини, Римъ показался мнѣ безмятежнымъ, какъ встарь, словно эта новая скорость придала Вѣчному Городу лишь видимость движенія, словно — въ полудремотномъ состояніи исполняетъ онъ волю, которую не исполнить онъ не можетъ.

Левъ Любимовъ.
Возрожденіе, № 2269, 19 августа 1931.

Views: 34