Первые годы царствованія импер. Екатерины II отмѣчены небывалымъ приливомъ въ Парижъ русскихъ путешественниковъ.
Съ 1762 г. во всѣхъ проявленіяхъ парижской жизни русскіе принимаютъ замѣтное и характерное участіе. Начнемъ съ парижскаго міра искусства и науки…
Чтобы понять положеніе русскихъ путешественниковъ въ этой средѣ, надо вспомнить, какъ говорилъ Дидро, что Екатерина II была «не только императрицей Всероссійской, но также и особенно императрицей всѣхъ философовъ и артистовъ». Ея обычнаго корреспондента и агента въ Парижѣ кн. Дм. Александр. Голицына Вольтеръ называлъ «надеждой всѣхъ добродѣтельныхъ и несчастныхъ»… Черезъ его посредство выдавались многочисленныя единовременныя пособія артистамъ и философамъ… оплачивались пенсіи… Черезъ его посредство въ 1762 году императрица купила библіотеку Дидро, очень нуждавшагося въ эту эпоху, за 65 тысячъ ливровъ, поставивъ условіемъ, чтобы Дидро оставался хранителемъ этой библіотеки до самой своей смерти… Гриммъ, бывшій главнымъ освѣдомителемъ императрицы въ вопросахъ искусства, по собственному признанію получилъ отъ нея въ разное время болѣе 500.000 рублей…
Примѣру императрицы слѣдовали и ея подданные; Ив. Ив. Шуваловъ (основатель Московск. Ун-та и Петерб. Академіи Художествъ) содержалъ на свой счетъ цѣлый рядъ молодыхъ артистовъ не только русскихъ, но и французовъ.
Кн. Дм. Ал. Голицынъ издалъ на свой счетъ «Человѣка» Гельвеціуса, гр. Ал. Сер. Строгановъ тратилъ болѣе 100.000 ливровъ въ годъ на покупку картинъ и монетъ (къ концу жизни его нумизматическое собраніе достигло 60.000 экземпляровъ).
Интересно, до чего эти люди проникалисъ духомъ французской литературы,. Въ 1773 году гр. Андр. Петр. Шуваловъ (ученикъ Лягарпа), послѣ нѣсколькихъ мѣсяцевъ пребыванія въ Парижѣ, написалъ и издалъ анонимно «Эпитръ а Нинонъ», причемъ серьезная парижская критика приписала авторство этой вещи Вольтеру… Фернэйскому философу пришлось написать письмо, въ которомъ онъ въ самыхъ лестныхъ выраженіяхъ возстановляетъ авторство Шувалова… Въ 1759 году Вольтеръ вступилъ въ переписку съ Бор. Мих. Салтыковымъ, жившемъ въ Парижѣ. Въ эту эпоху философъ писалъ «Исторію Петра Великаго» и просилъ Салтыкова дать ему свѣдѣнія о русской сектѣ «боскольниковъ»… Въ томъ же году Салтыковъ поѣхалъ въ Фернэ и пробылъ тамъ нѣсколько лѣтъ. Его письма оттуда Ив. Ив. Шувалову — подробнѣйшіе отчеты о малѣйшихъ дѣйствіяхъ и словахъ Вольтера…
Фернэ былъ вообще Меккой русскихъ «философовъ». Послѣ или до посѣщенія Парижа считалось необходимымъ заѣхать въ Фернэ. Въ 60-е и 70 е годы столѣтія въ Фернэ перебывали: кн. Д. А. Голицынъ, И. И. Шуваловъ съ женой, гр. М. И. Воронцовъ, гр. А. С. Строгановъ съ женой, гр. А. П. Шуваловъ, гр. Головкинъ… Вольтеръ писалъ Екатеринѣ: «Я продолжаю быть въ восторгѣ отъ любезности вашихъ подданныхъ; я нахожу столько же привлекательности въ ихъ умѣ, сколько достоинствъ въ ихъ сердцѣ»… Въ 1772 году Фернэ посѣтила кн. Дашкова, побывавъ до этого въ Парижѣ, куда она ѣздила, какъ говорила сама «только для того, чтобы поговорить съ Дидро».
Послѣ ея отъѣзда Вольтеръ писалъ своимъ друзьямъ: «Она не похожа на вашихъ парижскихъ дамъ… Я увидѣлъ передъ собой томириссу, говорящую по-французски!»
Разумѣется, не всѣ русскіе были таковы; особенно въ этотъ вѣкъ, когда легкомысліе считалось неразлучной спутницей философіи. Многіе, отдавъ дань въ тѣни фернэйскихъ аллей престарѣлому богу Разума, затѣмъ спѣшили въ Парижъ къ его нервной и блестящей жизни, гдѣ поклонялись уже совсѣмъ другимъ богамъ и особенно богинямъ… въ родѣ знаменитой Гимардъ, выступавшей на сценѣ Оперы, блестящей мадемуазелль Клэронъ, на сценѣ Французскаго театра, или мадамъ Фаваръ, очаровывавшей современниковъ въ «арлекинадахъ» и «гривуазадзхъ» Итальянской Комедіи…. Объ увлеченіяхъ русскихъ театраловъ той эпохи свидѣтельствуютъ «секретныя записки» Бошомона, гдѣ подъ 1762 годомъ значится: «При Клэронъ всегда состоитъ какой-нибудь русскій, который за свою преданность награждается поцѣлуемъ руки»…
На присутствіе русскихъ въ Парижѣ, какъ знатныхъ и богаіыхъ иностранцевъ, указываютъ названія нѣсколькихъ дорогихъ магазиновъ около Палэ-Руаяля (тогдашняго моднаго центра), какъ напримѣръ, «У русской Императрицы» или «Галантный Скифъ», а также названія деревянной колоннады долго прикрывавшей входъ въ сады Палэ-Руаяля: «Колоннады Татаръ».
Анналы веселящагося и свѣтскаго Парижа пестрятъ русскими именами: то это гр. Кириллъ Разумовскій (малороссійскій гетманъ); то кн. Григорій Орловъ, пріѣхавшій въ Парижъ съ молодой женой во время свадебнаго путешествія; то гр. Бутурлинъ, нашъ новый посолъ въ Испаніи, проѣздомъ въ Мадридъ, или въ 1774 году два молодыхъ гр. Румянцевыхъ, Николай и Сергѣй, осматриваютъ достопримѣчательностм столицы подъ руководствомъ своего воспитателя Гримма. Въ 1778 году пріѣхалъ въ Парижъ Фонвизинъ. Авторъ «Недоросля» отнесся очень строго къ легкомыслію парижской жизни; а относительно русскихъ парижанъ въ своихъ письмахъ съ прискорбіемъ замѣчаетъ, что нашелъ среди нихъ только двухъ «настоящихъ» философовъ…
Вращаясь въ вихрѣ развлеченій и удовольствій французской столицы, нѣкоторые наши соотечественники теряли всякую мѣру. Траты ихъ стали притчей во языцѣхъ: алмазы въ 30 и 40 тысячъ ливровъ — подарки знаменитымъ актрисамъ; заказы на сотни тысячъ ливровъ въ мастерскихъ знаменитыхъ художниковъ и скульпторовъ, а также у модныхъ мастеровъ дорогой мебели и фарфора; обѣды на сотни кувертовъ.
Такое приложеніе русскаго размаха къ французскимъ условіямъ для нѣкоторыхъ кончалось весьма печально. Такъ, Алексѣй Пушкинъ совершенно погрязъ въ веселящемся Парижѣ. Растративъ до послѣдней копейки всѣ свои весьма значительныя средства, онъ въ концѣ концовъ былъ засаженъ кредиторами въ Форъ л-Эвекъ, откуда русскій посланникъ гр. Чернышевъ его съ трудомъ высвободилъ и отправилъ въ Россію. Въ Форъ л-Эвекъ же провелъ нѣсколько мѣсяцевъ, въ дни своей бурной молодости, гр. П. С. Салтыковъ, будущій фельдмаршалъ, за долги и безчисленныя дуэли. Въ 1767 году немало нашумѣлъ въ Парижѣ гр. Петръ Биронъ (младшій сынъ герцога Бирона), проживавшей въ Отель д-Эспань съ итальянской танцовщицей Пучинелли и цѣлой свитой приживальщиковъ. За невѣроятно шумное поведеніе и долги этотъ послѣдователь и другъ Казановы «получилъ почести Бастиліи», откуда его выпустили только послѣ того, какъ герцогъ Биронъ удовлетворилъ кредиторовъ…
Разумѣется, эти случаи были исключеніемъ. Какъ ни преувеличены были траты русскихъ баръ въ тогдашнемъ Парижѣ, но несомнѣнно, что онѣ послужили на пользу русскому искусству, такъ какъ въ значительной степени шли на покупку художественныхъ произведеній, иногда прямо на поддержку художниковъ, особенно русскихъ, которыхъ въ Парижѣ тогда было немало. Можно сказать, что большинство русскихъ скульпторовъ, архитекторовъ, граверовъ и живописцевъ (кромѣ портретистовъ) той эпохи прошли черезъ парижскія мастерскія и жили столько же на субсидіи правительства, сколько на пожертвованія частныхъ меценатовъ.
Послѣ предварительной подготовки въ Петербургской Академіи Художествъ ихъ обыкновенно посылали въ Парижъ для довершенія «выучки» на два года, а иногда и дольше. (П. Лосенко прожилъ четыре года, а Фед. Гордѣевъ пять лѣтъ въ Парижѣ.) Къ сожалѣнію, выборъ мастерскихъ, въ которыхъ обучались русскіе ученики, не всегда былъ удаченъ и не всегда соотвѣтствовалъ характеру дарованій учащихся. Такъ, Лосенко, написавшій въ 1757 году въ Петербургѣ жанровую картину «Въ мастерской живописца», вещь, которая несомнѣнно является однимъ изъ шедевровъ бытовой живописи ХѴIII-го вѣка, послѣ двухлѣтней выучки въ «классическомъ» ателье Ресту, въ Парижѣ, уже писалъ только бездушныя и холодныя композиціи въ родѣ «Владимиръ передъ Рогнѣдой», гдѣ Владимиръ Святой въ шляпѣ съ перьями галантно жестикулируетъ по всѣмъ правиламъ театральной мимики. Къ счастью, не всѣ выученники были столь неудачны.
Въ 1767 году пріѣхалъ въ Парижъ, послѣ предварительной подготовки въ Петербургѣ у проф. Жилэ, Федотъ Шубинъ. Этотъ крестьянскій мальчикъ, пришедшій въ Петербургъ пѣшкомъ, съ обозомъ трески, сразу обратилъ на себя вниманіе французскихъ профессоровъ своими необыкновенными способностями; учился онъ въ мастерской скульптора Пигаля… Въ 1770 году Королевская Академія просила императрицу Екатерину, черезъ посредство Фальконета, оставить его въ Парижѣ еще на два года, а въ 1772 году Н. А. Демидовъ проѣздомъ въ Парижѣ увезъ его съ собой въ Италію довершать образованіе. Согласно преданію, онъ жилъ въ мансардѣ у бакалейщика на улицѣ Вьей дю Тампль и лѣпилъ бюсты съ шестнадцатилѣтней дочери своего хозяина, которая снисходительно соглашалась позировать одному изъ замѣчательнѣйшихъ пластическихъ геніевъ эпохи… Кромѣ Шубина, учились въ Парижѣ скульптурѣ Щедринъ, Гордѣевъ и въ концѣ вѣка Соколовъ и Козловскій. Изъ русскихъ архитекторовъ учился у Де-Вилли В. А. Баженовъ (авторъ плановъ Инженернаго Замка), а въ 1789 году Алек. Никиф. Воронихинъ (будущій строитель Казанскаго Собора въ Петербургѣ). Будучи крѣпостнымъ гр. А. С. Строганова, онъ былъ посланъ послѣднимъ, вмѣстѣ съ его сыномъ, гр. П. А. Строгановымъ, учиться въ Парижъ. Съ 1782 по 1786 годъ учился у арх. Шальгрена Андрей Дм. Захаровъ (будущій строитель Адмиралтейства въ Петербургѣ, корифей Русскаго Ампира).
Въ эту же эпоху драматическому искусству обучался у трагика Лекена, Французской Комедіи, Дмитріевскій.
Жили русскіе ученики обычно въ дешевыхъ обержахъ или нанимали комнаты у фруктовщиковъ, мясниковъ и бакалейщиковъ. Такъ же, какъ и богатые русскіе путешественники, они иногда погрязали среди парижскаго разгула. Такъ, очень талантливый молодой граверъ Берсеневъ, окончательно разстроивъ свое здоровье всякими излишествами, умеръ въ «Венусбургѣ» Палэ-Руаяля… А про Павла Соколова нашъ посланникъ бар. Симолинъ писалъ въ 1790 году: «Соколовъ пришелъ въ крайнюю нужду изъ-за своей страсти къ игрѣ и пьянству. Онъ продалъ свою одежду и все, что у него было, такъ что пришлось ему купить самое необходимое… Чтобы избѣжать полиціи, я отправилъ его въ Руанъ, гдѣ онъ сядетъ на корабль, отплывающій въ Гамбургъ». Вернувшись въ Россію, этотъ «блудный сынъ», однако, остепенился и даже впослѣдствіи получилъ нѣкоторую извѣстность въ области декоративной скульптуры (его рѣзцу принадлежитъ знаменитая «Молочница», — фонтанъ въ паркѣ Царскосельскаго дворца).
Русская колонія въ Парижѣ между тѣмъ все разрасталась, о чемъ свидѣтельствуетъ уже въ 1762 году освященіе новой болѣе обширной церкви въ русскомъ посольствѣ — Отель Ришелье. (Старая церковь въ томъ же зданіи была закрыта въ 1760 году послѣ смерти русскаго посланника гр. Бестужева.) Разрѣшеніе на открытіе новой церкви было испрошено княземъ Д. А. Голицынымъ у французскаго премьеръ-министра герцога Де Шуазель, который, давъ согласіе, поставилъ, однако, условіемъ, чтобы «въ церковь ходили одни русскіе». При церкви состоялъ причтъ (часто въ своихъ проповѣдяхъ обличавшій соблазны парижской жизни) и хоръ пѣвчихъ, содержавшійся на счетъ посольства. Вскорѣ и эта церковь стала недостаточно велика для русской колоніи (въ 70 и 80 годы число русскихъ въ Парижѣ увеличилось нѣсколькими партіями подмастерьевъ, присланныхъ на «выучку» въ различныя мастерскія, «мебельнаго, фарфорнаго, часового, золотарнаго и разнаго иного дѣла»)…
Постоянному увеличенію русской колоніи способствовали политическія и коммерческія сношенія, сильно улучшившіяся послѣ смерти Людовика ХѴ въ 1774 году и приведшія къ договору 1787 года. Въ бытовомъ же отношеніи немалую роль сыграло долгое и блестящее посольство кн. Ив. Серг. Барятинскаго (съ 1772 по 1784 г.) и особенно пріѣздъ въ Парижъ въ 1782 г. вел. кн. Павла Петровича и вел. кн. Маріи Феодоровны подъ именемъ графовъ Сѣверныхъ, въ сопровожденіи цѣлой свиты.
Относительно этого пріѣзда баронесса Оберкирхъ пишетъ въ своихъ запискахъ: «Тонкій умъ вел. князя Павла, красота и любезность вел. княгини, а также широкая благотворительность, которую они оба оказывали бѣднымъ Парижа,привлекли къ нимъ всѣ сердца»
Къ концу стараго режима, многіе русскіе жили въ Парижѣ почти безвыѣздно. Изъ этихъ парижскихъ старожиловъ назовемъ прежде всего гр. А. С. Строганова, который считался главой русскихъ философовъ «вольтерьянцевъ» и послѣ смерти Вольтера предсѣдательствовалъ въ масонской ложѣ «Девяти Сестеръ» совмѣстно съ Франклиномъ. Сына его гр. Павла Ал. воспитывалъ будущій членъ Конвента Роммъ, за сумму въ 55 тысячъ ливровъ обязавшійся привить ему «философскія воззрѣнія»… Въ 1789 году Роммъ вернулся съ гр. Павломъ Строгановымъ въ Парижъ, послѣ путешествія по Россіи, къ самому взятію Бастиліи и поспѣшилъ записать своего питомца въ Клубъ Якобинцевъ… гдѣ этотъ наслѣдникъ многомилліоннаго состоянія и будущій другъ Александра I-го въ одной изъ своихъ рѣчей заявилъ что «счастливѣйшей минутой его жизни будетъ, когда онъ увидитъ Россію воскрешенную такой же революціей!»
Къ типу «философовъ» той эпохи относится также гр. Головкинъ, сынъ нашего посла въ Берлинѣ. Онъ провѣрялъ систему «философскаго воспитанія», со строгой вегетаріанской діетой и частыми холодными обливаніями, на своихъ дѣтяхъ… Курьезной фигурой того же времени является «вольтерьянецъ» Каржавинъ, богатѣйшій московскій купецъ, который не крестилъ своихъ дѣтей, считая, что единственное для нихъ важное, это — чтобы они «господина Вольтера уважали»… Къ этой же группѣ можно отнести Зиновьева, друга и послѣдователя Де Сенъ Мартена (основателя «Иллюминатства») и перваго русскаго среди «добродѣтельныхъ рыцарей»…
Послѣ 1789 года русская колонія въ Парижѣ начинаетъ быстро рѣдѣть, хотя дипломатическія сношенія еще не порваны и русскій посланникъ бар. Симолинъ продолжаетъ жить на 3, рю Басъ дю Рампаръ. Одинъ за другимъ парижскіе старожилы и кончившіе курсъ ученики уѣзжаютъ изъ столицы и новые имъ на смѣну не являются…
Можно сказать, что къ 1793 году русскіе не принимаютъ больше никакого участія въ парижской жизни. А между тѣмъ, если не прямо съ русскими, то съ русскимъ именемъ связано одно изъ самыхъ трагичныхъ событій этого періода французской революціи. Произошло оно лѣтомъ 1791 года. Въ ночь съ 20-го на 21-ое іюня черезъ Сенъ-Мартенскія ворота изъ Парижа выѣхала тяжелая дорожная карета, запряженная шестеркой лошадей. Въ паспортѣ, которымъ были снабжены путешественники, значилось: «предъявительница сего подданная Е. В. Императрицы Всероссійской, Екатерины II, баронесса Анна-Христіанна Корфъ, рожденная Штегельманъ, путешествуетъ въ сопровожденіи»… дальше шли имена слугъ.
Мнимая подданная Екатерины II, баронесса Анна Корфъ и ея свита, были не кто иные, какъ французская королевская семья, состоявшая изъ короля Людовика ХѴI, королевы Маріи Антуанетты, мадамъ Елизабетъ (сестры короля), дофина, и тринадцатилѣтней мадамъ Ройяль, рѣшившихъ вмѣстѣ съ нѣкоторыми приближенными удалиться изъ Франціи «отъ преслѣдованія тѣхъ, которые прежде назывались ихъ подданными»… Какъ извѣстно, это путешествіе кончилось трагическимъ арестомъ въ Вареннѣ и возвращеніемъ арестованной королевской семьи въ Парижъ. Русскій паспортъ, которымъ была снабжена королевская семья во время бѣгства, былъ добытъ главнымъ организаторомъ всего предпріятія, графомъ А. Ферзеномъ у его пріятельницы баронессы Анны Корфъ, рожд. Штегельманъ (вдовы бар. Ф. Корфа, адъютанта фельдмаршала Миниха, убитаго подъ Бендерами въ 1770 году). Она постоянно жила въ Парижѣ вмѣстѣ со своей матерью м-мъ Штегельманъ (отецъ баронессы Н. фонъ Штегельманъ былъ извѣстный петербургскій банкиръ). Кромѣ паспорта, эти двѣ русскія дамы дали Ферзену на покупку дормеза, лошадей и др. расходы 250 тысячъ ливровъ, т. е. всю свою наличность.
За двѣ недѣли до бѣгства королевской семьи баронесса Корфъ писала русскому посланнику въ Парижѣ Симолину: «Я въ отчаяніи… Вчера, сжигая нѣсколько ненужныхъ старыхъ бумагъ, я нечаянно бросила къ огонь паспортъ, который вы имѣли любезность мнѣ выдать. Мнѣ, право, очень совѣстно просить васъ исправить послѣдствія моего легкомыслія»…
Между тѣмъ, послѣ ареста королевской семьи въ Вареннѣ событія начали чередоваться съ невѣроятной быстротой и 21-го января 1793 года король Людовикъ ХѴI былъ казненъ. Когда извѣстіе о казни короля достигло Россіи, Екатерина II порвала всѣ дипломатическія, торговыя и иныя сношенія съ Франціей. Русскій посланникъ былъ отозванъ и немногимъ русскимъ еще проживашимъ въ Парижѣ было приказано покинуть предѣлы республики.
Л. Толстой-Милославскій.
Возрожденіе, № 2415, 12 января 1932.
Views: 28