Александръ Ивановичъ Герценъ и его жена — Наталья Александровна, въ дѣвичествѣ Захарьева, считали, что въ ихъ союзѣ осуществилось идеальное сліяніе душъ и жизней, образовавшее двуединое существо, которое они назвали Натаксандръ.

Повидимому, они ошибались. Трудно представить себѣ болѣе несхожихъ людей. Это было бы еще съ полбѣды. Или вѣрнѣе: никакой тутъ не было бѣды. Несхожесть полезна: люди другъ друга дополняютъ. Натаксандръ же представлялся сказочной химерой, несуразно слѣпленнымъ чудищемъ…

Въ Петербургѣ появилась книга П. Губера «Круженіе сердца», посвященная семейной драмѣ Герценовъ: увлеченію Наталіи Александровны нѣмецкимъ поэтомъ Гервегомъ. *) Книгу Губера надо отнести къ хорошимъ, полезнымъ книгамъ. Она правдиво и просто написана, хотя и не содержитъ ничего новаго.

***

Герценъ однажды написалъ про Ламартина:

«Я его ненавижу не какъ злодѣя, а какъ молочную кашу, которая вздумала представлять… жженку».

Въ извѣстной мѣрѣ онъ могъ бы по тѣмъ же основаніямъ ненавидѣть самого себя. Судьба его выдвинула въ ряды водителей нашего революціоннаго движенія заграницей. Но трудно вообразить человѣка менѣе для такой роли подходящаго. Водителъ вѣчно водимый другими. Губеръ справедливо отмѣтилъ:

«Герценъ былъ необыкновенно доступенъ различнымъ вліяніямъ со стороны. На его взгляды и на его поступки въ разное время деспотически воздѣйствовали Огаревъ и Наталья Александровна, Хомяковъ и Бакунинъ, Карлъ Фохтъ и Прудонъ, хитрые политики изъ польскаго Ржонда и прямолинейный фанатикъ Нечаевъ».

Въ дружбѣ Огарева и Герцена первенство принадлежало вялому, апатичному на видъ, Огареву, а не кипучему Герцену… На жженку больше походилъ Огаревъ, а на молочную кашу Герценъ.

Онъ и его жена были совсѣмъ разныя натуры. Это иногда соединяетъ людей. Но у нихъ въ характерахъ были прямыя, такъ сказать — «физіологическія» противоположности, а вѣдь иногда расхожденіе въ будничныхъ житейскихъ привычкахъ важнѣе, чѣмъ несходство во взглядахъ на вопросы возвышенные…

Наталья Александровна были склонна къ тихимъ радостямъ одиночества «вдвоемъ», а Герценъ чувствовалъ себя хорошо въ сутолокѣ политическаго базара. Онъ любилъ шумъ, споры, вино, интересныя встрѣчи, ей былъ свойствененъ мечтательный аскетизмъ. Любилъ смѣяться и смѣшить другихъ, подмѣчалъ смѣшное, острилъ, игралъ словами, склоненъ былъ къ нѣкоторому издѣвательству. Она же смѣха не понимала, его пугалась и не любила.

Выспренность стиля переписки герценовскаго кружка извѣстна, но каждый разъ заново поражаетъ, до того она уродлива для нашего слуха. Да для нашего ли только? Вѣдь жили же тогда въ Россіи люди, хлебнувшіе того же романтизма и выражавшіеся иначе. Жилъ и переписывался Пушкинъ!..

Вотъ отрывокъ изъ письма Наталіи Александровны—невѣсты отъ 22 января 1837 года:

«Ропщи, грязная толпа, вздымай свои пѣнистыя волны, гордое море, бѣшенствуй, раздирайся Этна, не достать вамъ звѣзды, не затмить вамъ ее. Нѣтъ, это можетъ только одно солнце».

Имѣйте въ виду, что Герценъ и его жена влюбились другъ въ друга, такъ сказать, по почтѣ, когда Наталья Александровна оставалась въ Москвѣ, а Герценъ находился въ ссылкѣ, тогда какъ раньше, живя вмѣстѣ, они питали другъ къ другу только простыя дружески родственныя чувства.

Герценъ тоже въ долгу не оставался, писалъ такъ же неестественно съ цитатами изъ Жанъ-Поля, безъ указанія источника.

***

Губеръ выражаетъ подозрѣніе, не тяготился ли иногда Герценъ «эмоціональной напряженностью, превыспренностью, которую Наталія Александровна вносила въ ихъ любовныя и супружескія отношенія?»

Я думаю, для подозрѣній основанія есть. При скептической насмѣшливой природѣ Герцена онъ долго этого паренія въ поднебесіи и «лунныхъ томленій» выдержать не могъ…

У Губера проводятся фраза изъ корреспонденціи, посланной Герценомъ въ «Современникъ». Рѣчь шла объ убійствѣ, о герцогинѣ де Праленъ, убитой мужемъ. Герценъ пишетъ:

«Жалъ Праленшу. А вѣдь страшная женщина была… Она всякій день писала мужу письма въ нѣсколько листовъ!»

Во Владимиръ на Клязьмѣ къ Герценамъ пріѣхали молодожены Огаревы. Огаревъ привозитъ свою жену Марію Львовну для того, чтобы познакомить ее съ Герценами.

Вотъ чѣмъ ознаменовалась встрѣча:

«Мы инстинктивно всѣ четверо бросились передъ распятіемъ»… Всѣ четверо совмѣстно молились, лили слезы и обнимались. По совѣсти, нельзя не согласиться съ Губеромъ:

«На посторонній скептическій взглядъ мистерія могла показаться немного смахивающей на хлыстовское радѣніе»…

Супруги Герцены успѣли довольно скоро другъ другу надоѣстъ. Супружество ихъ было недлительнымъ, когда Гервегъ вошелъ клиномъ въ ихъ жизнь. Герцены обвѣнчалисъ въ 1838 году, а въ 1847 году, 21 іюня въ письмѣ Герцена къ Е. Ф. Каршу, впервые появляется имя Георга, т. е. — Гервега.

Онъ былъ живописный красавецъ, «роковой мужчина», ровесникъ Наталіи Александровны (ей было въ 1847 г. 30 лѣтъ), извѣстный нѣмецкій поэтъ, воспитанникъ протестантскихъ піетистовъ, имѣвшій что-то отъ Тартюфа, обладавшій даромъ вторгаться въ чужое довѣріе. Женатъ онъ былъ на некрасивой дочкѣ богатаго банкира. Гейне называлъ его «желѣзнымъ жаворонкомъ». Въ другихъ стихахъ называлъ его и нѣсколько иначе. У меня нѣтъ подъ рукой стихотворенія Гейне «Симплициссимусъ», но въ русскомъ переводѣ Вейнберга такъ выражена характеристика Гервега:

«Паяцъ, шарлатанъ, балаганный герой…»

Не импровизація же это переводчика! Чему-нибудь родственному соотвѣтствуетъ же въ оригиналѣ этотъ переводъ!..

Гервегъ быть демократомъ, лѣвымъ, политическимъ эмигрантомъ. Послѣ февральской революціи 1848 года, когда революціонная волна покатилась по Европѣ, Гервегъ, въ качествѣ предсѣдателя нѣмецкаго демократическаго комитета въ Парижѣ, сталъ политическимъ комиссаромъ при легіонѣ, имѣвшемъ назначеніе войти въ Баденъ и поднять тамъ возстаніе. Гервегъ направилъ свои усилія на то, чтобы изгнать изъ отряда всякую дисциплину, считая ее недемократической. Отрядъ былъ въ два счета расколоченъ правительственными войсками подъ Дессенбахомъ въ Шварцвальдѣ и разсыпался, Гервегъ же при этой оказіи велъ себя не особенно доблестно и, говорятъ, только плакалъ.

***

Знакомство Герценовъ съ Гервегомъ произошло до этого происшествія въ Парижѣ, куда Герценъ, пріѣхавъ въ 1848 году, привезъ рекомендательное письмо Огарева къ Гервегу. Отношенія скоро приняли болѣе фамиліарный, чѣмъ дружескій характеръ. Разсказывать всю исторію скучно. Для читавшихъ ее въ новѣйшихъ изданіяхъ «Былого и Думъ» это будетъ лишнимъ, а для нечитавшихъ — въ газетной статьѣ всего существеннаго достаточно вразумительно не перескажешь.

До какихъ предѣловъ доходило увлеченіе Наталіи Александровны Гервегомъ — опредѣлить трудно. Можно думать, что оно дальше «чувствованій» не пошло. Къ такому заключенію склоняется и Губеръ.

Но надо отдать справедливость Герцену: онъ сдѣлалъ все, чтобы не только обратить событіе внутренней семейной жизни во всесвѣтный скандалъ, но даже придать ему характеръ дѣйствительной измѣны жены. А Наталія Александровна «грани» по-видимому не переходила.

Герценъ впутать въ свои недоразумѣнія съ женой и Гервегомъ бѣглыхъ революціонеровъ всѣхъ мастей и племенъ, вынесъ событіе на обсужденіе газетъ… Друзья ѣздили къ Герцену въ Цюрихь. Тамъ Гервегу устроили скандалъ. Онъ получилъ пощечину на глазахъ у постояльцевъ, сбѣжавшихся изъ цѣлой гостиницы. Столкновеніе это въ свою очередь стало предметомъ обмѣна письмами въ «Нойе Цюрихеръ Цайтунгъ». Герценъ почему-то обратился съ письмомъ и къ Рихарду Вагнеру, котораго совсѣмъ не зналъ (Вагнеръ зналъ Гервега). Вагнеру семейная исторія незнакомаго ему Герцена свалилась какъ снѣгъ на голову и онъ не разобравшись высказался въ смыслѣ, скорѣе благопріятномъ для Гервега. Одно время возникалъ даже вопросъ о какомъ-то эмигрантскомъ судѣ надъ Гервегомъ.

На европейцевъ того времени все это должно было производить дикое впечатлѣніе…

Между тѣмъ симпатіи порядочныхъ людей должны были остаться на сторонѣ Герцена, а не на сторонѣ его соперника, пошлаго и ничтожнаго человѣчка, жившаго къ тому же на его, Герцена, счетъ. Гервегъ нашелъ умѣстнымъ подогрѣть уже остывавшія дрязги въ дни, когда Наталія Алексадровна умирала. Если Герценъ внесъ въ дѣло трагикомическія черты, то Гервегъ внесъ въ него элементы фарса, снарядивъ въ уполномоченныя по переговорамъ, касавшіяеся Наталіи Александровны, свою собственную жену, Эмму Гервегъ.

***

Но самое курьезное во всей исторіи то, что исключительно по винѣ самого Герцена могло составиться представленіе объ измѣнѣ Наталіи Александровны мужу. Вообще мало ли выдающихся дѣятелей, писателей и художниковъ, потерпѣвшихъ крушеніе въ брачной жизни? Кто же изъ нихъ самъ выволакивалъ свои несчастья на улицу?.. А Герценъ и «Былое и думы»-то написалъ, — какъ онъ самъ утверждаетъ, — для того, чтобы разсказать о скандалѣ съ Гервегомъ!

Но съ исповѣдью вышло до крайности неудачно. Герценъ сверхъ всякой мѣры ославилъ жену.

При жизни онъ напечаталъ отрывокъ «Былого и дум», гдѣ описывается встрѣча его съ Наталіей Александровной въ Туринѣ въ 1851 году. Предоставляю слово Губеру:

«Эти строки послужили поводомъ къ ошибкѣ, допущенной почти всѣми біографами Герцена. Отрывокъ, изображающій встрѣчу въ Туринѣ, былъ напечатанъ самимъ Герценомъ, тогда какъ все предшествующее было имъ пропущено. Поэтому создавалось такое впечатлѣніе, будто Наталья Александровна, ушедшая было къ Гервегу, воротилась въ мужу. Послѣ выхода въ свѣтъ полнаго текста «Былого и думъ» ясно, что какъ объ уходѣ, такъ и о возвращеніи можно говорить лишь въ переносномъ, исключительно психологическомъ смыслѣ».

Наталья Александровна увеличила путаницу цвѣтами своего краснорѣчія. Въ одномъ ея письмѣ мужу есть такое мѣсто: «Я возвращаюсь какъ корабль въ родную гавань послѣ бурь, кораблекрушеній, и несчастій, сломанный, но спасенный»…

Море… гавань… кораблекрушеніе — всѣ лубки лжелитературы!..

Губеръ по поводу восторговъ Герцена во время парижской жизни въ 1848 году пишетъ, что если бы іюньское возстаніе (рабочихъ массъ) восторжествовало, то Герценъ изъ революціонной столицы поспѣшилъ бы уѣхать въ николаевскую Россію…

*) П. Губеръ. Круженіе сердца. Семейная драма Герцена. Издательство писателей въ Петербургѣ (книжный магазинъ Я. Поволоцкаго въ Парижѣ).

Н. Чебышевъ.
Возрожденіе, № 1333, 15 января 1929.

Views: 35