Въ мартѣ мѣсяцѣ 1917 года, послѣ пріѣзда Москву А. Ф. Керенскаго, о чемъ мною разсказано въ другомъ очеркѣ, такъ въ двадцатыхъ числахъ, я получилъ отъ прокурора рязанскаго окружного суда донесеніе, что у него мѣстные присяжные повѣренные въ камерѣ произвели обыскъ и выемку, причемъ унесли съ собой бумаги, въ числѣ которыхъ были переписки, касавшіяся дисциплинарныхъ производствъ, начатыхъ противъ нѣкоторыхъ изъ этихъ присяжныхъ повѣреннныхъ прокуроромъ.

Я просилъ содѣйствія министра юстиціи. Надѣялся, что его послушаютъ, если не какъ генерала-прокурора, то по крайней мѣрѣ какъ А. Ф. Керенскаго, находившагося тогда на вершинѣ своей популярности. Керенскій далъ грозную телеграмму въ Рязань, не возымѣвшую никакого результата. Бумагъ не отдали, никто за это преступленіе не отвѣтилъ.

Оставаться на посту прокурора московской судебной палаты было нельзя. Я и то пересидѣлъ: надо было уходить въ первые дни, сейчасъ же послѣ февральскаго переворота. Собственно и дѣло мое приняло какой-то другой характеръ. Всѣ мои обязанности свелись къ разговорамъ съ комиссаромъ московскихъ судебныхъ учрежденій Н. К. Муравьевымъ, который вскорѣ впрочемъ уѣхалъ въ Петербургъ, для предсѣдательствованія въ чрезвычайной слѣдственной комиссіи.

Старшаго предсѣдателя С. А. Линка смѣнилъ В. Н. Челищевь, предсѣдатель московскаго столичнаго съѣзда мировьхъ судей. Прокурора суда М. И. Скаржинскаго старались вытѣснить. Ему ставили въ вину заключеніе, данное имъ въ административномъ присутствіи о городскихъ выборахъ. Сейчасъ не помню въ точности, въ чемъ именно заключался вопросъ — кажется онъ касался неутвержденія выборовъ. Передъ засѣданіемъ городского присутствія я получилъ отъ министра юстиціи А. А. Макарова телеграмму. Мнѣ рекомендовалось преподать указанія лицу прокурорскаго надзора, которое пойдетъ въ присутствіе, дать заключеніе о неутвержденіи выборовъ. Я не ознакомилъ прокурора съ телеграммой, воздерживаясь отъ давленія на его совѣсть. Это былъ, если не ошибаюсь, ноябрь или декабрь 1916 года. «Психологическая» революція совершилась въ Россіи, было гораздо «выгоднѣе» дать заключеніе прокурору «противъ» правительства, чѣмъ «противъ» общества. М. И. Скаржинскій далъ заключеніе противъ «общества», такъ, какъ считалъ правильнымъ, если онъ ошибся, — подробности и даже сути хорошо не помню, — то ошибался добросовѣстно, будучи честнымъ человѣкомъ.

Я пытался помочь М. И. Скаржинскому удержаться черезъ моихъ друзей въ министерствѣ и кадетскихъ кругахъ, но безъ должнаго успѣха.

Всѣ усилія революціонныхъ группировокъ соціалистическаго толка въ Москвѣ спихнуть меня оказывались тщетными. Но я самъ твердо рѣшилъ уйти, въ Москвѣ дѣлать было уже нечего.

***

Въ это время должны были произойти первые выборы въ Правительствующій сенатъ. Этотъ законъ о сенатскихъ выборахъ былъ проведенъ еще царскимъ правительствомъ: сенатъ выбиралъ кандидатовъ, а верховная власть утверждала ихъ. Я рѣшилъ использовать это обстоятельство и телеграфировалъ первоприсутствующему уголовнаго кассаціоннаго департамента, выставляя свою кандидатуру. — Этимъ путемъ я избѣгалъ всякаго вліянія на мою судьбу министра юстиціи.

Но я ошибся въ моихъ расчетахъ. Керенскій отложилъ введеніе въ дѣйствіе новаго закона. Ему нужно было провести своихъ сенаторовъ, изъ которыхъ большинство не имѣло формальныхъ правъ на назначеніе въ сенатъ. Онъ хотѣлъ, говорятъ, въ сенаторы провести даже одну даму, видную дѣятельницу кадетской партіи. Отъ послѣдняго Керенскаго отговорили. Нѣкоторые изъ вновь назначенныхъ сенаторовъ были люди вполнѣ достойные, только почти всѣ они не подходили къ требованіямъ закона, устанавливавшаго опредѣленный стажъ.

До революціи я и не подумалъ бы проситься въ сенатъ, а если бы меня туда назначали помимо моего желанія, счелъ бы это нѣкоторой опалой, сдачей въ архивъ… Теперь же сенатъ являлся блестящимъ выходомъ изъ унизительнаго положенія, въ которомъ я оказался въ Москвѣ.

Около этого времени я былъ вызванъ въ Петербургъ предсѣдателемъ временнаго правительства княземъ Г. Е. Львовымъ.

Я недоумѣвалъ, зачѣмъ я понадобился. Немедленно выѣхалъ въ Петербургъ. Въ день пріѣзда былъ принятъ княземъ Г. Е. Львовымъ на Театральной улицѣ, кажется въ департаментѣ общихъ дѣлъ. Онъ мнѣ предложилъ встать во главѣ департамента полиціи (повидимому, онъ уже назывался департаментомъ милиціи, такъ какъ слово «полиція» изъ административнаго словаря было изгнано).

Я поинтересовался узнать: дѣлается ли что-нибудь для созданія вооруженной силы, стоящей внѣ давленія революціонной атмосферы, такой, которой Временное Правительство могло располагать для своей защиты и проведенія своихъ мѣропріятій; если не дѣлается, то — предполагается ли что-нибудь дѣлать въ этомъ направленіи, для чего, какъ мнѣ казалось, имѣлись тогда возможности. Подавленіе іюльскихъ безпорядковъ казаками впослѣдствіи доказало возможность вооруженной борьбы съ «улицей» и съ неорганизованными еще стоящими за ней большевиками.

Кн. Г. К. Львовъ печально отвѣтилъ, что — нѣтъ. Изъ словъ его я понялъ, что такое начинаніе будетъ идти вразрѣзъ съ политикой правительства, стремящейся къ умиротворенію общества. Организація же новой «гвардіи» могла возымѣть обратное дѣйствіе — вызвать раздраженіе. Онъ не договаривалъ. Передъ нимъ былъ совершенно незнакомый человѣкъ. Правительство вѣдь было коллегіей, — самодержавной съ виду, а въ дѣйствительности управляемой изъ совдепа съ Выборгской стороны. Совдепъ былъ представленъ въ правительствѣ нѣсколькими министрами. Очевидно, всякое формированіе вооруженной силы, которой пришлось бы первымъ дѣломъ разогнать совдепъ и произвести въ его средѣ рядъ арестовъ, — встрѣтило бы самое рѣшительное, безпощадное сопротивленіе въ самомъ правительствѣ, которое въ то время было озабочено прежде всего сберечь въ своемъ составѣ единство, для того, чтобы сохранить себя, продолжать войну и довести страну до учредительнаго собранія.

Я замѣтилъ, что никакая организація полиціи не принесетъ пользы, если полиція не будетъ опираться на серьезную, лойяльную, законопослушную, даже при настоящихъ условіяхъ жертвенную, героическую силу. Временное же правительство ежедневно находилось подъ угрозой быть захваченнымъ, и мѣняло для своихъ совѣщаній квартиры.

Вообще мысль была вѣрна, самоочевидна. Въ ней не было откровенія. Но политически она была безпредметна: я какъ бы умышленно игнорировалъ, что власть принадлежитъ совдепу и подчиняющемуся ему (можетъ быть, по неволѣ, но во всякомъ случаѣ сознательно) большинству правительственной коллегіи.

Физическая сила обороны власти могла, должна была быть образована внѣ, помимо, наперекоръ власти. «Бѣлое» движеніе должно было родиться уже въ мартѣ 1917 г. Суть, оригинальность фашизма вовсе не въ его программѣ, а — въ защитѣ власти помимо нея революціоннымъ путемъ… Итальянцы впослѣдствіи использовали русскій урокъ. Итальянскій фашизмъ это только приспособленное къ итальянскимъ условіямъ «бѣлое» движеніе, въ Россіи родившееся, въ Россіи впервые примѣненное, Россіей созданное. Разница въ томъ, что итальянцы использовали русскую идею вовремя, а мы съ опозданіемъ на цѣлый годъ, когда «власти» уже не существовало.

Я отказался отъ предложенія. Указалаъ, что задача мнѣ не по силамъ. Мнѣ пришлось бы начать дѣятельность директора департамента полиціи съ «конспираціи», т. е. заняться формированіемъ тайныхъ «ударныхъ» батальоновъ для обороны временнаго правительства, и притомъ по секрету отъ него самого. Долго моя дѣятельность въ этомъ направленіи не могла бы остаться втайнѣ. Произошелъ бы грандіозный скандалъ, въ явный подрывъ авторитета Временнаго Правительства.

Князь Г. Е. Львовъ показался мнѣ очень привлекательнымъ. Онъ былъ печаленъ, жилъ уже въ сознаніи безвыходности своего положенія, какъ будто понималъ, что дни его во главѣ власти сочтены.

Вечеромъ я продолжалъ переговоры съ ближайшимъ сотрудникомъ кн. Г. Е. Львова по министерству внутреннихъ дѣлъ. Отъ него я узналъ, что мое назначеніе въ уголовный кассаціонный департаментъ Правительствующаго сената уже состоялось. Сотрудникъ кн. Г. Е. Львова предложилъ мнѣ слѣдующее: по прибытіи моемъ въ Петербургъ я буду откомандированъ къ министерству внутреннихъ дѣлъ для исполненія обязанностей товарища министра внутреннихъ дѣлъ. Я согласился подъ условіемъ, что въ моемъ вѣдѣніи не будетъ находиться департаментъ полиціи.

***

По возвращеніи въ Москву я сталъ готовиться къ переѣзду въ Петербургъ. Было начало апрѣля мѣсяца.

Въ Москвѣ въ то время происходили собранія для организаціи такъ называемыхъ «районныхъ» городскихъ думъ. Тогда спѣшили осуществить въ жизни все, въ чемъ казалось ушедшая власть запоздала. «Районная» дума казалась шагомъ впередъ въ развитіи городского управления — въ теоріи муниципальнаго устройства нѣкоторыя мѣстныя потребности районовъ въ большихъ городахъ игнорировались городской думой. Для обслуживанія районныхъ потребностей вводились «районныя» думы. I

Ко мнѣ (прокуроръ палаты былъ въ Москвѣ инспекторомъ зданія) явились съ просьбой предоставить помѣщеніе для собраній, организаціонныхъ собраній. Я предоставилъ «овальную залу». На собраніи меня выбрали предсѣдателемъ. Я предсѣдательствовалъ раза три или четыре (первое собраніе происходило въ «овальномъ» залѣ, послѣдующія происходили не то въ купеческой, не то въ ремесленной управѣ). Въ «районъ» входило Зарядье, гдѣ было представлено богатѣйшее купечество и бѣднѣйшій людъ, верхи буржуазіи и коммунисты. Все это было озлоблено другъ противъ друга. Не спорило, а вопило. А главное неизвѣстно о чемъ спорило. Я долго помнилъ эти собранія. Возвращаясь домой, я заворачивалъ полотенцемъ голову и ложился на диванъ. Разъ, помнится, когда я увидѣлъ невозможность справиться съ бедламомъ, я объявилъ перерывъ и сказалъ:

— Вы перешли въ вопросу общей политики, вышли изъ круга нашей задачи, вы хотите митинговать… Поэтому объявляю перерывъ. Выберите себѣ предсѣдателя для митинга, а когда исчерпаете вопросъ «политическій» сообщите мнѣ и я возобновлю «городское» собраніе…

Собравшіеся опѣшили, изъ митинга ничего не вышло и черезъ пять минуть я открылъ снова городское собраніе.

На собраніяхъ появлялись фигуры, которымъ впослѣдствіи вѣроятно суждено было играть у большевиковъ роль. Помню горбатаго сапожника въ рваномъ пальто, замѣчательнаго діалектика. Этотъ зарядскій Жоресъ проникся ко мнѣ симпатіями. Въ минуты, когда я изнемогалъ и въ бѣшенствѣ набрасывался на строптивую аудиторію, онъ подбѣгалъ ко мнѣ, успокаивалъ, ловилъ въ коридорахъ въ темныхъ углахъ, сговаривался какъ вести собраніе и на засѣданіяхъ велъ мою линію…

Это былъ несомнѣнно политическій талантъ, погребенный въ подвалѣ на Солянкѣ. Онъ мгновенно разобрался во всѣхъ силахъ нашихъ собраній, въ ихъ противорѣчивой, многоголовой психологіи. — Имѣя такого «лидера оппозиціи» въ собраніи, можно было мало по малу овладѣть имъ и повести къ вожделенному концу.

Конца я не дождался. Переѣздъ въ Петербургъ меня избавилъ отъ этой тягостной, навязанной случаемъ дѣятельности.

***

На мое мѣсто былъ назначенъ А. Ф. Сталь. Мы съ нимъ начинали службу кандидатами на судебныя должности въ Москвѣ. Онъ былъ одно время судебнымъ слѣдователемъ. Затѣмъ бросилъ судебное вѣдомство. Сталъ соціалъ-революціонеромъ, предсѣдателемъ подпольнаго крестьянскаго союза. Онъ былъ человѣкъ очень способный и въ общеніи пріятный. Во всякомъ случаѣ для революціонной обстановки онъ былъ гораздо болѣе подходящимъ прокуроромъ палаты, чѣмъ я.

Веселое лицо, приплюснутый профиль, румяныя щеки… Дантонъ, спортсменъ, буршъ. Постъ прокурора палаты доставилъ ему мало радости, въ теченіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ возглавленія имъ прокурорскаго надзора округа московской судебной палаты онъ испилъ до дна всѣ огорченія развѣнчанной революціей должности.

Я помню одну мелочь. Она говоритъ въ его пользу. Въ числѣ неисполненныхъ бумагъ, переданныхъ мною при сдачѣ должности прокурора судебной палаты Сталю, былъ рапортъ товарища прокурора елецкаго окружнаго суда X.

Въ этомъ рапортѣ на имя министра юстиціи А. Ф. Керенскаго товарищъ прокурора X. просилъ «вычеркнуть изъ его послужнаго списка орденъ Анны ІІІ степени, полученный до революціи» при царѣ.

Министерство юстиціи прислало рапортъ на мое распоряженіе. Было это за два дня до сдачи должности. Я передалъ вмѣстѣ съ другими бумагами «рапортъ» Сталю и замѣтилъ ему:

— Я не знаю, какой теперь установится въ Россіи порядокъ, но думаю, что такіе товарищи прокурора не нужны будутъ и россійской республикѣ…

Сталь послалъ рапортъ X елецкому прокурору, предложивъ собрать товарищей прокурора и передать имъ на обсужденіе поступокъ X.

Товарищи прокурора постановили: предложить X. подать въ отставку, что имъ и было исполнено.

Сталь послѣдніе дни жилъ у меня, или вѣрнѣе я жилъ у него, потому что приказы о насъ уже состоялись. Въ казенной квартирѣ я былъ уже гостемъ. Одинъ вечерь я провелъ за чайнымъ столомъ въ обществѣ съ амнистированнымъ ссыльно-каторжнымъ, только что прибывшимъ изъ Сибири. Разъ какъ-то подъ вечеръ я видѣлъ какъ по амфиладѣ залъ моей квартиры, подплясывая, неслась какая-то незнакомая мнѣ парочка, обнявшись за талію — молодой человѣкъ и дѣвица. Они кажется тоже шли изъ какой-то тюрьмы. Чьи они были гости — не знаю.

Послѣднимъ дѣломъ моимъ въ Москвѣ была «аграрная реформа» въ зданіи судебныхъ установленій, [1] о чемъ я еще мечталъ до революции. Я отказался отъ казенной квартиры. Она пошла въ общій «земельный запасъ». Въ нее переѣзжалъ прокурорскій надзоръ палаты снизу. Расширялось внизу невѣроятно тѣсное помѣщеніе прокурора суда. Получалась новая зала для засѣданій окружнаго суда, увеличивалось помѣщеніе разросшейся библіотеки. Смотритель зданія тоже долженъ былъ, вслѣдствіе моего отказа, поступиться частью своей обширной квартиры, отъ чего у совѣта присяжныхъ повѣренныхъ получалось совсѣмъ приличное помѣщеніе.

А. Ф. Сталь остался недоволенъ моей «аграрной реформой». Онъ подтрунивалъ надъ ней и сближалъ ее съ «чернымъ передѣломъ». Мы съ нимъ тогда не подозрѣвали, что въ той же гостиной, въ которой мы другъ надъ другомъ шутили, товарищи прокурора палаты долго не засидятся; что здѣсь будетъ стоять столъ и за нимъ на продолжительное время засядетъ новая власть Россіи — совѣтъ народныхъ комиссаровъ; что по заламъ, по которымъ мы прохаживались взадъ и впередъ, будетъ бродить Ленинъ…

Въ серединѣ апрѣля 1917 г. я уѣхалъ въ Петербургъ. На прощаніе я зашелъ въ камеру прокурора суда, гдѣ были собраны его товарищи, и сказалъ имъ нѣсколько словъ. Никакихъ визитовъ я не дѣлалъ и ни съ кѣмъ не прощался.

Шумѣлъ пожаръ московскій, шумѣлъ пожаръ россійскій…

Н. Чебышевъ.
Возрожденіе, №1971, 25 октября 1930.

[1] Сенатскій дворецъ въ Кремлѣ.

Views: 23