Большевики празднуютъ пятидесятилѣтній юбилей «Народной Воли». Мнѣ кажется, что они имѣютъ на то полное и законное право. Большевицкая революція немедленной своей цѣлью поставила разрушеніе Россіи и созданіе на ея обломкахъ совѣтскаго государства. Въ смыслѣ выполненія первой части этой задачи «Народная Воля» сдѣлала многое. Она, во-первыхъ, значительно пояліяла на отходъ Россіи отъ пути необходимыхъ реформъ, которыя могли бы предотвратить большевицкую революцію. Она, во-вторыхъ, создала въ Россіи тѣ настроенія, которыя въ высшей степени ослабили въ ней сопротивленіе революціи.

«Народная Воля» занимаетъ поэтому почетное мѣсто въ ряду причинъ, способствовавшихъ разрушенію русской государственности и разложенію русскаго общества.

***

Дѣятели «Народной Воли» жестоко заблуждались. Таково, разумѣется, сужденіе, которое произнесетъ о нихъ всякій не стоящій на большевицкой точкѣ зрѣнія человѣк. Не надо было быть особеннымъ геніемъ проницательности, чтобы осуждать эти заблужденія и тогда, когда дѣйствовала «Народная Воля». Въ своихъ «Запискахъ моего современника» Короленко разсказываетъ, какъ въ 1880 году въ Перми, гдѣ онъ находился въ ссылкѣ, къ нему подсѣлъ однажды вечеромъ на лавочкѣ въ городскомъ саду старый знакомый. То былъ нѣкій Зунделевичъ, одинъ изъ главныхъ дѣятелей «Народной Воли». Онъ разсказалъ Короленкѣ о съѣздѣ въ Липецкѣ, объ образованіи партіи, и о той первой цѣли, которую поставила себя партія, — убійство царя. Онъ съ увлеченіемъ разсказывалъ о состоявшихся и о готовившихся покушеніяхъ. Короленко, мало склонный къ политическимъ убійствамъ, слушалъ его съ неодобреніемъ. Наконецъ онъ спросилъ:

«Но если вы даже убьете царя, что же вы сдѣлаете на другой день?»

Столь естественный вопросъ оказался для Зунделевича совсѣмъ неожиданнымъ. Онъ запнулся и долго не могъ сказать ничего вразумительнаго. Смыслъ отвѣта его сложился къ «ну, тамъ будетъ видно…»

***

Короленко увидѣлъ и узналъ Россію во время тѣхъ скитаній по разнаго рода ссылкамъ, которыя онъ описываетъ такъ безпристрастно въ «Запискахъ моего современника», очень часто упоминая различныхъ хорошихъ людей, которыхъ встрѣчалъ онъ не только среди ссыльныхъ, но и среди губернаторовъ, полицейскихъ чиновниковъ и даже тюремныхъ смотрителей.

Короленко понималъ, что политическая партія, занимающаяся исключительно борьбой противъ царя, была величайшей нелѣпостью и вмѣстѣ съ тѣмъ большимъ для Россіи несчастьемъ. Когда онъ узналъ позже о реформаторскомъ починѣ Александра II, незадолго до его смерти, онъ понялъ трагическую судьбу Россіи въ этомъ преступнѣйшемъ заговорѣ народовольцевъ. Прочтите, какъ чудились ему въ трескучія морозныя сибирскія ночи, въ столбахъ сѣвернаго сіянія, фигуры несчастнаго государя и его убійцы Желябова, подающія другъ другу руки, понявъ, что оба они стремились къ одной и той же цѣли.

Наивное видѣніе! Да, но искреннѣйшій бредъ человѣка, который уже въ 80-хъ годахъ понялъ ужасную и жестокую ошибку «Народной Воли», но не смѣлъ вслухъ о ней сказать тогда же, и дожидался этой возможности чуть ли не сорокъ лѣтъ.

***

Короленко не смѣлъ въ свое время громко сказать правду о «Народной Волѣ». Это естественно. Еще гораздо болѣе вредной, чѣмъ сама «Народная Воля», была легенда, создавшаяся въ русскомъ обществѣ о «Народной Волѣ».

Русское общество вплоть до самыхъ умѣреннѣйшихъ либеральныхъ круговъ, вплоть до писателей и поэтовъ, совсѣмъ въ сущности равнодушныхъ къ политикѣ, превознесло народовольцевъ, окружило ихъ героическимъ ореоломъ. Имена Желябова, Софьи Перовской, Кибальчича и другихъ революціонеровъ, готовившихъ и совершавшихъ политическія убійстіва, произносились съ оттѣнкомъ уваженія, съ трепетомъ романтики людьми, отъ которыхъ трудно было ждать «апологіи преступленія». Народовольцы были людьми смѣлыми, они жертвовали собой, они шли на смерть и погибали. Но не эта чисто «боевая», и если такъ можно выразиться, «военная» сторона народовольчества плѣняла русское общество. Оно преклонялось передъ «идейностью ихъ подвига». Идейностью же въ Россіи долгое время называлось нѣсколько неопредѣленно все то, что направлено противъ существующей государственной власти, ради какого-то несуществующаго народа.

***

За протекшіе годы мы стали нѣсколько болѣе строги и требовательны къ идейности. Не всякая идея и не всякая идейность плѣняютъ насъ. Мы знаемъ, что вѣдь и Ленинъ былъ въ своемъ родѣ «идейнымъ человѣкомъ». Мы, кажется, стали понимать, что вѣдь «идейностью» своего рода полонъ и отецъ всякаго зла — самъ дьяволъ!

Вотъ почему для современниковъ нашихъ, для младшаго поколѣнія, въ особенности, только теперь вступающаго въ жизнь, исчезаетъ та цѣнность, которую интеллигенція придавала подвигу народовольцевъ — цѣнность какой-то идейности. Остается лишь смѣлость ихъ дѣйствій, готовность ихъ жертвовать собой, презрѣніе къ смерти. Но и эти особенности менѣе поражаютъ людей, пережившихъ войну, чѣмъ поражали они людей, выросшихъ и жившихъ среди долгаго мира. И потомъ, развѣ менѣе смѣлы, менѣе «героичны» съ узко-боевой точки зрѣнія дѣйствія чикагскихъ бандитовъ или нью-іоркскихъ бутлеггеровъ?

«Но неужели вы не видите разницы»… Да, увы, разница есть и врядъ ли эта разница говоритъ въ пользу народовольцевъ. Чикагскіе бандиты и нью-іоркскіе бутлеггеры менѣе опаснымъ образомъ разрушаютъ государственность своей страны, чѣмъ это дѣлали русскіе революціонеры.

***

Съ легендой о «Народной Волѣ» намъ пора покончить. Не намъ держаться за нее. Какъ я уже сказалъ, это — законное право большевиковъ. Преклоняться передъ дѣйствіями Желябова и Софьи Перовской намъ нечего. Исторія уже произнесла свой судъ надъ жестокими и гибельными заблужденіями ихъ единомышленниковъ.

Павелъ Муратовъ.
Возрожденіе, №1684, 11 января 1930.

Views: 28