Тріумфы Чаплина заставляютъ меня все время вспоминать одного неаполитанскаго народнаго актера. Не называю его имени. Оно все равно никому ничего не скажетъ. Къ тому же, мнѣ говорили, что онъ бросилъ сцену. Онъ сталъ стѣсняться своей собственной жизни, когда достигъ нѣкотораго (очень маленькаго) благополучія. У него была своя мечта, чтобы его сынъ оказался сыномъ респектабельныхъ родителей, былъ бравымъ фашистомъ и поступилъ въ морскую академію… Что же, если бы у Чаплина былъ сынъ, то онъ могъ бы, разумѣется, пройти Итонъ и Оксфордъ, а потомъ, благодаря связямъ, доставленнымъ кабаньей охотой съ «Билли» Вестминстеромъ и завтракамъ на Кэ д-Орсэ, глядишь, и пойти по дипломатической части, сдѣлавшись какимъ-нибудь первымъ секретаремъ, напримѣръ, британской легаціи въ Венецуэлѣ…
Однако у будущаго сэра Чарли Чаплина нѣтъ сына ни въ Итонѣ, ни въ Оксфордѣ (кажется, и вообще, нѣтъ), и въ этомъ, можетъ быть, еще разъ сказывается свойственное названному актеру чувство мѣры.
***
Я вспоминаю неаполитанскаго артиста, потому что онъ былъ геніемъ въ томъ жанрѣ, въ которомъ Чарли Чаплинъ является только безспорнымъ талантомъ. Онъ не только игралъ изумительно, въ одинъ и тотъ же вечеръ переходя отъ остраго драматизма къ потрясающему комизму, но онъ и писалъ для своего театра (не печатая ихъ) какія-то удивительныя пьесы. Тѣ нотки пронзительной и щемящей чувствительности, которыя такъ заразительно звучатъ въ фильмахъ Чаплина, въ этихъ пьесахъ становились поистинѣ и нѣжнѣйшей и раздирательнѣйшей мелодіей.
Помню, какъ въ одной изъ пьесъ, избитый грубыми людьми, страшно трогательный и страшно смѣшной въ одно и то же время, герой умираетъ. На сценѣ показаны видѣнія его предсмертнаго бреда. Это его свадьба съ любимой и спасенной имъ отъ зла (на самомъ дѣлѣ, погибшей) дѣвушкой. Боже мой, какъ жутко и странно одѣты всѣ «тамъ», по ту сторону жизни, какъ болѣзненны и «сонны» движенія брачныхъ гостей и ихъ танцы, бѣлое платье невѣсты и ея поцѣлуй! Какъ все это было невыразимо смѣшно и вмѣстѣ съ тѣмъ невыносимо печально!
Простая публика не знала, что дѣлать ей, плакать или смѣяться. Но никакая публика не любитъ не знать въ точности, что, собственно, надо ей дѣлать. Удивительная пьеса не имѣла успѣха. Помню, я встрѣтилъ автора въ гостяхъ у одной литературной римской дамы. Подавая ему чашечку чаю, она лепетала что-то о вліяніи на него Достоевскаго. Но начавшій жизнь свою въ неаполитанскихъ трущобахъ, въ качествѣ уличнаго пѣвца «Скуньиццы», актеръ никогда ничего, конечно, не слыхалъ о Достоевскомъ! Онъ не понималъ, о чемъ говоритъ литературная дама. Я спросилъ его, не собирается ли онъ въ Парижъ. Онъ покачалъ головой. «Не буду имѣть успѣха». Быть можетъ, онъ былъ правъ. Онъ самъ сознавалъ, что превзошелъ въ избранной имъ линіи актерскаго искусства нѣкоторую пріемлемую для публики мѣру. Большой успѣхъ соединяется, прежде всего, съ чутьемъ, направленнымъ къ точному распознанію этой мѣры. Надо умѣть быть талантливымъ, но опасно проявлять геніальность. Геніевъ узнаютъ лишь черезъ 50 лѣтъ, а пока этотъ срокъ не прошелъ, ихъ «побиваютъ камнями».
Вотъ то, что, кажется, отлично понялъ талантливый Чаплинъ.
***
Большой успѣхъ состоитъ въ разумной и толковой эксплоатаціи тѣхъ «богатствъ», которыя являетъ нѣкоторая «жила» дарованія. «Жила» эта имѣется, конечно, у Чарли Чаплина. Отличіе его отъ другихъ, нисколько не менѣе одаренныхъ, людей состоитъ въ томъ, что онъ умѣетъ весьма аккуратно и «хозяйственно» разрабатывать эту жилу. Говорятъ, у него имѣется администраторъ и, можетъ быть, даже цѣлое бюро по внѣшнимъ сношеніямъ. Но администраторомъ, и весьма толковымъ, своихъ собственныхъ внутреннихъ «богатствъ» является, разумѣется, онъ самъ. Въ этомъ его отличіе отъ многихъ другихъ артистовъ. И въ этомъ нѣтъ, разумѣется, ничего плохого. Тутъ сказывается только умѣніе управлять своимъ собственнымъ воображеніемъ. Въ каждомъ очень счастливомъ изобрѣтеніи есть своя мѣра, вознагражденная особенно счастливымъ патентомъ.
Съ этой точки зрѣнія, нельзя сказать Чаплину большаго комплимента, чѣмъ тотъ, что взятый имъ на самого себя патентъ оказывается не менѣе примѣнимымъ къ ежедневнымъ вечернимъ чувствамъ широкой, публики, чѣмъ тотъ патентъ на безопасныя бритвы Жиллета, который оказался столь примѣнимымъ къ ежедневнымъ необходимостямъ утренняго туалета.
Павелъ Муратовъ.
Возрожденіе, № 2122, 25 марта 1931.
Views: 38