Это случилось въ концѣ октября 1914 года. Тогда въ сѣрый, холодный день Н-й кавалерійскій полкъ, слѣдуя въ авангардѣ русской арміи, наступалъ въ Восточной Пруссіи отъ Бялы на Іоганенсбургъ. Однообразная холмистая мѣстность, поросшая сосновымъ лѣсомъ, болотца, да кое-гдѣ деревни, брошенныя жителями. Все живое бѣжало въ паникѣ, какъ передъ надвигающимся стихійнымъ бѣдствіемъ. Глухо стучали конскія копыта по сбитому шоссе, сумрачны и усталы были лица солдатъ. Только что окончились тяжелые августовскіе бои.

Вотъ и предмѣстье Іоганенсбурга. Но и въ городѣ пусто. Ни жителей, ни непріятеля. Лишь кое-гдѣ осторожно выглянетъ изъ-за оконной занавѣски испуганное лицо старика въ очкахъ и сейчасъ же снова спрячется.

Странной кажется пустота улицъ, угрюмо торчитъ въ небѣ остроконечная башня каменной кирки, боязливо съежилась аккуратные нѣмецкіе домики подъ черепичными крышами, обступившіе городскую площадь, а посреди ея, на мраморномъ пьедесталѣ, важно отставивъ ногу, опирается на саблю бронзовая статуя Бисмарка.

— Ишь толстопузый… Брюхо-то тѣстомъ намѣсилъ. Это кто же будетъ?

— Надо быть, ихній бригадный. Шпоры енеральскія. А глазища-то какъ выпялилъ. Чисто жаба лопуховая!

— Ну, вы. Чего шеи-то повывернули, что гуси на мельника, — сердится пожилой, усатый вахмистръ Тимофѣичъ, — впередъ смотри по необозначенному противнику! Онъ тебѣ къ цирмунальному маршу живо выровняетъ.

На окраинѣ нашли десятка три раненыхъ и при нихъ фельдшера. Полкъ сталъ располагаться на ночь, выдвинувъ дежурную часть за городъ. Офицеры заняли дома, выходящіе на площадь.

Всѣ устали. Хотѣлось бы раздѣться. Растянуться на постели. Гдѣ тутъ! Хорошо, что хоть такъ, въ шинели, можно пристроиться на какомъ-то старомъ, угловатомъ диванѣ, въ которомъ у каждой пружины свой особый звукъ.

— Иванъ! Да тащи же скорѣе чаю!

— Господа. Держу пари, что С—нъ на этомъ диванѣ сыграетъ намъ сейчасъ рапсодію Листа! Хочешь, помогу? — подсаживается корветъ Б.

— Да ну тебя, Васька! Дай ноги вытянуть. Совсѣмъ затекли.

— Чего это они галдятъ тамъ на площади? — подходя къ окну, говоритъ поручикъ Д.

Статуя Бисмарка серьезно заинтересовала солдатъ. Они обступили ее и по-своему «облюбовываютъ»: кто отламываетъ шпору, кто старается камнемъ сбитъ шишакъ на каскѣ.

— Чтобы, значитъ, нѣмцу вольготнѣе было безъ амуниціи.

— Да ты изловчись ковырнуть ему подъ козырекъ. Можетъ, вся каска на бекрень съѣдетъ!

— А какъ онъ лысый? Ха-ха-ха!

— Что вы тутъ, черти, дѣлаете? — подошелъ поручикъ Д. — Уходите прочь отсюда.

— Ужъ больно брюхастый, вашъ бродіе! Ажъ ихніе кашевары ругаются! — послышалось изъ заднихъ радовъ.

— Ха-ха, го-го-го! — раскатилось здоровымъ солдатскимъ смѣхомъ.

Вѣроятно, вмѣстѣ съ солдатами угодно было посмѣяться и судьбѣ. Офицеровъ вдругъ осѣнила идея: взять Бисмарка въ плѣнъ. Можетъ быть, надоѣло забавляться диваномъ-клавесиномъ… Можетъ быть, разсмѣшила солдатская шутка о «кашеварахъ». Доложили командиру полка. Чѣмъ-то занятый, онъ буркнулъ «хорошо» — лишь бы отвязались, — а дальше дѣло закипѣло само собой. Куда дѣвалась и усталость…

Въ мигъ нагородили лѣса, притащили откуда-то цѣпи, канаты, — однимъ словомъ, по всѣмъ правиламъ искусства, и подъ громкое одобреніе солдатъ, которымъ статуя почему-то пришлась по сердцу, Бисмаркъ былъ снятъ съ пьедестала, и уложенъ на огромную арбу съ упряжкой четверней для отправки при трехъ конвойныхъ въ Щучино.

— Спеленали! Лежи, не ворочайся!

— Мухинъ! Сысиску захвати! Нѣмецъ безъ нея не може!

— Ничего. Я ему, братцы, гороху сварганю.

— Во, во! Горохъ онъ въ аккуратъ страсть лопаетъ!

— Ну, трогай!

На небѣ луна. Вѣтеръ проноситъ разорванныя облака. Вдали зарево лѣсного пожара. Изрѣдка гдѣ-то бухаетъ орудіе.

Странное путешествіе началось.

***

Прошло мѣсяца полтора. Исколесивъ за это время сотни верстъ и перемѣнивъ нѣсколько участковъ фронта, полкъ ушелъ въ тылъ на отдыхъ. Въ Петербургъ по дѣламъ былъ командированъ поручикъ С., которому приказано было также явиться къ Императрицѣ Александрѣ Федоровнѣ, — шефу полка, съ докладомъ.

Прямо съ поѣзда, наскоро приведя себя въ порядокъ, С. пріѣхалъ во дворецъ. Старый камеръ-лакей, знавшій С. ранѣе блестящимъ офицеромъ, встрѣтивъ его, испуганно освѣдомился:

— Ваше благородіе, никакъ это вы?..

— Я самый.

— Не съ фронта ли изволите?

— Прямо оттуда.

— То-то оно видно… — сокрушенно покачалъ онъ головой.

Во время доклада Императрицѣ, въ комнату вошелъ Государь, поздоровался, сталъ разспрашивать тоже, С. разсказалъ о статуѣ Бисмарка, которая такъ понравилась солдатамъ, чѣмъ разсмѣшилъ Государя.

— Какъ прикажете, ваше величество, поступить въ дальнѣйшемъ съ этимъ памятникомъ?

— Что-жъ, — смѣясь отвѣтилъ Государь, — коли взяли въ плѣнъ самого Бисмарка, отправьте его къ себѣ въ собраніе въ Симферополь.

Съ тѣмъ С. и уѣхалъ обратно въ полкъ.

***

— Ну, что, какъ управились?

— Все исполнено, господинъ полковникъ. А статую Государь Императоръ приказалъ отправить въ собраніе.

— Что-о? Какую статую? — подскочилъ на стулѣ полковой командиръ.

— Бисмарка…

— Это что взяли тогда въ Іоганенсбургѣ? Да гдѣ же мнѣ теперь искать вашего Бисмарка? Э-э, батенька, и дернула же васъ нелегкая докладывать объ немъ!.. Тутъ мнѣ и безъ Бисмарка дѣла по горло!.. Да куда онъ былъ отправленъ?

— Въ Щучино.

— Николай Александровичъ! Послать сейчасъ же поручика Д. въ Щучино съ ордеромъ коменданту. Пишите: по высочайшему повелѣнію, памятникъ Бисмарка, э-э… этотъ бывшій памятникъ… нѣтъ, погодите, не хорошо… Ну, какъ тамъ…. э-э, памятникъ бывшаго Бисмарка, тьфу, ты! Пишите сами, какъ знаете. Однимъ словомъ, чтобы Бисмарка при конвойныхъ и тамъ все прочее по этапу въ Симферополь.

Д. срочно выѣхалъ въ Щучино.

У подъѣзда комендантскаго дома встрѣчаетъ трехъ солдатъ своего полка.

— Вы тутъ чего околачиваетесь? Гдѣ статуя?

— Такъ что, вашъ бродіе, мы съ Иваненбурсга, какъ приказано, подъ конвоемъ доставили сюда штатуй Бисмаркова, а только господинъ комендантъ изволили его арестовать, а насъ тутъ задержали при комендантскомъ. Дозвольте съ вами въ полкъ вернуться. Два мѣсяца только и дѣла, что подводы сгружаемъ.

— Да памятникъ-то гдѣ?

— Не могимъ знать. Господинъ комендантъ отобрали. Теперь, говорить, война, нечего шляться по дорогѣ со штатуемъ. А только мы что-жъ, какъ приказано!..

Д. пошелъ къ коменданту.

— Господинъ полковникъ! Я присланъ сюда за памятникомъ Бисмарка.

— Опять Бисмаркъ! Да что вы, господа, смѣетесь надо мной, что ли? У меня тутъ дѣла по горло…

— По высочайшему повелѣнію приказано срочно отправить въ Симферополь. Вотъ ордеръ.

— По высочайшему… — вскочилъ со стула комендантъ. — Такъ бы и начали… а то памятникъ… Сейчасъ, подождите тутъ.

Зазвонили телефоны. Побѣжали разсыльные. Къ вечеру выяснилось, что послѣдній разъ Бисмарка видѣли мѣсяцъ тому назадъ на мучномъ складѣ, послѣ чего его слѣдъ исчезъ… На слѣдующій день явилось предположеніе, что исчезновеніе это совпало съ проходомъ черезъ Щучино одного изъ сибирскихъ полковъ. Еще черезъ день свидѣтельскими показаніями двоихъ запасныхъ солдатъ изъ комендантской команды удалось установить, что въ одной изъ повозокъ обоза этого полка изъ-подъ брезента торчали не то два орудія, не то какъ будто два огромныхъ желѣзныхъ сапога. Но какой ото былъ полкъ и куда онъ шелъ — этого ужъ никто не зналъ. Дѣлать нечего. Д. вернулся обратно и доложилъ: статуи въ Щучинѣ нѣтъ и гдѣ она — неизвѣстно…

— То есть, какъ же прикажете мнѣ теперь быть? — вскинулся еще больше командиръ. — Что же я доложу Государю? Ваше величество, памятникъ въ 60 пудиковъ затерялся… Игрушечка ласковая. Тоже, знаете ли, положеньице!.. Нѣть, господа, заварили сами кашу. И зачѣмъ только я разрѣшилъ вамъ снятъ этого Бисмарка? Торчалъ бы на своей дурацкой площади хоть 300 лѣтъ. Чихать намъ на него. А-то вотъ теперь, изволите ли видѣть, изъ-за господина Бисмарка исторія въ полку…

Солдаты тоже узнали отъ вернувшихся конвойныхъ о происшедшемъ.

— Что-жъ, Мухинъ, убегъ-то твой нѣмецъ, даромъ, что пузатый.

— Да я-то что? Комендантъ, братцы, въ Щучинѣ свирѣпющій. Штатуй отобралъ, приказалъ въ мучной лабазъ свалить. Никакихъ, кричитъ, тутъ Бисмарковыхъ! Я те высморкаю тридцать сутокъ на хлѣбѣ да водѣ!

— Въ чихаузѣ, значитъ, отлеживается, тепленькій.

— Не, сибиряки проходили, пондравился имъ, съ собой уволокли.

— Та-акъ. Въ пѣхоту подался.

— Найдется. Нашему-то командиру уса не откусишь: самъ кусается. Вытребоваетъ.

— Извѣстно, нашего полка военный, къ примѣру, трахвей.

Поговорили еще и офицеры и солдаты, и успокоились.

Однако, все же пришлось доложить Государю. Это было сдѣлано однимъ изъ офицеровъ при очередной командировкѣ въ Петербургъ.

Но Государь, слушая смущенный докладъ объ исчезновеніи Бисмарка, только посмѣялся, и тѣмъ дѣло окончилось.

Прошло больше двухъ лѣтъ. О памятникѣ всѣ давно позабыли, рѣшивъ, что онъ, конечно, брошенъ гдѣ-нибудь при отступленіи и снова попалъ къ нѣмцамъ.

Вдругъ въ 1917 году онъ обнаружился на румынскомъ фронтѣ! Оказалось, что всю войну Бисмаркъ честно провелъ въ рядахъ русской арміи!

Какой-то сибирскій полкъ неизмѣнно таскалъ его за собой въ обозѣ второго разряда всюду, куда шелъ и самъ. Желѣзный канцлеръ побывалъ и подъ Варшавой, перенесъ тяжелые бои на Бзурѣ и Равкѣ, смахнулъ и въ Галицію, на Стоходъ и Гнилую Липу, участвовалъ въ отраженіи нѣмецкихъ атакъ подъ Двинскомъ, и, наконецъ, попалъ въ Румынію.

Но ужъ тутъ шла революція… Объявленъ былъ приказъ номеръ первый, въ полкахъ появились выборные комитеты… Этого не выдержало даже и желѣзное сердце Бисмарка. Понялъ онъ, что отъ «великой безкровной» ждать нечего и не пожелалъ выносить дальнѣйшій позоръ. Чьимъ-то приказомъ, — а, можетъ быть, никто и не приказывалъ, а случилось такъ по его же желанію, — памятникъ Бисмарка былъ отправленъ въ Москву и тамъ…. расплавленъ въ металлъ…

Быть можетъ, нѣкоторые читатели помнятъ фотографію въ одномъ изъ номеровъ «Огонька» въ началѣ войны: пьедесталъ на площади какого то города, на немъ, подбоченясь, стоитъ русскій офицеръ и внизу описаніе, «какъ снарядъ сбилъ статую». Это и быль тотъ пьедесталъ въ Іоганенсбургѣ, съ котораго сошелъ Бисмаркъ, чгобы провести всю войну съ русской арміей.

А. Бенклевскій.
Возрожденіе, № 2457, 23 февраля 1932.

Views: 21