Трудно сказать, разовьются ли финляндскія событія, и если разовьются, то въ какую именно сторону, но эти событія во всякомъ случаѣ напоминаютъ о томъ, что «фашизмъ» въ болѣе широкомь смыслѣ слова не есть явленіе мѣстное, не есть національный итальянскій эпизодъ, но что ему присуще какое-то болѣе общее значеніе, и что жизнь выдвигаетъ это движеніе на очередь въ разныхь странахъ при наличности нѣкоторыхъ сходственыхъ политическихъ и экономическихъ условій. Что касается въ частности Финляндіи, то тутъ это движеніе въ сущности и родилось въ годъ извѣстной борьбы между красными и бѣлыми. Быть можетъ, финляндскій примѣръ даже сыгралъ рѣшающую роль въ смыслѣ указанія тѣхъ путей борьбы съ большевизмомъ, на которые вступилъ послѣ того въ своей странѣ Муссолини.
Финляндскій фашизмъ, двинувшій боевыя дружины шютцкоровъ на вооруженную борьбу съ большевиками, въ этой борьбѣ одержалъ побѣду. Онъ не получилъ, однако, «итальянского развитія». Онъ остался въ своемъ первоначальномъ «эмбріональномъ» состояніи. Онъ не превратился въ политическую партію и не захватилъ въ свои руки политической власти. Финляндскія дружины только расчистили путь для установленія въ странѣ парламентскаго политическаго строя. Послѣ того онѣ разошлись по домамъ. Когда ихъ непосредственная боевая задача защиты государственного строя была выполнена, онѣ сошли со сцены. Болѣе чѣмъ десять лѣть пребывали онѣ въ бездѣйствіи. Многими было забыто самое ихъ существованіе, и Финляндія со стороны казалась демократической республикой, въ коей государственный порядокъ охраняется мѣрами и силами, зависящими отъ отвѣтственнаго передъ парламентомъ правительства.
На самомъ дѣлѣ это было не совсѣмь такъ. Ни идея боевыхъ дружинъ, ни организація народнаго, преимущестівенно сельского, ополченія, не переставали въ Финляндіи существовать. Онѣ тотчасъ же показались на поверхность жизни, какъ только въ этой странѣ обозначилась новая коммунистическая угроза. Въ фашистской, дружиннической средѣ распространилось убѣжденіе, что парламентское правительство не выказываетъ достаточной энергіи вь борьбѣ съ большевизмомъ, что оно подвергаетъ тѣмъ самымъ государственную жизнь серьезной опасности. Съ этого момента въ странѣ сложилась обстановка, напоминающая вь меньшемъ масштабѣ итальянскую обстановку 1920 — 1921 г. Финляндскіе дружинники произвели во многихъ мѣстахъ свою собственную расправу съ коммунистами.
Союзы ихъ зашевелились, поднялись, и мы слышимъ уже толки о походѣ на Гельсингфорсъ, предпринимаемомъ можетъ быть и не съ тѣми цѣлями, что «походъ на Римъ», но кто знаеть, не съ тѣми ли же результатами…
Уже сейчасъ можно сказать, что — состоится ли этотъ походъ или нѣтъ, — это зависитъ не отъ сопротивленія ему парламентскаго правительства, но всецѣло только отъ доброй воли руководителей народного ополченія, т. е. въ концѣ концовъ отъ размѣровъ коммунистической опасности. Будучи добрыми патріотами, финляндскіе дружинники не рѣшатся на этотъ революціонный шагъ безъ самой крайней необходимости, какъ, вѣроятно, не рѣшился бы на него безъ особенной необходимости въ свое время и Муссолини. Все дѣло въ томъ, какъ оцѣниваютъ они силу коммунизма въ своей странѣ и какъ измѣряютъ они готовность и способность парламентскаго правительства бороться съ коммунизмомъ имѣющимися въ его рукахъ средствами. На разстояніи объ этомъ трудно судить, и мы воздержимся отъ предсказаній, рисующихъ судьбу этого новаго эпизода финляндскаго фашистскаго движенія.
Насъ, кромѣ того, интересуетъ въ данномъ случаѣ нѣчто иное. Какъ бы ни кончился этотъ эпизодъ, онъ во всякомъ случаѣ бросаетъ особенный свѣтъ на государственный «бытъ» Финляндіи. Въ этомъ свѣтѣ мы видимъ, что страна, казавшаяся со стороны парламентской демократической республикой, можетъ быть признана таковой лишь съ нѣкоторой значительной оговоркой. Въ республикѣ этой одна изъ важнѣйшихъ государственный задачъ — задача обороны государственнаго порядка — преслѣдуется «вольными» организаціями, отъ правительственной власти не зависящими. Имѣя славныя традиціи національной борьбы, эти организаціи лишь до поры до времени пребываютъ въ нейтральномъ состояніи. Онѣ являются по отношенію къ парламентскому правительству своего рода контролирующей его «инстанціей» — пусть хотя бы только въ одной области національной жизни. Отъ нейтральной по отношенію къ парламенту позиціи онѣ легко могутъ перейти къ позиціи враждебной въ томъ случаѣ, если парламентъ покажется имъ ненадежнымъ организаторомъ національной защиты. И тутъ можетъ идти рѣчь не только о враждебномъ отношеніи къ какому-нибудь данному парламентскому составу, но и къ парламентской системѣ вообще. Несомненно, что въ организаціи боевыхъ дружинъ не отсутствуетъ мысль о внѣпарламентскомъ, о чистомъ фашистскомъ строѣ какъ извѣстномъ выходѣ изъ положенія въ крайнемь случаѣ. Мы видимъ такимъ образомъ, что если Финляндія и есть парламентская демократическая республика, все же политическая структура ея не ограничивается этимъ, но включаетъ и какія-то организованныя начала иного и даже прямо противоположного порядка.
Нѣтъ ничего неожиданного въ томъ, что политическія партіи, считающія себя «признанными хранить во всей чистотѣ принципы демократіи», плохо мирятся съ такимъ положеніемъ вещей. Въ Финляндіи организація дружинъ всегда была предметомъ парламентскихъ выпадовъ со стороны соціалистовъ. Какъ отвѣтъ на упреки въ слабости, проявляемой парламентомъ въ борьбѣ съ коммунизмомъ, соціалисты тутъ всегда были готовы требовать роспуска организацій фашистскаго типа.
И тѣмъ не менѣе, конечно, эти организаціи существуютъ и представляютъ собой серьезную силу. Финляндія въ этомъ отношеніи не одинока. Сходственныя организаціи существуютъ въ Эстоніи и въ Латвіи. Въ этихъ двухъ маленькихъ странахъ крестьянскія ополченія являются весьма существенной частью государственной обороны. Будучи сельскими ополченіями, они менѣе подвержены вліяніямъ городской среды, менѣе доступны проникновенію большевицкой пропаганды, чѣмъ регулярная армія. Большевики отлично знаютъ это. Имъ извѣстно, что расчитывать на разложеніе этихъ элементовъ имъ не приходится. Въ случаѣ конфликта съ маленькими Балтійскими государствами имъ пришлось бы считаться не только съ небольшими регулярными арміями этихъ странъ, но и съ ополченіемъ въ нѣсколько сотъ тысячъ крестьянъ, способнымъ къ весьма упорной оборонительной войнѣ.
Не подлежитъ сомнѣніямъ, что и въ Балтійскихъ государствахъ политическое вліяніе сельскихъ вооруженныхъ организацій постоянно до нѣкоторой степени чувствуется. Какъ и въ Финляндіи, онѣ являются тѣмъ «фономъ», на которомъ разыгрывается зрѣлище парламентской системы, демократического строя. Здѣсь такъ же легко можетъ возникнуть конфликтъ, который окажется способенъ вывести ихъ изъ «скрытаго» состоянія. Коммунисты и соціалисты и здѣсь не могутъ примириться съ существованіемъ организацій, которыя они «клеймятъ» названіемъ фашистскихъ. Покамѣстъ для этого наименованія прямыхъ основаній нѣтъ. Здоровые государственные элементы знаютъ отлично большую національную цѣнность крестьянскаго ополченія. Оно вызвано къ жизни въ этихъ странахъ самой жизнью. Здѣсь, какъ и въ Финляндіи, оно является иногда незамѣтной, но необходимой поправкой къ демократическому строю, обезпечивающей его существованіе отъ всякихъ случайностей.
Въ Финляндіи, въ Балтійскихъ странахъ природныя и хозяйственныя условія сходственны. Основой жизни этихъ странъ является крестьянское фермерское хозяйство. Въ немногочисленныхъ и небольшихъ городахъ нѣтъ условій для созданія могущественныхъ среднихъ слоевъ общества. Промышленность дѣятельна мѣстами, но невелика. Капитализмъ здѣсь, это капитализмъ до-военнаго типа, не слѣдующій сверхъ-капиталистическому темпу крупныхъ странъ. Въ связи съ этой формой капитализма, рабочее движеніе здѣсь легко принимаетъ какъ разъ ту отсталую революціонную форму, которая хорошо была знакома русскому, отстававшему въ своемъ темпѣ, капитализму начала XX вѣка. Коммунистическая пропаганда среди рабочихъ здѣсь имѣеть успѣхъ. Коммунизмъ здѣсь представляетъ реальную опасность. Естественныя и хозяйственныя условія скудныхъ рессурсами странъ благопріятствуютъ выдѣленію коммунистическаго яда. Но они же создаютъ и противоядіе въ видѣ естественно возникающихъ крѣпкихъ крестьянскихъ вооруженныхъ организацій фашистской структуры, а въ иныхъ случаяхъ и фашистскія умонастроенія.
Я остановился такъ подробно на финляндскомъ опытѣ «противостоянія» силъ коммунизма и силъ фашизма, потому что здѣсь это «противостояніе» естественно. Естественно, органично здѣсь самое возникновеніе этихъ силъ. Далеко не столь естественнымъ, далеко не столь органичнымъ оно является въ русскихъ условіяхъ, въ русской обстановкѣ!
Врядъ ли возможно сейчасъ отрицать популярность симпатій къ фашизму въ русской средѣ — какъ среди русской активно настроенной молодежи заграницей, такъ и среди разнообразнейшихъ слоевъ россійскихъ жителей, жаждущихъ избавленія отъ большевиковъ. Удивляться тутъ не приходится: «методы» фашистского движенія оправдали себя на практикѣ въ дѣлѣ борьбы съ большевизмомъ. «Фашизмъ» финляндскій въ свое время, фашизмъ итальянскій нѣсколько позже оказались способными нанести коммунизму два рѣшительныхъ пораженія. Фашизмъ итальянскій успѣлъ кромѣ того овладѣть государственной властью въ своей странѣ, создать своеобразный и жизненный государственный строй и послѣ того — оправдать и объяснить себя цѣлой фашистской доктриной.
При навыкѣ русскомъ въ политическихъ вопросахъ выдвигать на первый планъ спасительную силу, своего рода панацею той или другой доктрины, позволительно было бы спросить прежде всего, что именно привлекаетъ къ фашизму русское воображеніе, — его ли доктрина, его ли практика, точнее говоря, его ли иниціатива?
Если бы отвѣтомъ на это было новое подтвержденіе коренного русского политическаго порока — вѣры въ то, что какая-то система, какая-то доктрина имѣстъ силу всегда и при всѣхъ обстоятельствахъ безошибочно дѣйствующаго политическая цѣлебнаго средства — если бы это было такъ, къ толкамъ о русскомъ фашизмѣ можно было бы отнестись приблизительно такъ же, какъ къ толкамъ объ евразійствѣ. То былъ бы еще одинъ случаѣ безплоднаго цвѣтенія россійской «идеологической» флоры! Но жизненныя необходимости борьбы съ большевизмомъ, задачи болѣе узко организаціонныя и болѣе неотложныя, вмѣстѣ съ тѣмъ, заставляютъ думать, что «соблазнительность» фашистскаго примѣра для насъ объясняется не столько его теоріей, сколько его практикой, не столько его «итальянской доктриной», сколько его «финляндской иниціативой». Ничто, однако, въ русскихъ естественныхъ и хозяйственныхъ условіяхъ не соотвѣтствуетъ тѣмъ условіямъ, въ которыхъ такъ самопроизвольно возникло финляндское движеніе…
Опытъ Финляндіи, косвеннымъ образомъ опытъ Балтійскихъ странъ, рисуютъ намъ обстановку кореннымъ образомъ отличную отъ русской обстановки. Вмѣсто скудости естественныхъ рессурсовъ, здѣсь видимъ мы огромныя неразработанныя или вовсе незатронутыя природныя богатства. Вмѣсто крѣпкаго однороднаго крестьянско-фермерскаго слоя, составляющего основу хозяйственной жизни, видимъ мы хаотическую пестроту крестьянствующаго населенія. Вмѣсто медленнаго, малаго, мѣстнаго, замкнутаго капитализма, предвидимъ въ Россіи широчайшія возможности стремительного, бѵрнаго капиталистическаго развитія, сравниваемого по темпу даже не съ германскимъ, но только съ американскимъ сверхъ-капитализмомъ. При открытыхъ политической перемѣной возможностяхъ развитія въ эту именно сторону русскій рабочій окажется такъ же далекъ отъ устарѣлой идеи «борьбы классов»», какъ далекъ отъ нея американскій рабочій. Въ будущихъ россійскихь условіяхъ повторится съ новой и необыкновенной энергіей «американскій» союзъ профессіональной иниціативы, капитала и труда для совмѣстной и болѣе или менѣе согласной эксплоатаціи природныхъ рессурсовъ.
По всѣмъ своимъ естественнымъ условіямъ Россія призвана къ созданію хозяйственной системы «имперскаго» типа. Наиболѣе яркій примѣръ этого типа представляютъ сейчасъ Соед. Штаты Америки. Основой его является многообразіе частной хозяйственной иниціативы. Многообразіе это оказывается условіемъ скорѣе противорѣчащимъ возникновенію организованныхъ силъ какъ коммунистической, такъ и фашистской революціи — силъ вызываемыхъ къ «противостоянію» въ другихъ странахъ совершенно иными и, зачастую, какъ разъ «обратными» условіями. Не забудемъ, что Италія въ моментъ возникновенія фашистской иниціативы, по своимъ хозяйственнымъ условіямъ, по своимъ природными рессурсамъ была гораздо ближе къ типу мѣстно-капиталистическому, нежели къ «имперскому» типу. Въ итальянской фашистской доктринѣ, какъ мы знаемъ, имѣется «мечта» объ «Имперіи», но эту Имперію итальянскій фашизмъ лишь надѣется въ будущемъ «добыть» въ результатѣ совершающихся вокругъ него историческихъ процессовъ… Что касается насъ, то намъ придется добывать многое въ борьбѣ съ большевизмомъ, но вотъ какъ разъ не придется добывать одного — имперскаго смысла Россіи, потому что этотъ смыслъ ей разъ навсегда данъ ея основными природными и хозяйственными характеристиками.
Если въ «объективныхъ» россійскихъ условіяхъ мало данныхъ для естественнаго возникновенія организацій фашистскаго типа, если есть увѣренность въ томъ, что коренная политическая перемѣна не приведетъ здѣсь къ надобности фашистско-коммунистическаго противостоянія — можно разсматривать вопросъ о фашизмѣ лишь съ точки зрѣнія потребностей ближайшей практики, разумной тактики и неотложной иниціатнвы. Здѣсь, однако, встрѣчаемся мы съ возраженіями порядка психологическаго. Большимъ заблужденіемъ является мысль, что фашистская структура способна легче всего смѣнить (хотя бы на время) коммунистическій строй именно въ силу ея организаціоннаго сходства съ большевицкой организаціей!
Эта мысль аналогична той, что легче всего замѣнить совѣтскую коммунистическую власть, сохранивъ систему совѣтовъ, но давъ ей иное содержаніе. Въ обоихь этихъ случаяхъ упускается изъ вида, что всякая «ненавистная» система вызываетъ ненависть не только къ послѣдствіямъ этой системы, но и къ самой системѣ. Даже если бы совѣтская система была разумна, она всегда останется ненавистной тѣмъ, что ее ввели большевики. Даже если бы власть одной партіи, пронизывающей весь государственный аппаратъ, оказалась благомъ для страны въ рукахь фашистской партіи — эта власть, какъ принципъ, непріемлема для Россіи, потому что какъ разъ такого рода власть причинила Россіи въ рукахъ коммунистической партіи величайшее зло.
Успѣхъ въ борьбѣ съ большевизмомъ обезпечивается только высокимъ подъемомъ, но этотъ высокій подъемъ достигается не сходствами съ врагомъ, но противоположностями. Здѣсь должно имѣть мѣсто своего рода «діалектическое развитіе». Россіи нужна не фашистская революція, призванная смѣнить коммунистическую революцію — Россіи нужна контръ-революція.
Россія больна беззаконіемъ. Она можетъ быть излѣчена лишь установленіемъ государственнаго порядка зиждущагося не на импровизаціи «революціонныхъ правъ» какой-то новой революціи, но на силѣ органическаго закона и всеобщаго признаннаго авторитета. Относительно формъ этого государственнаго порядка могутъ быть различныя мнѣнія. Но относительно его сущности въ указанномъ смыслѣ двухъ мнѣній не должно быть.
П. Муратовъ.
Возрожденіе, №1854, 30 іюня 1930.
Views: 24