Нерѣдко изъ всего, что написано даже исключительно выдающимися писателями, самый значительнымъ, глубокимъ и правдивымъ, художественно вѣчнымъ оказывается то, что они писали о себѣ. Интересно и поучительно читать и изучатъ Руссо, но живетъ сейчасъ не Руссо «Новой Элоизы», надъ которой пролива слезы цѣлыя поколѣнія, даже не Руссо «Соціальнаго Договора», не безъ основанія признаваемаго иногда самой вліятельной въ исторіи европейской цивилизаціи, послѣ Евангелія, книгой, а Руссо — авторъ «Исповѣди». Интересно и поучительно читать и изучать Шатобріана, но живой прозой Шатобріана являются сейчасъ не его «Рене» и «Атала», лежащіе у истоковъ огромнаго литературнаго движенія, не его блистательные политическіе памфлеты, не его велерѣчивая защита христіанства, а «Mémoires d’outre-tombe», причемъ особенно начало ихъ, искренне и просто описывающее дѣтство, отрочество и юность величайшаго ритора Франціи. Дѣло жизни этихъ писателей, создавшее ихъ историческое вліяніе и значеніе, ушло въ исторію; написанныя же ими между дѣломъ, въ часы досуга, какъ бы сверхъ жизненнаго заданія, автобіографическія страницы остаются съ нами и живутъ, вновь и вновь вливаясь живымъ ручьемъ въ смѣняющійся потокъ литературной новизны. Почему? Не потому ли отчасти, что, какъ замѣтилъ однажды мудрый Гете, «если не говоритъ о людяхъ и вещахъ съ пристрастіемъ, полнымъ любви, то вообще сказанное не заслуживаетъ того, чтобы бытъ сказаннымъ»? Бываютъ люди, и притомъ весьма замѣчательные, которые способны испытывать «пристрастіе, полное любви» лишь къ самимъ себѣ…

Views: 54

Это было, когда дамы носили кринолины, красныя «гарибальдійки», бархатныя «зуавки», расшитыя золотомъ. Это было, когда бальныя платья, похожія на снѣжныя горы, пестрѣли бантами, букетами, а чрезмѣрно пышныя прически, съ діадемами въ видѣ кокошника, еще болѣе давили женское лицо, и безъ того становившееся маленькимъ придаточкомъ къ безмѣрности волановъ, рюшей, цвѣтовъ и кружевъ. Все было ослѣпительно ярко, весело, рѣзко-красочно. На фонѣ этой многоцвѣтности и сложности туалетовъ, рѣдко, рѣдко, темнимъ пятномъ появлялась въ московскихъ гостиныхъ — «стрижка», новая женщина: она въ черномъ платьѣ, съ обрѣзанными волосами, иногда въ синихъ очкахъ, но еще въ кринолинѣ.

Я совсѣмъ дѣвочка. Ношу «косички», завязанныя бантиками, провожу время «наверху» съ гувернанткой и зубрю грамматику Ноэль и Шанталь…

Это было особенное время.

Views: 46

Радищевымъ интересовался, въ его писательское лицо вглядывался, его человѣческую личность разсматривалъ не кто иной, какъ Пушкинъ. Пушкинъ цѣнилъ и поэтическій талантъ и свободолюбіе Радищева. Недаромъ въ одномъ варіантѣ своего «Памятника» онъ предвидитъ: «и долго буду тѣмъ любезенъ я народу, что вслѣдъ Радищеву возславилъ я свободу».

Правду, однако, сказать, — Пушкинъ совсѣмъ по-иному любилъ свободу, чѣмъ Радищевъ, и вообще въ исторіи русской культуры, быть можетъ, не было людей, болѣе различныхъ по всей ихъ природѣ, чѣмъ Радищевъ и Пушкинъ.

Views: 55

5 апрѣля 193* года.

Возвращаюсь изъ редакціи въ наше общежитіе засвѣтло. Слѣзаю съ трамвая на углу Второй Монетной, около Александровскаго Лицея, и, какъ бы невзначай, взглядываю на домъ № 9, въ которомъ жилъ послѣдніе годы перёдъ бѣгствомъ изъ Петербурга.

Однако это только такъ, для виду, невзначай. На самомъ же дѣлѣ ловлю себя на странномъ чувствѣ: домъ гипнотически тянетъ къ себѣ, вызываетъ разнообразную смѣсь ощущеній: и жуть и радость, и нѣжность воспоминаній и горечь пережитаго…

По виду — домъ какъ домъ, одинъ изъ многихъ шестиэтажныхъ, идущихъ въ рядъ… А кажется, между тѣмъ, таинственнымъ, призрачнымъ. Будто во снѣ представился и такъ и не уходитъ, хотя сонъ миновалъ…

Знакомый парадный подъѣздъ съ полукруглымъ сводомъ вверху. Массивная дверь съ зеркальными стеклами, перевитыми плетеньемъ рѣшетки… А наверху, въ четвертомъ этажѣ, балконъ. Узкій, съ каменнымъ барьеромъ вокругъ. Лѣтомъ, помню, стояли цвѣты, свѣшивались ползучіе стебли ипомеи. Радовалась теплу и солнцу перенесенная изъ кабинета кокосовая пальма.

Два крайнихъ окна — гостиная. Затѣмъ столовая… Сколько оконъ? Одно? Два? До угла тянулось, значитъ, два здѣсь, два въ спальнѣ. Раньше домъ быль свѣтлый. Желтоватый, зеленоватый? Теперь сѣрый, насупившійся, нездоровыя пятна надъ окнами, кое-гдѣ некрашеныя рамы, очевидно, недавнія…

Войти или нѣтъ?

Views: 41

5 апрѣля 193* года

«Подробно осматривать городъ пока нѣтъ возможности. Завтра выпускаемъ первый номеръ газеты, работы по горло. Однако за вчерашній день кое-что все-таки пришлось увидѣть. Въ общемъ, все какъ раньше, только хуже, и не чуточку, а довольно значительно. Всюду грязь, штукатурка на домахъ облуплена, мостовыя въ выбоинахъ. Къ счастью, всѣ таблички съ большевицкими названіями улицъ уже сняты. Нѣтъ ни «Проспекта Красныхъ Зорь», ни «Проспекта 25 октября», а все по-старому: Каменноостровскій, Невскій…

Что жъ, идея совсѣмъ недурна, только о чемъ думали петербуржцы раньше?

Views: 42