Въ Англіи сейчасъ политическое затишье, политическіе каникулы еще не кончились. Они начинаются 9-го августа. Этотъ день здѣсь соотвѣтствуетъ нашему Петрову дню, такъ какъ съ него открывается охотничій сезонъ. Въ Англіи 80 проц. населенія живетъ въ городахъ, но до сихъ поръ жизнь господствующаго класса опредѣляется стариннымъ деревенскимъ ритмомъ, въ которомъ охота, еще со временъ англо-саксонскаго вторженія, давала главный тонъ. Оттого самый дѣятельный сезонъ для политики, самый блестящій для лондонской свѣтской жизни, приходится въ Англіи на весну и лѣто, т. е., на тѣ мѣсяцы, когда нельзя охотиться. Это такъ давно, такъ крѣпко сложилось, что англичане уже забыли, что легло въ основу ихъ общественнаго календаря.

Когда я, въ разговорѣ съ политиками или просто образованными людьми, удивляюсь многовѣковой прочности ихъ жизненныхъ привычекъ, они усмѣхаются съ чисто англійской затаенной гордостью. Большинству англичанъ, независимо отъ классоваго положенія и даже ихъ политическаго міровоззрѣнія, доставляетъ огромное удовольсівіе не сознаніе даже, а скорѣе ощущеніе устойчивой непрерывности, въ которой росла и крѣпла Великобританія.

Это не есть неподвижность. Консерватизмъ нельзя смѣшивать съ косностью. Ростъ идетъ, люди и учрежденія приспособляются къ новымъ идеямъ, къ новымъ международнымъ отношеніямъ, къ мѣняюшимся потребностямъ тѣла и запросамъ духа. Но это именно ростъ, а не скачка, не тѣ уничтожающія бури, разрушающія работу предыдущихъ поколѣній, которыя съ грустью отмѣтилъ въ русской исторіи князь П. А. Вяземскій.

Даже послѣ войны, которая такъ много перемѣнила и перевернула на всей нашей планетѣ, жизнь маленькой Великобританіи сохранила свое эволюціонное теченіе.

Попрежнему спортъ является главнымъ источникомъ здоровья, энергіи, характера. Все болѣе широкіе круги захвачены играми, все больше зеленыхъ полей отводится подъ нихъ. Попрежнему парламентъ является центромъ политической жизни, и попрежнему каждый годъ открываетъ его король. Ѣдетъ въ золотой каретѣ, рядомъ съ нимъ королева въ брилліантовой коронѣ, такія же короны блестятъ надъ головами титулованныхъ дамъ. Красные скороходы бѣгутъ. Лакеи въ парикахъ стоятъ на запяткахъ. И весь этотъ отблескъ далекаго средневѣковья лондонцы принимаютъ, какъ одну изъ крѣпкихъ подробностей своей крѣпкой жизни.

Такъ же, какъ и воскресныя рѣчи въ Гайдъ-Паркѣ. Ораторы приходятъ иногда со складной трибуной, со знаменами и плакатами. Иногда только съ листками и съ большимъ или меньшимъ навыкомъ стрѣлять въ толпу короткими фразами.

Одинъ славитъ прелесть ленинскаго рая, другой громитъ рабочую партію, призываетъ подумать о душѣ и грозитъ близкимъ пришествіемъ Антихриста, четвертый проповѣдуетъ фашизмъ, пятый иногда просто несетъ чепуху. Но у каждаго найдутся слушатели. Стоитъ невозмутимая, медлительная, непроницаемая англійская толпа.

Кто ею владѣетъ? Кто сейчасъ правитъ Англіей?

Я часто ломала себѣ надъ этимъ голову. Вѣдь это ключъ для пониманія каждой страны — разгадать, откуда и какъ вербуется ея господствующій классъ.

Какъ разъ передъ войной мы сидѣли въ гостяхъ у романиста Уэллса, въ его миломъ деревенскомъ садикѣ, окруженномъ просторнымъ паркомъ лэди Воррикъ. Онъ, по обычаю, сыпалъ парадоксами, на все находилъ сразу отвѣтъ. Но когда я спросила, кто направляетъ политику Англіи, даже этотъ быстрый говорунъ задумался. Потомъ рѣшилъ:

— Англіей правятъ изъ помѣщичьихъ домовъ…

Я тогда еще меньше понимала Англію, чѣмъ сейчасъ и приняла на вѣру слова блестящаго писателя. Если бы онъ повторилъ эти слова теперь, я затѣяла бы съ нимъ, по русской привычкѣ, длинный споръ, одинъ изъ тѣхъ споровъ, которые такъ сердятъ англичанъ. Хотя все еще есть доля правды въ томъ, что онъ сказалъ. За охотой, на рыбной ловлѣ, на зеленыхъ лугахъ, расчишенныхъ для гольфа, нерѣдко обсуждаются, намѣчаются, рѣшаются политическія проблемы задолго до ихъ обсужденія не только въ парламентѣ, но даже въ газетахъ. Многолюдные, а въ особенности, немноголюдные пріемы «конца недѣли», т. е. съ субботы до понедѣльника, въ одной изъ очаровательныхъ деревенскихъ усадебъ, разбросанныхъ по всей Англіи, часто играютъ роль настоящихъ политическихъ конгрессовъ. При широтѣ и терпимости англійской политической жизни, опытная свѣтская женщина можетъ устроить въ своей деревенской гостиной встрѣчу представителей разныхъ партій.

Когда-то негодующимъ гуломъ встрѣтила русская оппозиція страшную новость о грѣшной «чашкѣ чая», выпитой Маклаковымъ и Струве у Столыпина. У насъ не было личнаго общенія не только между партіями, но даже между группами.

Развѣ Керенскій могъ бы ходить въ гости къ Гучкову, жена Некрасова танцовать на балу съ Пуришкевичемъ, жена кадетскаго лидера исповѣдываться у епископа Волынскаго Евлогія и т. д.? И даже послѣ большевицкаго землетрясенія часть этихъ перегородокъ русская интеллигенція потащила за собой, засоряя и портя и безъ того нелегкую жизнь.

У англичанъ иначе. Ихъ не пугаетъ несходство мнѣній. Они умѣютъ спорить, сохраняя уваженіе къ противнику. Мѣркой для общенія являются не только мысли, но и навыкъ общежитія, не столько программы, сколько правила жизни.«Онъ настоящій джентльмэнъ», — попрежнему, чуть ли не съ временъ Вильгельма Завоевателя, остается высшей похвалой, которая не требуетъ ни поясненій, ни комментаріевъ.

Конечно, если человѣку повезло, если благодаря рожденію, способностямъ или удачѣ ему удалось подняться высоко по многообразнымъ соціальнымъ ступенькамъ англійской жизни, то къ этому счастливцу примѣняютъ меньшія требованія, чѣмъ къ рядовому обывателю. Удачники всегда и всюду вызываютъ къ себѣ снисходительность, и тѣмъ болѣе въ спортивной странѣ, гдѣ знаютъ цѣну ловкости, усилію и мѣткому глазу. Но все-таки, если онъ не джентльмэнъ, то его терпятъ, порой даже имъ восхищаются, но зорко слѣдятъ — не пора ли отодвинуться?

Такъ было съ Ллойдъ-Джорджемъ. Во время войны, когда нужна была исключительная гибкость и изворотливость, ему многое спускали за умѣнье охранять центральную коалицію, куда входили и либералы и консерваторы. Смотрѣли сквозь пальцы на его невѣжество, неразборчивость въ средствахъ, безцеремонную расправу не только съ противниками, но и съ недостаточно послушными сторонниками, иногда даже съ друзьями. Нужно было довести войну до побѣды, нельзя было мѣнять правительства въ разгарѣ борьбы.

Но уже во время Версальской конференціи стала падать популярность «уэльскаго колдуна», какъ звали Л.-Джорджа за его гипнотическое умѣніе заговаривать зубы и Палатѣ и странѣ. Уже тогда было ясно, что люди такого калибра не могутъ править Англіей, что страна ищетъ опоры въ другой, болѣе твердой, болѣе джентльмэнской психологіи. Въ сущности, не либеральныя идеи провалились, а провалилась безпринципность лидера партіи. И внушительныя фигуры либераловъ-джентльмэновъ, какъ сэръ Эдуардъ Грей или лордъ Асквитъ, не могутъ еще восстановить положенія партіи.

Тяжелый ударъ нанесъ ей Ллойдъ Джорджъ бесцеремонной раздачей подачекъ въ видѣ титуловъ, честолюбивымъ захватомъ коалиціоннаго фонда, который оказался въ его распоряженіи и, главное, своей полной беспринципностью.

Но это не мѣшаетъ и либеральнымъ кругамъ входить составной частью въ то таинственное нѣчто, которое правитъ Англіей. Сюда втягиваются всѣ силы, всѣ мозги, вся энергія, пригодныя для политики, независимо отъ классового происхожденія и даже отъ образованія.

Еще можно говорить о политической роли помѣщичьихъ усадьбъ, но надо помнить, что они давно перестали быть дворянскими гнѣздами, перешли въ новыя руки. Вообще русское понятіе о дворянствѣ непримѣнимо къ Англіи, гдѣ титулы раздаются легко и за самыя разнообразныя заслуги, включая удачную торговлю мыломъ и спичками. Гораздо большее значеніе имѣютъ деньги, тѣмъ болѣе, что члены парламента получаютъ небольшое жалованіе, а выборы стоятъ большихъ денегъ. Но и тутъ, конечно, партія беретъ на себя расходы, если ей нужно провести способнаго человѣка. Это особенно часто случается съ рабочей партіей. Политическая дѣятельность ея руководителей почти цѣликомъ оплачивается изъ кармановъ рядовыхъ рабочихъ.

Конечно, эти деньги проходятъ черезъ кассы, утверждаются и т. п. Но все-таки, рабочее движеніе выдвинуло особую разновидность чиновниковъ, состояшихъ на службѣ у пролетаріата. Въ нѣкоторыхъ случаяхъ эта служба отлично оплачивается и заработокъ секретарей большихъ профессіональныхъ союзов равняется жалованію министровъ Его Величества. Сильные, ловкіе, способные люди, съ острымъ политическимъ глазомѣромъ, въ родѣ Гендерсона и Томаса, выдвигаются благодаря этому изъ рядовъ, вырабатываютъ въ себѣ совершенно особые пріемы и навыки, которые даютъ имъ возможность научиться всѣмъ тонкосіямъ парламентской политики и въ то же время секрету управленія рабочей массой. Черезъ такихъ вождей пріобщаются всѣ эти углекопы, доковые рабочіе и т. п. къ хитрому дѣлѵ государеву.

Попробуйте разобрать эти винтики, разломать эти многомилліонные человѣческіе пласты, разглядеть, гдѣ проходятъ нервы, по которыъ бѣгутъ токи національной воли, а иногда и той мечты, которой когда-нибудь суждено перековаться въ волю.

Вѣдь англичане — мечтатели, иначе не могли бы они поднять британское знамя по всѣмъ далекимъ заморскими землямъ. И въ то же время, чтобы удержать эти земли за собой, они проявляютъ практическую ясность ума и опирающійся на простыя моральныя начала здравый смыслъ, о который разбивается даже дьявольская воля іезуитской системы большевиковъ.

И вотъ, когда я приглядываюсь уже не къ партіямъ, не къ классамъ, а къ лицамъ, то мнѣ кажется, что главными психологическими свойствами, которыя нужны въ Англіи для того, чтобы войти въ число правящихъ, являются именно ясность ума, здравый смыслъ и мечтательность, уходящая какъ въ прошлое, такъ и въ будущее. Только послѣднее свойство принято прятать, чтобы не показаться смѣшнымъ.

Степень и длительность вліянія вождя опредѣляется тѣмъ, насколько гармонично слиты въ немъ эти три свойства. Л. Джорджъ обладаетъ умомъ практическимъ и яснымъ. Но въ немъ нѣтъ мечтательности, а его здравый смыслъ затуманенъ аморальностью.

Рамзей Макдональдъ мечтать умѣетъ, его политическая нравственность выше, но ясностью и практичностью его мысли не блещутъ. Болдвинъ гармоничнѣе ихъ обоихъ, совмѣщаетъ въ себѣ эти три національныя черты. Онъ ясно и просто думаетъ, здраво держится простой жизненной морали. Въ нѣкоторыхъ его рѣчахъ, въ особенности, обращенныхъ къ молодежи, звучитъ голосъ мечтателя. Но хватитъ ли у него воображенія, чтобы найти выходъ для сложныхъ и трудныхъ имперскихъ и англійскихъ проблемъ?

Если нѣтъ, то страна должна будетъ черезъ два года выдвинуть изъ своихъ тайниковъ новыя силы, новыхъ вождей.

Аріадна Тыркова.
Возрожденіе, №851, 1 октября 1927.

Views: 18

Мы любимъ говорить, что иностранцы не знаютъ и не понимаютъ Россіи. Но знаемъ ли и понимаемъ ли ее мы сами? Мы всегда много говорили о Россіи. Въ послѣдніе годы говоримъ какъ-то особенно много. Съ очень большимъ остроуміемъ, съ необычайной изобрѣтательностью въ смыслѣ «точекъ зрѣнія», мы судимъ о Россіи прошлой и настоящей, гадаемъ о Россіи будущей. Но отчего всѣ эти талантливѣйшія сужденія и угадыванія такъ удивительно сбивчивы, такъ потрясающе противорѣчивы? Есть же хоть какая-нибудь «объективная правда» о Россіи, или это всегда только «субъективная истина», оправдываемая тѣмъ или инымъ «подходомъ», той или иной «точкой зрѣнія»? Кто же мы такіе, въ концѣ концовъ — «бунтари и анархисты» или «государственники», сектанты фантастическаго абсолюта или весьма трезвые «хозяйственники», богоискатели или нигилисты, созидатели или разрушители, европейцы или азіаты? Вѣдь не можетъ же быть, чтобы мы были одновременно и тѣмъ, и другимъ, и третьимъ! Между тѣмъ, такое впечатлѣніе получается, если сразу принять все то, что пишется о Россіи въ послѣднее время.

Возьмемъ, напримѣръ, послѣднюю книжку «Современныхъ Записокъ». Чрезвычайно много написано тамъ о Россіи — Ф. А. Степунъ печатаетъ свои «мысли» о ней, И. И. Бунаковъ изучаетъ ея «Пути», П. М. Бицилли касается важной русской темы въ своемъ «Наслѣдіи Имперіи», и Ст. Ивановичъ сообщаетъ интереснѣйшія соображенія о русскомъ «Историческомъ Массивѣ». И я не знаю болѣе страннаго впечатлѣнія, чѣмъ то, которое получается, если прочесть всѣ эти талантливѣйшія и противорѣчивѣйшія статьи подрядъ.

По Степуну оказывается мы «мистическіе нигилисты», мы полны варварскаго отрицанія «всякой формы», мы всегда и во всемъ «апокалиптичны», если не во имя Христа, то во имя Маркса, мы всюду проявляемъ «разгулъ безмѣрности», мы безпочвенны, ибо «въ Россіи безпочвенность есть почва». По Бунакову мы создали Московское Царство, «земельное строеніе» котораго «грандіозно». Мы проявили небывалое «напряженіе народныхъ силъ», «подъемъ и паѳосъ въ созданіи государства». Мы осуществили величайшую имперію новаго времени, покоющуюся не «на силѣ и не на покореніи властью народа, а на преданности и любви народа къ носителю власти». Мы наслѣдники «вѣковыхъ устоевъ», на которыхъ покоилось трудовое сознаніе русскаго народа… Согласитесь, что все же нѣсколько трудно примирить эти «блестящія характеристики» Степуна съ не менѣе «блестящими характеристиками» Бунакова.

По Степуну тѣмъ и интересна для иностранцевъ русская революція, что «фантастически одержала въ Россіи столь страшную побѣду надь Россіей», что встрѣча коммунизма съ «міросозерцательной невнятицей и духовной маятой мужицкаго бунтарства» поставила передъ всѣмъ міромъ «рядъ глубочайшихъ религіозныхъ и культурныхъ проблемъ». По Ст. Ивановичу какъ разъ наоборотъ: глубокая практическая необходимость для Россіи создать средніе, «мѣщанскіе» классы одержала полную побѣду надъ революціонной фантастикой. По Ст. Ивановичу русскій мужикъ проявилъ отнюдь не «невнятицу» и не «маяту бунтарства», но оказался прямо совершеннымъ геніемъ въ смыслѣ реальнаго государственнаго строительства, ибо всѣ разрушительные революціонные процессы искусно обратилъ въ созидательные процессы перераспредѣленія и накопленія. Это ли не чудо государственнаго «конструктивизма» и практицизма — выдвинуть изъ большевицкаго утопизма собственническій «историческій массивъ»!

Что же касается «глубочайшихъ религіозныхъ и культурныхъ» проблемъ, то, по мнѣнію Ст. Ивановича, никакихъ новыхъ проблемъ пока не видать, кромѣ медленнаго и постепеннаго очищенія дѣятелей «историческаго массива» отъ «грязи первоначальнаго хищенія и накопленія», «отъ всей тупости доморощенныхъ нуворишей, ничего членораздѣльнаго, кромѣ „клади объ это самое мѣсто“, произнести не умѣющихъ»… Въ этихъ двухъ взглядахъ на смыслъ русской революціи, опять-таки, какъ не признать «дистанціи огромнаго размѣра».

Но вѣдь должно же существовать, наконецъ, въ историческихь судьбахъ Россіи что-то безспорное, что-то общеобязательное, въ смыслѣ единственно возможнаго истолкованія, что-то не мѣняющееся въ зависимости отъ перемѣны «угла зрѣнія» находчивыхъ и говорливыхъ русскихъ публицистовъ. Вотъ незыблема, какъ будто, сама русская земля, однако и она оказывается настолько разнообразна, настолько «противорѣчива» въ пейзажномъ своемъ обликѣ, что искусный діалектикъ найдетъ и здѣсь большой выборъ для «яркихъ аналогій». Степунъ, напримѣръ, выводитъ русскій характеръ изъ «безкрайности», «безформенности», «различности» русскаго пейзажа, изъ вѣчно открытаго русскаго горизонта, манящаго куда-то вдаль, изъ исторической и природной «убогости» русской деревни. Но вѣрно ли это? Таковъ ли вообще русскій пейзажъ? Пожалуй, таково впечатлѣніе пейзажа тульскаго, рязанскаго, отчасти московскаго. Но вѣдь совсѣмъ не таковъ пейзажъ озерно-лѣсного края, пейзажъ даже тверской и владимірскій, не говоря уже о новгородскомъ, о вологодскомъ или олонецкомъ, о пейзажѣ вообще русскаго Сѣвера. Бывалъ ли Степунъ въ лѣсномъ Заволжьѣ, знаетъ ли онъ деревню на перепутьяхъ отъ Сѣверной Двины къ Волгѣ? А если бывалъ и знаетъ, то какъ могъ онъ говорить о «безкрайности», объ «открытыхъ горизонтахъ», — какъ могъ онъ забыть удивительную стройность, слаженность, гармоничность отлично выстроенной и отлично въ пейзажѣ поставленной сѣверной русской деревни. Какъ могъ онъ, помня сѣверно-русскія села, монастыри, городки и погосты, писать о «полномъ подчиненіи формъ жизненнаго устроенія безформенности застраиваемой земли», о «варварскомъ отсутствіи всякаго тяготѣнія къ культурѣ», о «чисто русскомъ упорствованіи въ своемъ убожествѣ». Очень, конечно, жаль разочаровывать его нѣмецкихъ друзей, но врядъ ли являемся мы на самомъ дѣлѣ тѣми «интересными варварами», которыми желаетъ представить насъ ихъ талантливый авторъ.

Исторія наша развѣ свидѣтельствуетъ въ общемъ о нашей безформенности, безгосударственности, безхозяйственности? По Бунакову, напротивъ, мы были прямо какими-то «человѣческими муравьями», строившими іератическое, восточное, московское царство. Допустимъ, что Бунаковъ преувеличиваетъ и часто принимаетъ условный офиціальный языкъ московскихъ государственныхъ актовъ за реальное содержаніе жизни. И все же вѣрно, что въ исторіи нашей было гораздо больше стремленія къ порядку, нежели любви къ беспорядку. Не показываетъ ли этого исторія Смутнаго Времени, когда могла погибнуть Русь, но вѣдь не погибла, а возстановилась со сказочной быстротой.

Забыли ли тѣ, кто любятъ говорить о русскомъ «бунтарствѣ», какое странное сопротивленіе разгулявшемуся бунту и «воровству» выказала тогда сѣверная Русь? Ополченія селъ и городовъ, идущія спасать Москву, а съ ней и государственный порядокъ — это ли не свидетельство высокаго политическаго сознанія, это ли не трезвость ума, это ли не твердая національная воля. И рядомъ съ этимъ, не кажется ли «безформенностью» и «анархіей» то состояніе, въ которое въ томъ же ХѴІІ вѣкѣ была повержена Германія тридцатилѣтней войной? И будто ужъ мы такъ «недѣловиты», какъ это изображаетъ Степунъ. Бездѣльна, по его мнѣнію, наша интеллигенція, не любитъ земли (то-есть, своего дѣла) русскій мужикъ, а о «царизмѣ» авторъ и вовсе ужъ не высокаго мнѣнія. Но кто же все-таки тогда сдѣлалъ Россію, такой, какой мы всѣ ее знали? Кто населилъ, обработалъ, колонизировалъ степныя пространства, кто создалъ огромную жизнь Волги, хозяйственную силу Дона, Кубани и Терека, кто въ одно пятидесятилѣтіе на глазахъ удивленной Европы поднялъ цѣлый край — Новороссію, съ талантливо, дѣловито и красиво построенными городами: Одессой, Херсономъ, Николаевомъ, Екатеринославомь и Севастополемъ? То была поистинѣ «русская Америка», начавшая возникать прежде примѣра Америки. Кто заселилъ Амурскій и Уссурійскій край, кто такъ на мѣстѣ построить Владивостокъ, кто черезъ двадцать лѣтъ послѣ завоеванія Средней Азіи ввелъ ее въ мирный оборотъ и русскаго, и мірового хозяйства, кто создалъ тамъ, напримѣръ, культуру хлопка, которая должна была дать неисчислимые для россійской экономіи результаты?

Едва ли такія «большія дѣла» могли надѣлать изображенные Степуномъ «мистическіе анархисты», способные лишь къ «убожеству», да къ «юродству», да еще къ интеллигентскому «дѣятельному бездѣлію». Бѣда наша была въ томъ, что «мы», то есть «писатели и художники», очень часто про эти дѣла не знали, а если знали, то забывали и вотъ, показываетъ примѣръ Степуна, не помнимъ и до сихъ поръ. Бѣда наша была въ ребяческомъ извращеніи всѣхъ перспективъ въ угоду тому, что называлось тогда «освободительнымъ движеніемъ».

Поясню это однимъ примѣромъ. Столкновеніе кучки студентовъ съ полиціей въ февралѣ 1899 года, конечно, гораздо болѣе волновало и интересовало русское общество, чѣмъ постройка великаго Сибирскаго пути или оросительныя работы въ Туркестанѣ. А между тѣмъ, вѣдь даже съ точки зрѣнія «освободительнаго движенія» эти свидѣтельства россійскаго строенія, неминуемо вызывавшаго и россійское перестраиваніе, были куда болѣе важны, чѣмъ студенческій эпизодъ.

Но если «мы», то есть «писатели и художники», ничего не понимаемъ въ дѣлахъ, то посмотримъ, что говоритъ искусство. Гдѣ же тутъ «бунтарство» и любовь къ безпорядку? Можетъ быть, въ поэзіи Пушкина? — или она недостаточно «народна» и оттого не «показательна»? Прекрасно, углубимся тогда въ исторію. О чемъ говорить древняя русская архитектура? Всегда о серьезности и творческой новизнѣ въ рѣшеніи чисто конструктивныхъ задачъ, объ огромномъ чувствѣ пропорціи, слѣдовательно, мѣры, о большой сдержанности въ декоративныхъ (т. е. эмоціальныхъ) элементахъ. Желалъ бы я знать, какъ это «мистическіе анархисты» и «отрицатели формы» могли построить такіе полные формальнаго совершенства храмы, какъ соборъ Юрьева монастыря въ Новгородѣ, Покровъ на Нерли возлѣ Владимира, шатровыя церкви въ с. Островѣ и въ с. Коломенскомъ и церковь Покрова въ Филяхъ подъ Москвой. И замѣтьте, все это на протяженіи пятисотъ лѣтъ, съ XII вѣка по ХѴІІ.

Непонятно было бы также, какими судьбами у «занимательныхъ варваровъ», изображенныхъ Степуномъ, могло расцвѣсти искусство живописи въ иконѣ и фрескѣ, да еще притомъ искусство склада глубоко аристократическаго, консервативнаго и традиціоннаго, опять-таки очень совершенное именно въ смыслѣ формальномъ искусство — прямо какое-то «неумолимое» въ законченностн, точности своей и «додѣланности» и ужъ такое далекое отъ какихъ бы то ни было «разгуловъ безмѣрности».

Но вотъ что самое досадное. Я увѣренъ, что многіе русскіе читатели, стоящіе на (очень распространенной) точкѣ зрѣнія Степуна, скажутъ: «да все это такъ, это вѣрно, но и то вѣрно. Въ этомъ-то и состоитъ русская двойственность, въ этомъ-то и заключаются интереснѣйшія «русскія противорѣчія».

Противорѣчія есть во всемъ на свѣтѣ, есть они и въ русской судьбѣ. Перестанемъ любоваться ими и гордиться ихъ «интересностью». Есть вѣдь очень старое «противорѣчіе» во всемъ человѣческомъ — противорѣчіе добра и зла. Пора бы, кажется, понять намъ, въ чемъ зло и въ чемъ добро Россіи и перестать балансировать этимъ и тѣмъ съ себялюбивымъ равнодушіемъ.

П. Муратовъ.
Возрожденіе, №871, 21 октября 1927.

Views: 23

1.

Мнѣ разсказывали на-дняхъ слѣдующіе случаи чисто духовнаго воздѣйствія на физическій міръ.

Дѣло было въ концѣ шестидесятыхъ годовъ прошлаго вѣка. У графа Л. и жены его (урожденной графини П.) родилась дочь Марія, потомъ сынъ Василій: оба ребенка физически вполнѣ нормальные… Когда Василію было около пяти лѣтъ, онъ захворалъ золотухой. Няня, не обращая внимаыія на болѣзнь, продолжала купать ребенка въ холодной водѣ. Золотуха бросилась на уши и выѣла барабанныя перепонки: мальчикъ оглохъ, и болѣзнь отразилась даже на его рѣчи…

Въ началѣ семидесятыхъ годовъ графъ Л. служилъ на Кавказѣ и, пріѣзжая въ Тифлисъ, бывалъ у супруги Намѣстника, Великой Княгини Ольги Ѳеодоровны. Великая Княгиня не отличалась, какъ извѣстно, особою «тактичностью», и когда у нея однажды была графиня Л. (бывшая тогда на седьмомъ мѣсяцѣ беременности третьимъ ребенкомъ), она спросила ее, ошибочно предполагая, что Василій Л. родился глухонѣмымъ: «а не боитесь ли вы, что у васъ опять родится глухонѣмой ребенокъ?» Когда графиня вернулась домой, съ ней сдѣлался нервный припадокъ. А черезъ два мѣсяцa у нея дѣйствительно родилась глухонѣмою — дочь Екатерина.

А вотъ — другой случай. Въ 1899 году молодой офицеръ Ш., родственникъ семейства Л., служившій на Кавказѣ, былъ помолвленъ съ мѣстной уроженкой, княжной Б.-М. Чтобы познакомился съ родными жениха, невѣста отправилась въ Петербургъ, и тамъ на нее произвелъ очень тяжелое впечатлѣніе голосъ Екатерины Л. Въ январѣ 1900 года молодые пріѣхали уже вмѣстѣ въ Петербургъ и остановились у Л. Они должны были прожить у нихъ до марта. Молодая г-жа Ш. была беременна на третьемъ мѣсяцѣ и все время говорила мужу: «уѣдемъ, уѣдемъ — не могу слышать голоса Кити»… Это впечатлѣніе было настолько тягостно, что молодая женщина, наконецъ, не выдержала: Ш. уѣхали изъ Петербурга задолго до истеченія предположеннаго срока…. А въ сентябрѣ у нихъ родился глухонѣмой сынъ Сергѣй (родившаяся позже дочь была вполнѣ здоровой)…

2.

Я разсказалъ такъ подробно эти печальныя исторіи, потому что, въ противоположность большинству случаевъ такого рода, т. е. случаевъ прямого воздѣйствія духовнаго фактора на физическую природу, этотъ двойной случай можетъ быть вполнѣ безспорно установленъ (въ виду того, что нѣкоторые участники этой семейной драмы находятся въ живыхъ, пришлось означить ихъ иниціалами, но и хронологія, и мѣсто дѣйствія — точные, «адреса» могутъ быть вполнѣ точно установлены)… Впрочемъ, подобнаго рода случаи общеизвѣстны и разнообразны.

На этой общеизвѣстной традиціи основана, напр., примѣта: недопущеніе къ беременнымъ женщинамъ людей, являющихъ рѣзкое отклоненіе отъ нормы: народная мудрость опасается, и не безъ основанія, пагубнаго вліянія впечатлѣній отъ уродства на носимый женщиной плодъ. И наоборотъ: если беременная окружена красивыми образами, — хотя бы прекрасными картинами, это иногда благотворно вліяетъ на физическій типъ ребенка. Къ явленіямъ того же порядка относится и случаи, когда женщина, оставаясь физически вѣрною нелюбимому мужу, родитъ ребенка, похожаго на любимаго человѣка, и не будучи съ нимъ въ физической связи.

Конечно, такіе случаи уже въ силу ихъ интимности трудно установить. Но они доказываютъ — лишь въ болѣе рѣзкой и отчетливой формѣ — то же самое, чему учитъ ежедневный опытъ жизни. Такъ, каждый изъ насъ замѣчалъ, что супруги, въ теченіе долгаго ряда лѣтъ жившіе вмѣстѣ, особенно, если жили дружно, — становятся и физически похожими другъ на друга.

Для такого воздѣйствія духовнаго фактора на физическій типъ вовсе даже не надо, чтобы это было супружество. Сближать физическіе типы можетъ и всякое иное духовное единеніе. Извѣстны случаи, когда ученикъ становится понемногу похожимъ на любимаго учителя. Къ образованію нѣкоей общности физическаго типа ведутъ и отношенія сердечной дружбы, тѣснаго товарищества и даже просто — совмѣстной жизни. Мы всѣ заражаемся другъ отъ друга, перенимаемъ не только склонности, отдѣльныя мысли, любимыя словечки, но часто и «жесты», манеры, позы, выраженіе лица и — à la longue — даже отдѣльныя черты.

3.

Именно этой взаимной зависимостью духа и тѣла и объясняется ассимилирующее вліяніе «великихъ людей» или историческихъ династій. Сколько видѣлъ міръ — «Байроновъ», «Гете», «Наполеоновъ», а въ древности — «Сократовъ» и «Катоновъ»! И сколько было въ Германіи Вильгельма II — «кайзеровъ» съ поднятыми кверху усами, а у насъ въ соотвѣтствующія эпохи — «Николаевъ Первыхъ» и «Александровъ Вторыхъ»… Легко возразить, что тутъ — простое подражаніе, копировка, и даже не столько самого обличія, физіономіи, т. е. выраженія, чертъ лица, сколько манеры себя держать, прически, покроя одежды и т. п. Но копировка — копировкой, а было въ указанныхъ случаяхъ и нѣчто другое: напримѣръ — прямое воздѣйствіе государя, какъ живого символа націи, на окружавшую его среду.

Это династическое воздѣйствіе совершенно несомнѣнно въ духовной сферѣ. Почти трюизмъ — объяснять вліяніемъ фамильныхъ чертъ рода Гогенцоллерновъ рядъ психологическихъ особенностей національнаго характера старой Пруссіи. Точно такъ же — комплексъ специфическихъ чертъ австрійской психологіи объясняется многовѣковымъ воздѣйствіемъ коллективной личности Габсбурговъ. И такое же воздѣйствіе династіи на національную психологію происходило, несомнѣнно, и у насъ. Не говоря уже, что на Россію (на совокупность того, что мыслится въ этомъ имени) наложила чувствующійся еще донынѣ отпечатокъ личность Петра, — должно отмѣтить особую «военную» психологію двадцатыхъ, тридцатыхъ и сороковыхъ годовъ прошлаго столѣтія, въ которой нельзя не узнать отраженія психологическихъ чертъ сыновей и внуковъ Императора Павла, — слѣды этихъ чертъ уцѣлѣли до самаго конца Имперіи.

Въ этой области физическое настолько сливается съ духовнымъ, что можно прямо говорить о воздѣйствіи династіи на самый физическіи типъ окружающей ее среды. Это касается, прежде всего, аристократіи, но черезъ нее зараженіе физическимъ типомъ династіи можетъ охватить и болѣе широкіе круги. Конечно, многое здѣсь достигается прямымъ подражаніемъ. Но это явленіе шире и глубже и не объяснимо только подражаніемъ прическѣ, стрижкѣ бороды, копированіемъ типическихъ жестовъ, манеры держать голову и т. п., представителей династіи. Во всякомъ случаѣ, для характеристики даннаго явленія важно не то, что его источникъ часто заключается въ сознательной и далее намѣренной подражательности, а то, что эта подражательность (особенно, если она поддерживается рядомъ поколѣній) можетъ достигать поистинѣ поразительныхъ результатовъ. Дѣло здѣсь идетъ о физіономическомъ воспроизведеніи физическаго типа династіи, даже порою чертъ лица отдѣльныхъ ея представителей — при безусловность отсутствіи кровной связи между подражателями и предметомъ подражанія. Иначе, какъ подобнымъ массовымъ физіономическимъ зараженіемъ династическими типомъ, нельзя объяснить широкаго разсѣянія «гогенцоллернскихъ» чертъ и цѣлыхъ «физіономій» въ Сѣверной Германіи и физіономій «габсбургскихъ» — въ Австріи. И если въ послѣдней «зараженіе» дѣйствовало преимущественно въ высшихъ классахъ, то, напр., въ Баваріи оно охватило и самую толщу народа: среди баварскаго простонародья чрезвычайно много подлиннѣйшихъ по внѣшнему виду — «Виттельсбаховъ».

4.

Вопросъ о «династическомъ» зараженіи физическихъ типовъ приводитъ къ болѣе общему вопросу объ ихъ возникновеніи. Слѣдуетъ прежде всего замѣтить, что говорить о такихъ «общихъ» типахъ, какъ, напр., русскій, французскій, нѣмецкій и т. п. можно лишь съ великой осторожностью. На самомъ дѣлѣ въ любой странѣ имѣется, какъ мы всѣ это знаемъ, не одинъ, а множество физическихъ типовъ, очень разнообразныхъ и не могущихъ никакъ быть сведенными къ какому-либо единству. Мало того: и во Франціи, наприм., встрѣчаются — «чисто-русскія» лица; еще болѣе ихъ въ Германіи. Съ другой стороны, немало «не-русскихъ» лицъ есть въ Россіи, даже среди коренного населенія.

Болѣе опредѣленнымъ образомъ можно говорить — въ предѣлахъ отдѣльныхъ націй — о господствующихъ типахъ извѣстной соціальной среды. Въ старой Пруссіи несомнѣнно существовалъ, да живъ и доселѣ, духовно-физическій типъ такъ называемыхъ «юнкеровъ». А цѣльный и въ себѣ замкнутый типъ «англійскихъ бароновъ», перелившійся впослѣдствіи въ извѣстный всѣмъ комплексъ физическихъ и духовныхъ чертъ «породистаго» англичанина!.. Но болѣе того: подобные духовно-физическіе типы могутъ возникать и внѣ связи съ какою-либо національно-территоріальной основой. Напримѣръ — «еврейскій» типъ.

Какъ, опрашивается, возникли всѣ эти типы?

Обычный отвѣтъ — типы создала кровь, т. е. наслѣдственность, — въ сущности не содержитъ отвѣта, а лишь перемѣщаетъ вопросъ. Безспорно: чтобы въ прусскихъ юнкерахъ, «породистыхъ» англичанахъ и новоевропейскомъ еврейскомъ городскомъ населеніи могли выработаться ихъ специфическія черты и притомъ стать устойчивыми и даже рѣзкими и въ себѣ замкнутыми, — требовались вѣка изолированной, въ смыслѣ охраны, «породы» (это можно одинаково сказать и объ англичанахъ извѣстной категоріи, и о прусскихъ юнкерахъ, и о «типическихъ» евреяхъ) именно потому, что они являются чистой культурой характерныхъ чертъ: физическихъ и духовныхъ.

Вообще ошибочно думать, что «расы» представляютъ что-либо данное самой природой. Раса не причина, а результатъ. Она вырабатывается долговременной работой поколѣній въ одномъ опредѣленномъ направленіи и при необходимомъ условіи: отсутствіи примѣси чужеродныхъ элементовъ. Это условіе и наблюдается въ нашихъ трехъ случаяхъ.

Однако изъ предыдущаго уже видно, что условіе «чистоты крови» неразрывно связано съ другимъ: кастовой жизнью. А это необходимо предполагаетъ работу ряда чисто-духовныхъ факторовъ: кастовой морали и эстетики, кастоваго кодекса чести, кастоваго идеала совершенства, вообще кастовыхъ идеаловъ и, значитъ, образа жизни, нравовъ, психологіи и т. д. Выходитъ, что и въ этихъ случаяхъ «чистаго разведенія» никакъ нельзя уединить дѣйствіе чисто-физическаго фактора «крови», настолько смѣшано это дѣйствіе съ дѣйствіемъ духа. На самомъ дѣлѣ именно духъ, т. е. только что упомянутые идеалы, въ томъ числѣ и эстетическіе, превращаясь въ теченіе ряда поколѣній въ живые инстинкты, даютъ той или другой группѣ основное направленіе и настолько же окрашиваютъ ея душу, насколько формируютъ ея тѣло и болѣе того: даютъ ей физическую и духовную физіономію, даютъ выраженіе ея лицу. Наружность и есть, въ извѣстной степени, выраженіе «внутренности», т. е. души. И часто она бываетъ выраженіемъ души въ степени весьма большой.

Англійскіе свободолюбивые и полные иниціативы бароны, «благородные лорды», воспитанные на чувствѣ отвѣтственности передъ самими собою и уже въ силу этого склонные къ известной широтѣ кругозора, люди крѣпкой воли, но не чуждые извѣстнаго «паренія» и мечтательнаго уклона, должны были стать и физически такими, какими они стали: людьми мужественной и «благородной», полной сознанія собственнаго достоинства, осанки, сухой и крѣпкой, мускулистой красоты, однако, подчасъ и весьма утонченной.

Также и физическій типъ «юнкеровъ», — рѣзкій и для чужеродцевъ непріятный, типъ пассивной дисциплины, упорной прямолинейности и постоянной готовности къ наступленію, — былъ предопредѣленъ стоявшими передъ этой кастой заданіями и общимъ направленіемъ Прусско-Бранденбургскаго государства.

Не иначе происходило дѣло и съ возникшимъ въ европейскомъ средневѣковомъ гетто еврейскимъ типомъ. Духовно-подвижной, умственно-гибкій, весьма волевой, но вмѣстѣ съ тѣмъ очень впечатлительный, этотъ типъ требовалъ и соотвѣтствующаго тѣла: не крупнаго, легкаго, не особенно подвергающагося развитію физической силы и ловкости, зато сильнаго въ пассивномъ сопротивленіи. Это былъ попреимуществу городской и даже въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ «комнатный» типъ: боящійся «большого воздуха», невообразимый въ «рыцарскомъ турнирѣ», но незамѣнимый въ торговлѣ, вообще въ «спекуляціи», какъ въ торговомъ смыслѣ, такъ и въ смыслѣ «умозрѣнія», въ диспутѣ, въ идейной борьбѣ.

5.

Типъ современной европейской «интеллигенціи» ранѣе всего былъ преднамѣченъ именно въ средневековомъ гетто. И нельзя сомнѣваться, что этотъ европейско-еврейскій типъ не только создалъ соответствующую ему эстетику, но и самъ былъ въ весьма большой степени ея продуктомъ.

Въ томъ-то и дѣло, что и гетто, и касты англійскихъ бароновъ, и прусскихъ юнкеровъ образовались сравнительно очень поздно. И для того, чтобы эти группы могли сложиться именно въ томъ видѣ, въ какомъ онѣ дѣйствительно сложились, — т, е. въ смыслѣ опредѣленныхъ духовно-физическихъ типовъ, — необходимо допустить существованіе неизвѣстнаго рода первоначальнаго импульса, давшаго общее направленіе всему ихъ послѣдующему развитію. Въ предыдущемъ уже было видно, что духовныя черты этихъ типовъ неотдѣлимы отъ физическихъ и составляютъ вмѣстѣ съ послѣдними какъ бы слитный монолитъ. При этомъ нельзя сомнѣваться, что опредѣляющая роль въ этомъ монолитѣ принадлежитъ именно духовнымъ его элементамъ и чертамъ. Эти-то элементы и черты и составляютъ тотъ первоначальный импульсъ, который, давъ кастѣ ея raison d’être, предопредѣлилъ ея обособленіе, и тѣмъ самымъ и все направленіе ея дальнѣйшаго развитія.

Въ частности, образованіе въ кастѣ даннаго, т. е. вполнѣ опредѣленнаго, физическаго типа было бы совершенно необъяснимо, если бы въ ней съ самаго начала не жило представленіе объ этомъ типѣ, если бы ей съ самаго начала не предносился извѣстнаго рода, т. е. именно соотвѣтствующій этому типу эстетическій идеалъ.

Такъ-то и выходитъ, что «кровь» въ сущности не даетъ отвѣта на вопросъ о происхожденіи даннаго духовно-физическаго типа, а только перемѣщаетъ вопросъ. «Кровь», т. е. «чистое разведеніе» даннаго типа рядомъ послѣдовательныхъ поколѣній, закрѣпляетъ данный типъ, сообщаетъ ему прочность, вырабатываетъ, шлифуетъ его, дѣлаетъ, такъ сказать, «огнеупорнымъ». Но не она рождаетъ типъ. Онъ родится отъ чего-то другого и нетрудно догадаться отъ чего: отъ духа.

Люди вообще бываютъ большей частью такими — и нравственно, и физически, — какими они хотятъ быть. И хотя идеалъ, и нравственный и физическій, недостижимъ, все же не что иное, какъ именно этотъ заложенный въ наше чувство и въ наше сознаніе идеалъ, даръ нашего духа, дѣлаетъ насъ такими, а не иными. Ближайшимъ образомъ можно сказать, что женщины любой соціальной группы бываютъ такими, какими ихъ желаютъ видѣть мужчины, а мужчины — какими ихъ желаютъ видѣть женщины. Такъ-то и дѣти «создаются» родителями вовсе не исключительно однимъ только актомъ прокреаціи, но въ гораздо большей степени — духовнымъ воздѣйствіемъ. При обществѣ безкастовомъ, при обществѣ полулишенномъ семейной основы — во всѣ формулы приходится вносить немало поправокъ. Но суть дѣла отъ этого не мѣняется: причины чисто психологическаго порядка часто вызываютъ физіологическія измѣненія и даже создаютъ опредѣленный физическій типъ. Разительные примѣры такого воздѣйствія идеала на жизнь, духа на тѣло — даетъ судьба Россіи.

Но объ этомъ въ другой разъ.

Александръ Салтыковъ.
Возрожденіе, №895, 14 ноября 1927.

Views: 27

Въ недавней замѣткѣ о новѣйшихъ уклонахъ украинскаго движенія я указалъ, что оно значительно отодвинулось отъ своей первоначальной исходной точки культурно-племенного самоопредѣленія. Но любопытно, что «эволюція» самихъ большевиковъ въ отношеніи украинской проблемы, при всей видимости ихъ подчиненія вожделѣніямъ украинистовъ, внушена отчасти побужденіями имперскаго характера — пусть и окрашенными въ соціалистическій цвѣтъ.

***

Нужно сказать, что большевики вообще очутились въ довольно курьезномъ положеніи — предъ лицомъ украинскаго и другихъ мѣстныхъ націонализмовъ, пробужденныхъ революціей. И не только курьезномъ, но и прямо опасномъ въ очень многихъ отношеніяхъ.

Съ одной стороны большевизмъ, отвергающій націю, но не отвергающій — по крайней мѣрѣ, въ смыслѣ немедленнаго устраненія, — физіологическое соединство племени, не могъ видѣть въ мѣстныхъ этнизмахъ непосредственныхъ своихъ враговъ. И не говоря уже о тактической необходимости привлечь ихъ на свою сторону, давъ имъ мѣсто подъ большевицкой крышей, ихъ возрожденіе казалось моосковскимъ правителямъ однимъ изъ дѣйствительныхъ практическихъ средствъ окончательной ликвидаціи инстинктовъ и пережитковъ Имперіи, въ чемъ большевизмъ продолжалъ видѣть — и по захватѣ имъ власти — свою главнѣйшую задачу. Но вмѣстѣ съ тѣмъ мѣстные этнизмы и особенно украинское движеніе грозили — своимъ возможнымъ превращеніемъ въ націонализмы (что съ украинствомъ дѣйствительно и произошло) — скомпрометировать основное заданіе большевиковъ: превращеніе союзныхъ республикъ въ единое соціалистическое человѣчество.

И какъ разъ въ послѣднемъ отношеніи обнаружилось, что кое-что въ прерванной имперской линіи было на руку и «коммунистическому строительству», прежде всего — ея имперскій, великодержавный размахъ. Этотъ взглядъ имѣетъ среди большевиковъ многочисленныхъ сторонниковъ, полагающихъ, что развитие мѣстныхъ націонализмовъ разъединяетъ и разбиваетъ силы трудящихся и увеличиваетъ силу капитализма.

Какъ бы то ни было, но большевики очутились между поощреніемъ этническихъ вожделѣній и подавленіемъ ихъ — какъ между двухъ огней. Этимъ смѣшаннымъ чувствомъ и была продиктована вся ихъ украинская политика, и это-то и объясняетъ ея бросающуюся въ глаза двойственность.

***

Однако эта двойственность вращается вокругъ одного основного стержня… Не такъ давно «Извѣстія» требовали одновременнаго усиленія борьбы и съ «великодержавнымъ», великорусскимъ, шовинизмомъ и съ мѣстными націонализмами. При этомъ газета признаетъ наиболѣе опаснымъ — великорусскій шовинизмъ. Странно сказать, но послѣдній взглядъ сильно напоминаетъ точки зрѣнія тридцатыхъ годовъ прошлаго столѣтія, напримѣръ, вполнѣ аналогичное мнѣніе Бенкендорфа, высказанное имъ въ недавно опубликованныхъ докладахъ его имп. Николаю I. Мысль Бенкендорфа какъ разъ въ томъ и заключалась, что вѣрнѣйшее предохранительное средство въ борьбѣ съ мѣстными этнизмами за духовную цѣлость имперіи заключается въ подавленіи этнизма великорусскаго… Но довольно схожій съ этимъ уклонъ проявился уже на XII съѣздѣ компартіи (въ 1923 году). А мотивировку его находимъ въ рѣчи Сталина на ея послѣднемъ съѣздѣ: «надо дать національнымъ (т. е. мѣстнымъ) культурамъ развиться, выявить всѣ свои потенціи, чтобы создать условія для сліянія ихъ въ одну общую культуру съ однимъ общимъ языкомъ».

«Общая культура» Сталина есть, конечно, культура «соціалистическая». Болѣе того: вполнѣ возможно, что подъ «общимъ языкомъ» онъ разумѣлъ — языкъ эсперанто. Во всякомъ случаѣ, онъ не сказалъ, что имѣетъ въ виду русскій языкъ. Пусть такъ! Но намъ-то вѣдь ясно, что инымъ не можетъ быть «общій языкъ» Россіи…

Александръ Салтыковъ.
Возрожденіе, №1998, 21 ноября 1930.

Views: 16

Не собираюсь «вступаться» за Горькаго. И все же мнѣ кажется, въ томъ, что нынѣ пишется о Горькомъ, есть какое-то странное недоразумѣніе. На Горького больше всего негодуютъ теперь тѣ, кто сами его «выдумали». Вольно же было выдумывать! Какая-то, видите-ли, «извѣстная женщина» обратилась къ Горькому съ просьбой вступиться за обреченныхъ на казнь людей и получила отъ него грубый отказъ, рѣзкую отповѣдь… Вольно же было ей обращаться къ Горькому, не понимая, что это совершенно то же самое, что обратиться къ Сталину или Менжинскому.

***

Горькій — человѣкъ, связанный съ большевиками очень давно и очень прочно. Онъ былъ другомъ, совѣтникомъ, сотрудникомъ, соратникомъ Ленина и Дзержинскаго. Если объ этомъ онъ нѣсколько и «помалкивалъ», то все же никогда этого не скрывалъ. Что онъ когда-то пожалѣлъ кого-то и спасъ отъ пули въ подвалѣ — это нисколько не мѣняетъ дѣла. Тогда пожалѣлъ, а вотъ теперь не хочетъ жалѣть. Очень можетъ быть, что въ свое время и Ленинъ и Дзержинскій по той ли, иной ли причинѣ, по нѣкоторому «капризу» ума либо чувства, могли кого-нибудь пощадить изъ числа своихъ жертвъ. Заслуги ихъ въ этомъ я не вижу. Кровавый, разрушительный, преступный смыслъ большевизма этимъ ничуть не умаляется. Не вижу я также, какимъ это образомъ могъ бы онъ быть смягченъ еще нѣсколько болѣе «гуманной» позиціей Горькаго!

***

Осуждая теперь этого человѣка, эмигрантскій читатель становится жертвой старой-престарой интеллигентской «аберраціи». Это все та же «аберрація», заставлявшая русскаго интеллигента столько лѣтъ подрядъ мечтать о гуманныхъ способахъ и гуманитарныхъ благахь революціи. Революція въ рукахъ большевиковъ оказалась и не гуманной и не гуманитарной. Какія основанія были полагать, что Горькій, пребывая другомъ, совѣтникомъ, сотрудникомъ и соратникомъ большевиковъ, будетъ почему-то хранить гуманные и гуманитарные «завѣты русской интеллигенцій» — этого я не знаю и понимаю. До поры до времени онъ, правда, молчалъ, но вотъ когда его спросили «въ упоръ» — онъ такъ же «въ упоръ» отвѣтилъ.

***

Но чего, въ концѣ концовъ, ожидала отъ Горькаго «извѣстная женщина»! Того, что онъ сдѣлается по ея приказу «невозвращенцемъ»? Неужели обрадовало бы ее это событіе? Неужели есть люди, которые думаютъ, что если бы теперь, послѣ всего, что содѣяно большевиками, Горькій вздумалъ вдругъ отказаться отъ многолѣтней тѣсной связи съ ними, этого было бы достаточно, чтобы интеллигентъ русскій рукоплескалъ подобному «чуточку запоздалому» прозрѣнію своего недавняго «властителя думъ»! Не хочу входить въ обсужденіе всякихъ причинъ, которыя, вѣроятно, разъ навсегда исключаютъ возможность для Горькаго «повторить жестъ Бесѣдовскаго». Но если взять только внѣшнюю сторону «явленій», то я не думаю, что мрачное зрѣлище окаяннаго нераскаяннаго большевика было хуже, чѣмъ умилительная картинка раскаявшагося Горькаго.

Павелъ Муратовъ.
Возрожденіе, №2000, 23 ноября 1930.

Views: 17

Тщеславными людьми были фараоны четвертой династіи.

Мало того, что подданные обязаны были считать ихъ богами, сынами солнца, падать въ ихъ присутствіи ницъ.

Мало того, что ихъ искусственно изображали исполинами, въ нѣсколько разъ большими, нежели простые, смертные люди.

Мало того, что все населеніе было ихъ рукахъ покорной массой, связанной дисциплиной военныхъ лагерей, а несчетное количество рабовъ выполняло всѣ ихъ прихоти.

Имъ нужно было еще безсмертіе. Не тамъ, въ преисподней, гдѣ Анубисъ съ головой шакала пасетъ души усопшихъ, или гдѣ поверженный злымъ Сетомъ Озирисъ временно, до возрожденія, находитъ свое мѣстопребываніе.

Безсмертіе нужно было въ человѣчествѣ, на землѣ, въ поколѣніяхъ. Чтобы удивлялись и рабы, и свободные люди, и иноземцы, и священные быки и крокодилы. Чтобы тѣло ихъ жило, обладая и пищей, и утварью, и прислужниками.

Я представляю картину… Тогда, четыре съ половиной тысячи лѣтъ назадъ. Триста шестьдесятъ тысячъ рабовъ, изнеможенныхъ, обезсиленныхъ, боящихся произнести слово протеста, волокли по Гизехскому полю обломки скалъ въ честь Хеопса-Хуфу; около тридцати лѣтъ, смѣняясь и чередуясь каждые три мѣсяца, сваливали и скрѣпляли они гигантскіе камни, исполняя приказы не знающихъ пощады начальниковъ….

И вырасла въ концѣ концовъ пирамида. Немало труда положили строители. Тщеславіе фараона было удовлетворено, осуществлено желанное безсмертіе въ людяхъ. Даже теперь, спустя четыре съ половиной тысячи лѣтъ, любознательный европеецъ, усѣвшись на верблюда, стремится къ гигантскому памятнику, съ изумленіемъ изучаетъ, осматриваетъ. Даже самовлюбленный корсиканецъ воспользовался въ свое время этимъ величіем, чтобы поднять духъ изнемогающихъ войскъ:

— Солдаты! Сорокъ вѣковъ съ вершины пирамиды смотрятъ на васъ!

Однако какъ ни тщеславны были фараоны, какъ ни тяжекъ былъ трудъ рабовъ и строителей, но пирамиды, какъ и храмы, какъ и многія строенія Мемфиса и Фивъ, сдѣлались общей гордостью страны, показателями ея славы и мощи. Величіе фараоновъ оказалось величіемъ народа. Ихъ жажда безсмертія стала безсмертіемъ Египта.

***

Тщеславны, какъ извѣстно, вожаки коммунизма.

Мало того, что подданные обязаны считать ихъ непогрѣшимыми, распластываться ницъ даже передъ Крыленкой.

Мало того, что ихъ искусственно изображаютъ въ газетахъ исполинами, въ нѣсколько разъ большими, нежели простые смертные люди.

Мало того, что все населеніе оказывается въ ихъ рукахъ покорной массой, связанной дисциплиной военныхъ лагерей, а несчетное количество рабовъ выполняетъ всѣ ихъ идеологическія прихоти.

Имъ нужно еще и безсмертіе. Какой бы то ни было цѣной. Не тамъ, въ преисподней, гдѣ бородатый Карлъ Марксъ пасетъ колебанія частицъ покойныхъ экономическихъ матеріалистовъ, а здѣсь, на землѣ, въ названіяхъ городовъ, въ наименованіяхъ улицъ, въ памятникахъ. Чтобы удивлялись и свои собственные рабы, и партійцы, и иноземцы, и священные быки коминтерна и крокодилы второго интернаціонала.

Отрицая въ исторіи человѣчества всѣ внутреннія связи между людьми, не считаясь съ духовной жизнью народовъ, съ государственной органической тканью, съ взаимодѣйствіемъ населенія и власти, коммунисты съ увлеченіемъ дикаря охотно берутъ и въ современности и въ древнихъ вѣкахъ все то, что непосредственно поражаетъ органы чувствъ. Вотъ почему, въ стремленіи увѣковѣчить память Ильича, остановили они свой восхищенный взоръ на пирамидахъ.

Постройка новаго мавзолея была сильной картиной, судя по описанію совѣтской «Книги Мертвыхъ» — московской «Правды»: «Облицовка мавзолея производилась монолитами вѣсомъ отъ одной до десяти тоннъ. Одинъ монолитъ въ центрѣ съ надписью „Ленинъ“ вѣситъ около шестидесяти тоннъ. Главный монолитъ отъ мѣста добычи до станціи на разстояніи 16 километровъ перевозился сорокъ дней при помощи телѣгъ, тракторовъ и массы рабочихъ».

Много, въ общемъ, потрудились рабы въ честь совѣтскаго фараона, превращеннаго въ мумію. Изнуренные очередями, полуголодными пайками, волокли глыбы камня къ Красной Площади, боясь произнести слово протеста. Покорный строитель-академикъ безропотно исполнялъ волю начальства, многочисленные спецы охотно прислуживали. Подъ безобразной громадой въ видѣ нагроможденныхъ другъ на друга гробовъ расположился въ саркофагѣ совѣтскій Хеопсъ-Хуфу, получившій въ видѣ загробной пищи стѣнные плакаты, лозунги, предметы соціалистическаго первобытнаго культа… Дружные клики партійцевъ во время торжества радостно огласили воздухъ:

— Безсмертіе сорока будущихъ вѣковъ смотритъ на насъ!

А между тѣмъ, подражая Египту, коммунисты-идіоты забыли самое главное: что въ исторію ихъ мавзолей войдетъ вовсе не какъ памятникъ величію Ильича, а какъ свидѣтельство рабскаго состоянія страны. И не какъ символъ безсмертія Ленина, а какъ напоминаніе о смерти милліоновъ умученныхъ.

А. Ренниковъ.
Возрожденіе, №1996, 19 ноября 1930.

Views: 32

По поводу послѣдняго выступленія Горькаго, привѣтствовавшаго ГПУ за рѣшительныя дѣйствія и рекомендовавшаго «окончательно уничтожить классоваго врага», среди эмигрантовъ до сихъ поръ слышишь возгласы негодованія:

— Какой прохвостъ!

Это даже уже вошло у насъ въ обиходъ. Горькій выступаетъ, а мы возмущаемся. Горькій шлетъ воздушные поцѣлуи Чекѣ, а мы негодуемъ.

Ясно, что большевицкому холопу, который эмигрантскихъ газетъ не читаетъ и живетъ на своей виллѣ вполнѣ обособленно, въ высокой степепи наплевать, что о немъ говорятъ и пишутъ въ свободной русской печати. Закадычнаго друга чекистовъ, восторгающагося ссылками стариковъ и женщинъ на Соловки, не проймешь ссылками на какіе-то моральные принципы. Наши проклятія тоже — не только не достигаютъ цѣли, а наоборотъ: укрѣпляютъ его положение въ коммунистическомъ обществѣ, создаютъ репутацію вѣрнаго друга.

Съ Горькимъ, по-моему, можно бороться не идеологически и не обличеніями, а реальными способами, которые онъ въ состояніи оцѣнить.

Вотъ, напримѣръ, если бы кто-либо изъ нашихъ эмигрантовъ въ Италіи получилъ аудіенцію у Муссолини и показалъ бы текстъ статьи Горького въ совѣтскихъ газетахъ, это было бы куда практичнѣе, чѣмъ негодовать.

Вѣдь въ статьѣ ясно, чернымъ по бѣлому, сказано:

«Мы живемъ въ состояніи непрерывной войны со всѣмъ буржуазнымъ міромъ».

И еще:

«Европейскую буржуазію мы должны встрѣтить такимъ ударомъ, чтобы капитализмъ свалился, наконецъ, въ могилу, уготовленную ему исторіей».

Конечно, дуче имѣетъ свои недостатки. Во-первыхъ, онъ неравнодушенъ къ большевикамъ за ихъ проявленіе силы; дуче обожаетъ силу даже въ землетрясеніяхъ.

Во-вторыхъ, Муссолини боготворитъ націольныя чувства у себя дома и ненавидитъ ихъ, когда они обнаруживаются у другихъ европейскихъ народовъ.

Однако если онъ прочтетъ статью Горькаго и успѣетъ надъ нею задуматься, передъ нимъ естественно возникнетъ рядъ недоумѣнныхъ вопросовъ:

— Почему же, въ самомъ дѣлѣ, товарищъ Максимъ торчитъ у насъ и жретъ итальянскій хлѣбъ, если онъ живетъ въ состояніи непрерывной войны со всѣмъ буржуазнымъ міромъ?

— Вѣдь Италія тоже часть буржуазнаго міра?

— Значитъ, онъ шпіонъ на территоріи своего врага?

— Или представляетъ собою непріятельскую конницу, совершившую глубокій обходъ въ тылъ непріятелю?

— Если бы въ статьѣ было сказано: «исключая Италію», тогда дѣло другое. Тогда итальянцамъ можно было бы только порадоваться.

— Но текстъ гласитъ: «со всѣмъ буржуазнымъ міромъ».

— И еще гласитъ: «буржуазію мы должны свалить въ могилу, уготованную исторіей».

— Значитъ, и Италія свалится?

— И самъ дуче тоже?

— И будетъ лежать?

— Бездыханнымъ?

— А Горькій будетъ ходить кругомъ могилы съ лопатой и засыпать могилу песочкомъ съ соррентскаго пляжа?

— Перъ бакко! [1]

***

Разумѣется, все это я пишу просто такъ и, упаси Боже, никому изъ эмигрантовъ въ Италіи не совѣтую доносить Муссолини на товарища Максима.

Во-первыхъ, съ точки зрѣнія нашей высоко-прогрессивной общественности, это было бы ужасно некрасиво. А во-вторыхъ, едва ли достигнетъ цѣли.

Но не странно ли все-таки? Если нашъ бѣженецъ во Франціи не уплатитъ налога, а въ Италіи посмѣетъ отнестись критически къ цвѣту черныхъ рубашекъ и наивно посовѣтуетъ фашистамъ перемѣнить цвѣтъ на голубой или зеленый, его немедленно вышлютъ изъ предѣловъ страны, какъ нежелательнаго иностранца.

А вотъ большевики, шпіоны, уголовные преступники, подстрекатели, пользующіеся всѣми благами пріютившей ихъ страны, открыто угрожаютъ свалить эту страну въ могилу, цинично заявляютъ, что находятся съ ней въ состояніи непрерывной войны, — и никто ихъ пальцемъ не трогаетъ.

Ну развѣ не удивительно?

И не тошнить?

[1] Чертъ возьми!

А. Ренниковъ.
Возрожденіе, №1999, 22 ноября 1930.

Views: 23

Въ эти дни воспоминаній о Крымской эвакуаціи и о подвигѣ, совершенномъ послѣднимъ русскимъ флотомъ, необходимо съ благодарностью вспомнить имя вѣрнаго друга Россіи французскаго адмирала Экзельманса.

Въ 1924 году большевики прислали особую делегацію въ надеждѣ получить отъ французовъ наши корабли… Русскіе моряки въ Бизертѣ волновались. На набережной у миноносца «Дерзкій» явился адмиралъ Экзельмансъ. Послѣ нѣсколькихъ сердечныхъ общихъ словъ адмиралъ сказалъ:

— Никто не вступитъ на ваши корабли, пока вы на нихъ будете находиться. Вы сами спустите флаги и возьмете ихъ съ собою до того дня, когда, если на то будетъ воля Господня, они снова будутъ подняты на вашихъ корабляхъ…

Вернувшись къ себѣ, адмиралъ Экзельмансъ нашелъ телеграмму изъ Парижа, извѣщавшую его о прибытіи большевицкой комиссіи. Тогда адмиралъ поступилъ такъ, какъ и долженъ былъ поступить внукъ Экзельманса Великой Арміи: на имя морского министра онъ послалъ слѣдующую телеграмму:

— Умоляю не допустить большевицкой делегаціи въ Бизерту. Въ противномъ случаѣ — благоволите меня смѣнить…

Адмиралъ Экзельмансъ разбилъ свою личную карьеру ради воинской чести, которая одинакова во всѣхъ арміяхъ и флотахъ всего міра…

***

До конца октября 1924 года была еще Россія: на русскихъ судахъ, стоявшихъ въ Бизертѣ, развивались Андреевскіе флаги.

И когда адмиралъ Экзельмансъ, уволенный въ отставку, покидалъ Бизерту, — большая толпа русскихъ моряковъ провожала его. Адмиралъ М. Беренсъ просилъ его принять на память скромный, но многозначительный даръ — ленточки всѣхъ русскихъ кораблей эскадры.

Французы не отдали, однако, большевикамъ нашихъ кораблей. Часть судовъ была продана, часть и посейчасъ стоитъ въ Бизертѣ, — пустые, угрюмые, безъ флаговъ, охраняемые часовыми. Для походовъ и боевъ эти корабли умерли навсегда. Но вѣрятъ русскіе моряки, что сбудутся когда-нибудь адмирала Экзельманса:

…«Если на то будетъ воля Господня — ваши флаги снова будутъ подняты на вашихъ судахъ»…

То будутъ новыя суда подъ старыми флагами.

Евгеній Тарусскій.
Возрожденіе, №2006, 29 ноября 1930.

Views: 21

Разсказы бѣглецовъ изъ СССР за послѣднее время стали не такъ рѣдки, но до сихъ поръ — въ Прагѣ, по крайней мѣрѣ — не приходилось слышать такого безхитростнаго и глубоко-правдиваго свидѣтельства, какъ разсказъ только что бѣжавшаго изъ Россіи крестьянина.

Разсказъ его былъ выслушанъ въ закрытомъ собраніи, устроенномъ русскими земледѣльческими организациями Праги. Въ немъ имѣются точныя указанія именъ и мѣстностей, не подлежащія опубликованію, но разсказъ въ цѣломъ можетъ и долженъ стать достояніемъ гласности.

Разсказчикъ, уроженецъ Подольской губерніи, совсѣмъ еще молодой человѣкъ: ему 28 лѣтъ. Крестьянствовалъ у себя на родинѣ, а потомъ занимался торговлей на базарѣ въ Кіевѣ и ѣздилъ по торговымъ дѣламъ въ Курскъ, Воронежъ и особенно часто въ «Маріупольскій округъ».

Разсказываетъ онъ не бойко и послѣ первыхъ же фразъ безпомощно останавливается и проситъ предлагать ему вопросы.

Какимъ путемъ онъ попалъ въ Чехословакію? Черезъ Польшу и Подкарпатскую Русь. Польскую границу онъ переходилъ дважды, почти годъ тому назадъ и совсѣмъ недавно. Первый разъ онъ попалъ въ руки польскихъ пограничниковъ, которые рѣшили немедленно препроводить его… обратно въ СССР. Онъ рѣшительно отказался, но его связали по рукамъ и ногамъ и насильно перенесли черезъ пограничную рѣченку на совѣтскій берегъ, причемъ подвергли его жестокому избіенію. Онъ ухитрился освободиться отъ путъ и вновь переплыть на польскую сторону. «Разстрѣливайте меня здѣсь» — обращался онъ къ полякамъ. «Не имѣемъ права» — отвѣчали польскіе пограничники: «отправляйся назадъ: тамъ твоя родина». Въ видѣ особой милости его рѣшили водворить на совѣтскій берегъ въ отсутствіе совѣтской стражи, и такимъ образомъ, онъ вновь оказался «на родинѣ».

Нѣсколько мѣсяцевъ скитаній, проживаніе по чужому паспорту, тюрьма и голодъ, и онъ вновь, уже въ другомъ мѣстѣ, благополучно переходитъ польскую границу и черезъ всю Польшу добирается до Подкарпатской Руси, гдѣ находитъ пріютъ и человѣческое отношеніе.

Почему онъ бѣжалъ?

Житья не стало. При нэпѣ хорошо жилось, вольно и богато, а пришла коллективизація и жизнь стала невыносимой. Компаньоновъ по торговлѣ разстрѣляли, самого больше года продержали въ тюрьмѣ, хозяйство разорили. Кинулся онъ въ сосѣдніе районѣ, гдѣ раньше велъ торговлю. Вездѣ та же картина: коллективизація и сопровождающее ее разореніе и обнищаніе. Крестьянъ изъ ихъ домовъ «выѣхали», а пріѣхавшіе изъ города «экспертники» (эксперты-оцѣнщики) дома назначили въ аукціонъ. А какой аукціонъ, когда покупатель боится, купивъ домъ, попасть въ кулаки. И вотъ въ его селѣ домъ, оцѣненный въ 1000 р., продается за… 18 руб. Протесты были по всей губерніи: въ одномъ мѣстѣ комиссара утопили, въ другомъ крестьянинъ собственными зубами перегрызъ коммунисту горло, въ третьемъ дошли до возстанія, и кончилось разстрѣломъ 18 крестьянъ.

Въ Каменецъ-Подольскѣ набралось нѣсколько вагоновъ съ крестьянами, отправляемыми въ ссылку. Плачъ, стоны, крики женъ, разлучаемыхъ съ мужьями. Бабы легли на рельсы, но это не помогло. «Народъ пригнулся и не знаетъ послѣ этого, какъ ему стать».

Жизнь стала иная. Раньше, въ 1926 году, еще всего было вдоволь. А теперь и крестьянинъ обѣднѣлъ, и рабочій на свое жалованье ничего купить не можетъ. Ничего нѣтъ: ни пищи, ни обуви, ни одежды. «У насъ смѣются: чтобы войти въ царство соціализма, надо быть голымъ и худымъ. Очень худой народъ сталъ, больной».

— На что же народъ надѣется? Говорятъ о перемѣнѣ правительства, вспоминаютъ о царѣ?

— Нѣтъ, не вспоминаютъ, а говорятъ только, что должно придти что-то справедливое, потому какъ дальше такъ жить нельзя.

— А возвращенія помѣщиковъ не боятся?

— Ждутъ прямо! Народъ говоритъ, что при помѣщикахъ и земля была, и работа, а теперь ничего нѣтъ.

— Совѣтскія газеты сильно читаются?

— У насъ такъ говорятъ: «Ѣшь литературу, если ѣсть нечего», но въ газетахъ все одно и то же пишутъ: про пятилѣтку, про кулаковъ, про тракторы.

— А тракторы имѣютъ успѣхъ?

— Крестьяне считаютъ, что лошадиной силой выгоднѣе работать. Коммунисты все про машинизацію толкуютъ, а мы говоримъ: «хоть бы у коммунистовъ ноги деревянныя были замѣсто настоящихъ».

— Есть вражда между крестьянами и рабочими?

— Была раньше, при нэпѣ. А теперь рабочій заступается за крестьянина: у крестьянина ничего нѣтъ, и рабочій ничего купить не можетъ.

— А къ евреямъ вражда есть?

— Меньше стала. Теперь евреевъ тоже разорили. И у нихъ все отобрали. Тоже и они пострадавшіе.

— Въ вашихъ мѣстахъ еще были греческія колоніи, сохранились онѣ?

— Всѣхъ обобрали. Многіе греки ума лишились. Да и вообще въ народѣ многіе въ разсудкѣ повредились.

— Образованіе народа поднялось?

— У насъ говорить, что только и нужно теперь человѣку знать два слова — «который послѣдній?» — чтобы стать въ очередь.

Отношеніе къ совѣтской власти и въ частности къ Сталину разсказчикъ характеризуетъ слѣдующимъ анекдотомъ.

Купался Сталинъ въ рѣкѣ. Сталъ тонуть. Кто-то его спасъ. «Требуй какой хочешь награды» — говодитъ Сталинъ. «Одно только прошу, — взмолился спасшій: не говорите, товарищъ Сталинъ, что я васъ спасъ, а то меня народъ убьетъ».

Власть совѣтовъ на мѣстахъ послѣднее время усилилась, но почти всецѣло находится въ рукахъ предсѣдателей, которые назначаются изъ очень молодыхъ людей. Молодые же люди изъ числа «двадцатипятитысячниковъ» заправляютъ дѣлами колхозовъ.

Подъ давленіемъ этого начальства крестьяне организуютъ «красные обозы» для сдачи хлѣба. Разсказчикъ видѣлъ прибытіе такого обоза въ Кіевъ. Телѣги, дуги и хвосты лошадей были украшены красными лентами и флагами. «Даже въ неприличныя мѣста лошадямъ флаги повставляли».

— Что говорятъ объ змиграціи, знаютъ ли о ней?

— Кто письма получаетъ отъ родныхъ, тотъ знаетъ.

— А помощи ждутъ изъ-за границы?

— Постоянно. И весной, и лѣтомъ, и зимой. Все стараются объяснить, почему помощь запаздываетъ.

— Если бы была возможность уйти изъ Россіи, оставили бы родную землю или не промѣняли бы ее на чужую?

— Всѣ бы ушли, весь народъ! Уже нѣту больше силъ терпѣть. Жить не хочется. А руки на себя наложить не каждый рѣшится.

— Изъ кого состоитъ красная армія, изъ крестьянъ же?

— Послѣднее время городскихъ въ арміи больше, чѣмъ деревенскихъ.

— А войска ГПУ состоятъ большей частью изъ инородцевъ?

— Нѣтъ, — констатируетъ разсказчикъ, — наши же русскіе, только изъ другихъ губерній.

— На кого же можетъ положиться народъ, отъ кого ждетъ помощи?

— Народъ весь черезъ тюрьмы прошелъ. Нѣтъ ни одной хаты, изъ которой бы не брали людей въ тюрьму. Никто не знаетъ, откуда придетъ помощь, а только знаютъ, что жизнь должна перемѣниться. «Если бы нашимъ крестьянамъ пришлось воевать противъ совѣтской власти, то они будутъ хорошіе вояки — это я вѣрно знаю».

Разсказъ-допросъ длится уже два часа, и бѣдному разсказчику надо дать отдыхъ.

Повѣствованіе его, подкупающее простотой и искренностью тона, производитъ на всѣхъ присутствующихъ сильное впечатлѣніе: его горячо благодарятъ и жмутъ ему руку.

Растроганный до слезъ, еще не привыкшій къ новой обстановкѣ, онъ не находитъ словъ, чтобы выразить волнующія его чувства.

С. Варшавскій.
Возрожденіе, №2006, 29 ноября 1930.

Views: 27

<Недавняя> рѣчь Муссолини содержитъ нѣкоторыя интересныя заявленія и помимо тѣхъ, о которыхъ я писалъ вчера. Вождь и основатель итальянскаго фашизма отказывается отъ своей прежней точки зрѣнія на это движеніе, какъ на предметъ «не подлежащій вывозу заграницу». Въ былыя времена дуче, напротивъ, неоднократно подчеркивалъ мѣстный, національный, чисто итальянскій характеръ фашизма. Нынѣ онъ охотно вѣритъ въ его обще-европейское и даже универсальное значеніе.

***

Эта перемѣна точки зрѣнія на фашизмъ у итальянскаго его основателя и вождя очень любопытна. Она свидѣтельствуетъ прежде всего, конечно, о томъ впечатлѣніи, которое произвелъ на Муссолини успѣхъ Хитлера. Впечатлѣніе это очевидно велико. Оно зиждется, вѣроятно, на нѣкоторыхъ личныхъ бесѣдахъ и, главное, на донесеніяхъ дипломатическихъ представителей. Если вспомнить старую итальянскую традицію, если вспомнить умныхъ, тонкихъ и зоркихъ венеціанскихъ дипломатовъ, служившихъ въ разныхъ странахъ Европы ХѴІІ и ХѴІІІ вѣка, можно предположить самыя лестныя вещи о проницательности представителей современной Италіи. Но тутъ, къ сожалѣнію, приходится сдѣлать одну оговорку. Венеціанскіе дипломаты ХѴІІ и ХѴІІІ вѣка были государственными людьми, но они не были людьми политической партіи, приверженцами опредѣленной политической системы. Едва ли подобная позиція доступна нынѣшнему итальянскому дипломату. А отъ позиціи вѣдь очень многое зависитъ въ смыслѣ того угла зрѣнія, подъ которымъ представляются событія.

***

Я склоненъ думать, что движеніе Хитлера переоцѣнивается въ Италіи. Если это только тактическій пріемъ, то тогда тутъ, конечно, дѣло особое. Но если этимъ выражается нѣкоторое настоящее убѣжденіе, то тогда, конечно, здѣсь есть ошибка. Мнѣ кажется, что итальянские фашисты впали бы въ серьезное заблужденіе, если бы признали нѣмецкихъ соціалъ-націоналистовъ своими собратьями по духу и дѣлу. Заблужденіе было бы двоякое: методологическое, если можно такт, выразиться, и практическое. Методологически говоря, не слѣдовало бы фашисту возводить на степень абсолютного блага какую бы то ни было систему, хотя бы то была даже система фашизма. Это было бы возвращеніемъ все къ той же вѣрѣ въ спасительность политической панацеи — той вѣры, которая отличала XIX вѣкъ и отъ которой следовало бы освободиться въ ХХ-мъ. Смѣнить абсолютную вѣру въ демократическую систему абсолютной вѣрой въ фашистскую систему, это вѣдь совсѣмъ не значитъ нанести тотъ рѣшительный ударъ политическому міровоззрѣнію прошлаго вѣка, какъ мечталъ это сдѣлать фашизмъ на зарѣ своего историческаго дня.

***

Практически говоря, Италія 1920 годі рѣшительно ничѣмъ не напоминаетъ Германію 1930 года. Италія 1920 года был въ основѣ своей здоровой страной, лишь на поверхности «обуреваемой» соціалистическимъ и коммунистическимъ безпорядкомъ. Фашизмъ положилъ этому безпорядку конецъ при всеобщемъ сочуствіи. Нынѣшняя Германія не жалуется на внѣшній поверхностный безпорядокъ. Она въ порядкѣ! Она даже очень въ порядкѣ, но какъ это ни странно сказать тяготится порядкомъ. Значительные слои ея населенія охвачены смутнымъ желаніемъ безпорядка, иногда даже прямо жаждой беспорядка, изъ котораго долженъ родиться какой-то иной, «новый» порядокъ. Психическое состояніе здѣсь дѣйствующихъ или стремящихся дѣйствовать людей совершенно иное, чѣмъ оно у было у фашистовъ «перваго призыва». Оно во всякомъ случаѣ гораздо менѣе ясное, я сказалъ бы, гораздо болѣе болѣзненное. Фашистъ 1920 года въ Италіи имѣлъ ясную, оздоровительную и его самого оздоровляющую, задачу борьбы съ безпорядкомъ. Хитлеровцы должны начать съ ниспроверженія существующаго порядка, а это, какъ мы знаемъ, — опасная политическая школа, при прохожденіи коей гибнутъ иной разъ лучшія намѣренія и возстаютъ изъ небытія худшія неожиданности.

Павелъ Муратовъ.
Возрожденіе, №1976, 30 октября 1930.

Views: 21