Эти мечтанія облечены въ форму романа-утопіи, подъ именемъ «Горящій путь». Авторъ, г. Гюнтеръ Панштингль, присовокупляетъ къ названію слѣдующій подзаголовокъ: «Романъ одной европейской возможности»…

Начинается этотъ романъ, однако, какъ обыкновенный «авантюрный» романъ. Родди Краддокъ, англійскій журналистъ (его мать — русская, и Родди говоритъ, кромѣ всѣхъ прочихъ языковъ, въ совершенствѣ и по-русски) — не разъ бывавшій въ Гаагѣ по дѣламъ всякихъ международныхъ конференцій, оказывается въ этомъ городѣ, по счастливому случаю своего сочетанія бракомъ съ Метой ванъ Страатенъ. Мета являетъ въ себѣ соединеніе всѣхъ новѣйшихъ спортивныхъ добродѣтелей съ добродѣтелями стариннаго и домашняго свойства.

Родди имѣетъ, слѣдовательно, всѣ основанія быть влюбленнымъ и счастливымъ. Но это не усыпляетъ его профессіональной бдительности. Онъ замѣчаетъ вдругъ необычайный наплывъ въ Гаагу весьма высокихъ особъ. Несмотря на строжайшее ихъ инкогнито, Родди Краддокъ «улавливаетъ» присутствіе англійскаго морского министра, министра иностранныхъ дѣлъ Франціи, германскаго рейхсканцлера и даже самого Муссолини. Происходитъ очевидно какой-то въ высшей степени конспиративный и сенсаціонный дипломатическій съѣздъ о которомъ ничего неизвѣстно даже печати! Случайность помогаетъ Родди проникнуть въ тайну. Невѣдомые враги пытаются похитить отвѣтственнаго при съѣздѣ драгомана. Попытка не удается, и они умерщвляютъ жертву. Родди Краддокъ принимаетъ участіе въ преслѣдованіи злодѣевъ, по всѣмъ правиламъ авантюрнаго романа, и замѣняетъ на тайныхъ засѣданіяхъ убитаго переводчика благодаря своему изумительному знанію языковъ…

Впослѣдствіи Родди и его младшій братъ (такой же смѣлый и предпріимчивый) напишутъ книгу, гдѣ будетъ разсказано, какъ собравшіеся въ Гаагѣ въ мартѣ мѣсяцѣ нѣкотораго неизвѣстнаго года представители восемнадцати державъ рѣшили начать совмѣстными силами борьбу противъ большевиковъ. Еще за полгода до того начались тайныя приготовленія. Самымъ важнымъ изъ нихъ было изготовленіе «наилучшаго» оперативнаго плана. Это было сдѣлано такъ, какъ дѣлаются архитектурные проекты, при помощи конкурса. Результатъ конкурса, въ которомъ принимали участіе талантливѣйшіе военные люди восемнадцати странъ, былъ объявленъ въ Гаагѣ. Авторомъ «наилучшаго плана» оказался голландскій полковникъ, 35 лѣтъ, молчаливаго характера и примѣрнаго поведенія, по имени «Хендрикь Карелъ Реесъ ванъ дерь Веенъ». Какъ этого требовала справедливость, полковникъ, носящій такое длинное имя, былъ избранъ союзнымъ главнокомандующимъ.

15 мая державы-союзницы опубликовали торжественное воззваніе къ народамъ всего міра и одновременно предъявили большевикамъ ультиматумъ, предлагая имъ сдать власть въ 24 часа другому правительству, которое рѣшило бы управлять въ согласіи сь тѣми политическими и хозяйственными принципами, «которымъ научила человѣчество за многія тысячелѣтія міровая исторія». Большевики уже давно «пронюхали», что противъ нихъ умышляется нѣчто грандіозное, но рѣшили сопротивляться. Они призвали «товарищей» повсюду къ возстаніямъ, убійствамъ, поджегамъ, взрывамъ мостовъ и туннелей. Результаты всего этого оказались ничтожными. И предпринятый большевиками на слѣдующее же утро налетъ аэроплановъ съ газовыми бомбами на Вильну и Львовъ не удался, ибо всѣ расположенные близъ совѣтской границы большіе города были заранѣе очищены населеніемъ. Война началась…

Любопытны слѣдующія подробности. На рѣшительномъ военномъ совѣтѣ въ Кремлѣ, вмѣстѣ со Сталинымъ, Буденнымъ, Калининымъ и другими важными большевиками, принималъ участіе, по словамъ нѣмецкаго автора, въ видѣ «за блудшей овцы» нѣкій баронъ фонъ Зельтхеймъ, генералъ прусской службы, имѣвшій такое вліяніе на большевиковъ, что они разрѣшили ему, скрѣпя сердце, даже носить монокль. Но баронъ фонъ Зельтхеймъ оказался единственнымъ «отщепенцемъ» въ дружной отнынѣ Европѣ. Чего же именно желала эта дружная отнынѣ Европа, и ради чего предприняла она войну противъ большевиковъ? Объ этомъ, разумѣется, очень подробно говорится въ текстѣ воззванія къ народамъ всего міра. Скачала напоминаются истины о большевикахъ, которыя всѣмъ намъ извѣстны. Но вотъ на четвертой страницѣ начинается разсужденіе о возможности плодотворной колонизаціи на пространствахъ опустошенной и плохо воздѣлываемой при большевикахъ Россіи. «Отнынѣ въ русскія земли двинутся излишки европейскаго населенія и такимъ путемъ будетъ найдено рѣшеніе волнующей многія страны проблемы».

Русскій читатель въ этомъ мѣстѣ нѣмецкой утопіи начинаетъ настораживаться. И недаромъ! Не высказываетъ ли завѣтную мысль автора его герой, посланный вмѣстѣ съ братомъ въ переодѣтомъ видѣ на аэропланѣ вглубь совѣтской Россіи для выполненія какихъ то героическихъ подвиговъ? Спустившись ночью среди русскихъ полей, братья ждутъ разсвѣта. Сомнѣнія одолѣваютъ младшаго Краддока. А вдругъ у большевиковъ окажется не все такъ плохо, какъ говорятъ? Но когда восходитъ солнце, старшій братъ успокаиваетъ его, показывая рукой на жалкія деревни и, главное, на невоздѣланныя, пустыя россійскія пространства. Если бы этихъ пространствъ не было, признается онъ весьма наивно, намъ съ тобой нечего было бы здѣсь дѣлать, ибо никто и не вздумалъ бы идти походомъ на большевиковъ!..

Итакъ, воина начинается, и событія развертываются съ потрясающей быстротой. Большевики выставляютъ въ поле милліонныя арміи и оказываютъ весьма стойкое сопротивленіе «на фронтѣ Данцигъ — Одесса». Но недаромъ геніальный планъ голландскаго полковника получилъ одобреніе на международномъ конкурсѣ. Генералиссимусъ приводитъ теперь этотъ изумительный планъ въ исполненіе. Въ Севастополѣ высаживается несмѣтное количество союзныхъ войскъ, снабженныхъ могущественнѣйшими летательными средствами. Огромные аэропланы и цеппелины въ тотъ же день перебрасываютъ сильный отрядъ, который къ вечеру занимаетъ Ростовъ. На слѣдующій день та же участь постигаетъ Царицынъ. Оказывается, идеей премированнаго плана было созданіе «въ кратчайшій срокъ» при помощи воздушныхъ средствъ союзнаго фронта въ тылу у большевиковъ, на линіи Севастополь — Царицынъ — Сызрань. Энергія голландскаго генералиссимуса такова, что съ помощью своихъ безчисленныхъ аэроплановъ «высадившись 7 іюня въ Севастополѣ, уже 16 іюня осаждалъ онъ Екатеринбургъ»…

Теперь Сибирь отрѣзана отъ большевиковъ и въ ней вспыхиваютъ возстанія. Этихъ возстаній почти не наблюдалось въ Европейской Россіи, ибо по убѣжденію автора, русскіе пассивны и непохожи въ этомъ отношеніи на тѣхъ молодцовъ «сибирякенъ», которыхъ одобрительно похлопываетъ нѣмецъ по плечу, поглядывая алчнымъ глазкомъ на ихъ просторныя земли. Но въ концѣ концовъ появляется все-таки и русскій герой, «бывшій капитанъ царской арміи баронъ Ростинъ». Изумительныя судьбы ожидаютъ его. Посовѣтовавшись съ г-жей Краддокъ, которая, какъ русская, знаетъ, что надо русскимъ, генералиссимусъ рѣшаетъ провозгласить въ Екатеринбургѣ Гавріила Дмитріевича Ростина русскимъ царемъ подъ именемъ Гавріила I. Правда, явившаяся въ ставку особа, принадлежащая къ дому Романовыхъ и имѣющая законныя права на престолъ, противъ этого дѣйствія протесту отъ. Доводы генералиссимуса неотразимы. Ничего не подѣлаешь, такъ случилось, «мы не смѣшиваемся во внутреннія дѣла Россіи», а Россіи необходимо сейчасъ единство. Представитель дома Романовыхъ возвращается въ Парижъ, и генералиссимусъ философически замѣчаетъ: «Романовы великими были всегда въ отреченіи, но не въ дѣйствіи»…

17 іюля Гавріилъ I вступаетъ въ освобожденную отъ большевиковъ Москву. Торжества публичныя сливаются съ празднествами частными. Вѣрный правиламъ кинематографіи, столь же незыблемымъ, какъ законы античной трагедіи, авторъ заканчиваетъ романическую часть нѣсколькими свадьбами, поженивъ даже молчаливаго голландскаго генералиссимуса на матушкѣ героя, вдовѣ Краддокъ. А затѣмъ онъ съ облегченнымъ сердцемъ переходитъ къ болѣе существенному.

Освобожденныхъ россіянъ ожидаетъ сюрпризъ. Прокламація генералиссимуса извѣщаетъ ихъ о томъ, что иностранная оккупація остается на нѣкоторое не опредѣленное время «необходимое для твердаго установленія порядка». Этого мало! Объявляется, что «союзные воины», желающіе того, могутъ «сѣсть на землю и остаться въ Россіи навсегда». Ибо пустого мѣста въ Россіи сколько угодно. Упорное сопротивленіе большевиковъ представляло нѣкоторыя удобства, ибо въ результатѣ населеніе Россіи уменьшилось до такой степени, что въ нее могла хлынуть волна переселенія «офиціальнаго», какъ выражается авторъ, и «неофиціальнаго». Захлебываясь отъ удовольствія, г. Гюнтеръ Пенштингль рисуетъ картину, того, какъ изъ Германіи двинулись на новыя мѣста не только земледѣльцы, не только фабричные рабочіе, но и «маленькіе чиновники, коммивояжеры, актеры, врачи, журналисты, ученые, художники». Особенно блестящая новая участь выпала на долю Сибири. Эта «богатѣйшая областъ» заткнула за поясъ Америку и сдѣлалась настолько самостоятельной, что не нашла болѣе нужнымъ поддерживать особенно тѣсную государственную связь съ Россіей.

Закончимъ этотъ разсказъ маленькой идиллической картинкой, которая какъ ничто другое рисуетъ мечтанія нѣмецкаго автора о будущемъ Россіи.

«Классическимъ примѣромъ новыхъ временъ» — говорить онъ, — «служитъ слѣдующее объявленіе, появившееся въ одной дрезденской газетѣ. Колонія Дрезденова (486 обитателей) въ Ярославской губерніи (патентъ города Дрездена) ищетъ деревенскаго кузнеца. Заявленія холостыхъ не будутъ разсматриваться. Проѣздная плата будетъ оплачена. Желающимъ, которые играютъ на какомъ-нибудь музыкальномъ инструментѣ или обладаютъ хорошимъ басовымъ голосомъ, будетъ оказано предпочтеніе. За справками надлежитъ обратиться къ комиссару по дѣламъ переселенія въ Россію при городскомъ управленіи города Дрездена».

Павелъ Муратовъ.
Возрожденіе, № 2502, 8 апрѣля 1932.

Views: 29

Слуга царю, отецъ солдатамъ
Лермонтовъ.

Царю наперсникъ, а не рабъ.
Пушкинъ.

Графъ Дмитрій Алексѣевичъ Милютинъ былъ свидѣтелемъ пяти послѣднихъ царствованій. Мальчикомъ онъ могъ еще видѣть Александра I-го. Его годы ученія и собственныхъ ученыхъ трудовъ протекли въ царствованіе Николая I-го; его государственная дѣятельность продолжалась безъ перерыва во все царствованіе Акександра II-го. Съ воцареніемъ Александра III-го, Милютинъ удалился отъ дѣлъ и послѣднія тридцать лѣтъ жизни провелъ на покоѣ въ Крыму. Онъ умеръ на 96-мъ году жизни 7 февраля 1912-го года. Пять лѣтъ не дожилъ онъ до крушенія россійской имперіи, во славу которой онъ столько потрудился. Господь не допустилъ его до такого испытанія!

Милютины, Дмитрій и братъ его, Николай (1818—1872 гг.), сенаторъ и знаменитый дѣятель крестьянскаго освобожденія, (происходили изъ небогатой дворянской семьи. Предки ихъ были рыбопромышленниками и глазетными фабрикантами; въ 1735 году они основали извѣстные всѣмъ петербуржцамъ «милютины ряды», подъ зданіемъ городской думы.

Милютины были «новые люди» среди нашей сановной знати и выдвинулись исключительно личными дарованіями и заслугами.

Дмитрій Алексѣевичъ Милютинъ былъ воспитанникомъ московскаго университетскаго пансіона, столь извѣстнаго въ исторіи русскаго просвѣщенія. Онъ рано проявилъ свои способности къ математикѣ и вообще къ прикладнымъ знаніямъ. Мальчикомъ шестнадцати лѣтъ (!) онъ уже напечаталъ «Руководство къ съемкѣ плановъ». Тогда рано вступали въ жизнь, и семнадцати лѣтъ уже офицеромъ артиллеріи онъ воевалъ на Кавказѣ и получилъ боевое крещеніе раною навылетъ въ плечо. Первая служба его на Кавказѣ продолжалась семь лѣтъ.

Въ 1840 году Милютинъ возвратился въ Петербургъ, окончилъ академію генеральнаго штаба и скоро самъ сталъ профессоромъ академіи. Научные труды его по военной географіи, статистикѣ и исторіи доставили ему извѣстность, и самъ императоръ Николай Павловичъ поручилъ Милютину написать исторію похода Суворова въ Италію. Трудъ этотъ (1853 г.) прославилъ Милютина. Знаменитый проф. Грановскій призналъ въ молодомъ ученомъ «самостоятельность и оригинальность», «отсутствіе предубѣжденій» и «благородную простоту, «признакъ всякаго значительнаго таланта». Въ этихъ немногихъ словахъ — какая мѣткая характеристика личности Милютина!

Занятый наукою, Милютинъ боевого участія въ Крымской войнѣ не принималъ. Но уже въ 1856 году кн. Барятинскій вызвалъ Милютина занять отвѣтственную должность начальника штаба Кавказской арміи. Съ этого началась вторая боевая служба Милютина на Кавказѣ, выдвинувшая его въ первые ряды дѣятелей царствованія Александра II. За взятіе Гуниба и плѣненіе Шамиля (1859 г.) Барятинскій жалуется фельдмаршаломъ, а его 43-лѣтній начальникъ штаба — генералъ-адъютантомъ.

Съ 1860 года Милютинъ уже военный министръ и въ теченіе двадцати лѣтъ (1860—1881) безсмѣнно работаетъ на этомъ посту, какъ самое довѣренное лицо при императорѣ Александрѣ II, до самой кончины государя. За этотъ долгій срокъ Милютинъ совершилъ великую работу пересозданія арміи и всего военнаго вѣдомства.

Трудно въ краткомъ очеркѣ обнять все то, что было совершено Милютинымъ для русской арміи и вообще для Россіи въ тотъ славный періодъ ея исторіи. Милютинъ былъ постояннымъ совѣтникомъ и поддержкою государя во всѣхъ его благихъ начинаніяхъ.

Оборона Севастополя, показавъ недосягаемую высоту русскаго героизма, въ то же время обнаружила и всю отсталость нашей военной организаціи. Милютинъ началъ свои реформы съ улучшенія жизни солдата: его пищи, одежды, помѣщенія, врачебной ему помощи. Далѣе слѣдовали: постепенное сокращеніе сроковъ службы, отъ прежнихъ 25 лѣтъ до 6—7 лѣтъ (въ 1874 г.); обяза
тельное обученіе грамотѣ, а для болѣе способныхъ солдатъ «учебныя команды», подготовлявшія унтеръ-офицеровъ; отмѣна жестокихъ наказаній и реформа военнаго правосудія по образцамъ общей судебной реформы 1864 года. Завершилъ Милютинъ свой глубокопродуманный кругъ реформъ уставомъ объ общей воинской повинности 1874 года, призывавшемъ и всѣ другія сословія къ исполненію тяжелаго долга зашиты отечества. Во всѣхъ этихъ смыслахъ Милютинъ поистинѣ былъ «отецъ солдатамъ». Замѣтимъ по пути, что законъ 1874 года о воинской повинности по технической своей выработанности является однимъ изъ самыхъ замѣчательныхъ актовъ россійскаго законодательства: все въ немъ было продумано, все предусмотрѣно!

Въ непрестанныхъ заботахъ о просвѣщеніи Милютинъ слѣдовалъ завѣтамъ Петра, что для успѣховъ оружія нужны умъ и образованіе. Онъ помнилъ и слова Бисмарка, что германская армія обязана своими побѣдами деревенскому учителю. Для подготовки офицеровъ были учреждены военныя гимназіи и юнкерскія училища. Для высшаго состава арміи была основана военно-юридическая академія и широко преобразованы всѣ другія академіи: генеральнаго штаба, артиллерійская, инженерная, военно-медицинская.

Какъ бывшій земскій дѣятель, я скажу нѣсколько словъ и о заслугахъ Милютина въ области русской медицины. Сравнивая нашу медицину эпохи Севастополя и эпохи войнъ японской и великой, мы усмотримъ разницу, какъ между вѣкомъ кремневаго ружья и вѣкомъ авіаціи! Блестящее развитіе военной медицины, Краснаго Креста, медицины земской и городской, началось со славнаго царствованія Царя-Преобразователя. Но толчекъ этому движенію былъ данъ военно-медицинскимъ вѣдомствомъ. Военно-медицинская академія, расцвѣтшая при Милютинѣ, дала Россіи цѣлое поколѣніе извѣстнѣйшихъ врачей славной школы Пирогова и Боткина. Въ предшествующія времена лучшими врачами при Дворѣ и въ обществѣ были, главнымъ образомъ, нѣмцы. Благородное соревнованіе русской медицины началось тогда изъ военно-врачебнаго вѣдомства. Съ севастопольской войны русская женщина заинтересовалась медициной. Пироговъ и, главнымъ образомъ, Боткинъ были приближены ко Двору и вошли въ тѣсную связь съ просвѣщенными русскими женщинами изъ окруженія императрицы Маріи Александровны; а Боткинъ оставался любимымъ врачемъ государыни до самой ея кончины. Вспомнимъ имена многихъ великихъ княгинь, принца А. П. Ольденбургскаго, баронессы Розенъ, переписывавшейся съ Пироговымъ, графини Е. Н. Гейденъ, супруги ближайшаго сотрудника Милютина по военнымъ реформамъ, баронессы Икскуль и многихъ, многихъ другихъ. Открылся цѣлый рядъ общинъ сестеръ милосердія, усвоившихъ славныя традиціи севастопольскихъ подвижницъ — Е. М. Бакуниной и Е. П. Карцевой. Милютинъ открылъ наши первые женско-врачебные курсы и оказывалъ при Дворѣ и въ высшемъ обществѣ могучую и часто незримую поддержку всему этому благодѣтельному движенію. Да будетъ ему благодарная память за это!

Началась война 1877 года за освобожденіе славянъ. Государь поѣхалъ на Балканы; Милютинъ былъ его спутникомъ и неизмѣннымъ совѣтчикомъ. Послѣ кровопролитнаго и неудачнаго штурма Плевны 30 августа, наше военное командованіе было настолько потрясено, что обсуждалась мысль объ общемъ отступленіи за Дунай. Твердый голосъ Милютина склонилъ государя къ продолженію кампаніи. За такое рѣшающее вліяніе на успѣшное окончаніе войны съ турками Милютинъ былъ награжденъ орденомъ Георгія 2-й степени и графскимъ достоинствомъ.

Не забудемъ о колоссальномъ культурно-завоевательномъ расширеніи Россіи въ предѣлахъ Центральной Азіи, совершенномъ въ царствованіе Александра II-го. Въ покореніи Кавказа Милютинъ непосредственно участвовалъ какъ боецъ; великимъ дѣломъ присоединенія Туркестана онъ руководилъ, въ качествѣ военнаго министра. Покровительствовалъ онъ и научнымъ завоеваніямъ въ Центральной Азіи: нашъ знаменитый тешественникъ и изслѣдователь, полковникъ Пржевальскій, всегда находилъ поддержку у Милютина.

На Балканахъ оружіе наше восторжествовало; на Берлинскомъ конгрессѣ 1878 года дипломатія наша потерпѣла пораженіе. Пылкій Аксаковъ писалъ:

«Россія получаетъ пощечины, а дипломатія въ нихъ расписывается». Въ обществѣ наступило разочарованіе послѣ подъема отъ военныхъ успѣховъ и начался ропотъ противъ правительства. Психологическій моментъ былъ учтенъ немногочисленными еще тогда въ Россіи кружками террористовъ-революціонеровъ, и начался послѣдовательный рядъ покушеній на государя, закончивши 1-мъ марта 1881 года. Утромъ въ день своей трагической кончины, государь подписалъ манифестъ о созывѣ выборныхъ представителей сословій, земствъ и городовъ въ законосовѣщательный Совѣтъ, при равномъ ихъ числѣ съ чинами назначенными. Самъ государь расцѣнивалъ этотъ актъ, какъ первый шагъ къ конституціи въ будущемъ. Манифестъ былъ составленъ при ближайшемъ участіи графовъ Лорисъ-Меликова и Милютина.

Катастрофа 1-го марта, не вызвавшая никакихъ внѣшнихъ потрясеній въ странѣ, повергла въ полную растерянность петербургскіе верхи. Послѣ двухмѣсячныхъ совѣщаній и колебаній, императоръ Александръ III рѣшилъ не обнародовывать манифеста убіеннаго государя, вмѣсто котораго былъ изданъ манифестъ о подтвержденіи самодержавія. Юридически манифестъ 28 апрѣля не вносилъ ничего новаго въ наше законодательство и даже не противорѣчилъ манифесту 1-го марта, не обнародованному. Но манифестъ 28 апрѣля былъ изданъ безъ вѣдома совѣта министровъ; Милютинъ и всѣ министры, его единомышленники, сочли своимъ долгомъ подать въ отставку. Милютинъ отошелъ навсегда отъ государственныхъ дѣлъ.

Въ 1898 году въ Москвѣ происходило открытіе памятника Царю-Освободителю. На торжество были приглашены всѣ дѣятели прежняго царствованія. Въ воздаяніе всѣхъ заслугъ Милютина, Императоръ Николай II пожаловалъ ему фельдмаршальство. Такова краткая запись государственной карьеры Милютина.

Русская общественность, обычно недовольная своими правителями, дѣлала исключеніе для Милютина. Военные высоко цѣнили его и любили; а уважали его всѣ, какъ политическіе противники справа, которыхъ было немного, такъ и наши вѣчно недовольные «максималисты» слѣва…

Русская наука единодушно оцѣнила труды Милютина. Онъ имѣлъ степень доктора исторіи «honoris causa» отъ Петербургскаго университета и званіе почетнаго члена университетовъ Московскаго и Харьковскаго.

***
Мою памятку о Милютинѣ мнѣ бы хотѣлось заключить нѣсколькими строками изъ личныхъ воспоминаній объ этомъ выдающемся человѣкѣ, какъ о частномъ лицѣ. Семья моихъ родителей была связана долголѣтнею дружбою съ графомъ Дмитріемъ Алексѣевичемъ и его семьею. Слѣдовательно, и я съ дѣтства зналъ всѣхъ Милютиныхъ.

Супруга графа, Наталья Михайловна, рожденная Понсэ, была французскаго происхожденія и даже рѣдко говорила по-русски. Долгій жизненный путь они совершили счастливо и окончили его въ одинъ и тотъ же день.

Помню февральское, морозное, солнечное утро въ Москвѣ, когда двадцать лѣтъ назадъ происходили торжественныя, воинскія похороны фельдмаршала. Медленно двигалась процессія отъ Курскаго вокзала до Новодѣвичьяго монастыря за двумя гробами. Кто изъ москвичей не любовался этимъ древнимъ монастыремъ и красивымъ, заботливо содержаннымъ кладбищемъ въ его оградѣ?

Тамъ похоронено столько извѣстныхъ лицъ; тамъ же находилась и семейная усыпальница Милютиныхъ. Съ невыразимымъ чувствомъ думаешь, что всѣ памятники теперь уничтожены и самое кладбище обращено въ площадь, какъ недавно сообщалось въ газетахъ!

У Милютиныхъ было пять дочерей и одинъ сынъ (бывшій курскій губернаторъ). Родъ Милютиныхъ прерывается на второмь поколѣніи: здравствуетъ только старшая дочь, княгиня Елизавета Дмитріевна Шаховская, вдова ревельскаго губернатора, бывшая любимая личная фрейлина императрицы Маріи Александровны, а нынѣ уже долгіе годы старица основаннаго ею пюхтицкаго монастыря близъ Ревеля.

Милютину было 65 лѣтъ, когда онъ, полный силъ физическихъ и умственныхъ, поселился со своей семьей въ крымскомъ уединеніи. Но и вдали отъ государственныхъ заботъ, сохранилъ онъ свои привычки правильно распредѣленнаго рабочаго дня. Ибо жить для него значило работать. Только предметомъ его хлопотливыхъ трудовъ сталъ пріобрѣтенный имъ небольшой участокъ земли, вмѣсто великой Россіи, съ которой, однако, постоянно были связаны одинокія думы его старости. Милютинъ ревностно занялся благоустройствомъ любимаго имъ Симеиза и скоро имѣніе свое обратилъ въ одинъ изъ прекраснѣйшихъ уголковъ южнаго берега Крыма. Разведены были образцовыя виноградники и милютинскія вина знатоками считались за лучшія въ Крыму. Но замѣчательно то, что самъ «винодѣлъ» никогда ихъ не пробовалъ.

Разсказывали, что Дмитрій Алексѣевичъ буквально не зналъ ни вкуса вина, ни вкуса табачнаго дыма. Можетъ быть, долголѣтіе его слѣдуетъ приписать необычайной размѣренности и «трезвенности» всей его жизни. Разсказывали про одинъ забавный случай съ Милютинымъ при его объѣздѣ Кавказа. Однажды ему пришлось заночевать у стараго армейскаго полковника, коменданта маленькой крѣпости. У Милютина была очаровательная черта необыкновенной обходительности съ самыми скромными изъ своихъ подчиненныхъ. Между хозяиномъ и важнымъ постояльцемъ передъ сномъ произошелъ такой разговоръ: «Что вы кушаете утромъ, ваше превосходительство, кофе или чай?» — «Ахъ, пожалуйста, не безпокойтесь: что вы, то и я». — «Я, ваше превосходительство, начинаю день со стакана водки». Тутъ Милютину пришлось отказаться отъ предложеннаго угощенія…

Судьба дважды и случайно сводила меня съ Дмитріемъ Алексѣевичемъ весьма близко и при сходныхъ обстоятельстствахъ. Мы вдвоемъ съ нимъ обозрѣвали въ теченіе нѣсколькихъ дней двѣ выставки: всемірную 1889 года въ Парижѣ и всероссійскую 1896 года въ Нижнемъ. Дмитрій Алексѣевичъ былъ на рѣдкость подвижной и бодрый для своихъ лѣтъ, и, при всегдашней своей добросовѣстности во всемъ, проявлялъ эту черту и при осмотрѣ экспонатовъ, и положительно загонялъ меня, тогда еще молодого. Зато живя съ нимъ рядомъ, я отдыхалъ по вечерамъ въ самой пріятной съ нимъ бесѣдѣ. Увы! Я не записывалъ тогда его рѣчей, остались въ памяти только отдѣльныя точки и общее самое свѣтлое впечатлѣніе о Милютинѣ.

Привѣтливое достоинство, соединенное со скромностью, доброта и простота, — вотъ что отличало Милютина въ годы старости, когда я его зналъ. Мнѣ памятенъ его взглядъ: добрый и устало-печальный. Когда Милютинъ оживлялся, въ его разговорѣ чувствовалась и легкая насмѣшливость, опять-таки спокойно- добродушная. Мнѣ представляется, что Милютинъ сохранилъ въ себѣ лучшія стороны старо-николаевской школы и воспитанія: чувство долга, самодисциплина, всегдашняя моральная и даже физическая собранность. Въ немъ не было никакой натянутости, но и никакой распущенности, свойственной послѣдующимъ поколѣніямъ. При немъ, бывало, не развалишься въ креслѣ, когда старикъ сидитъ прямо, за стегнутый на всѣ пуговицы. Въ лучшихъ людяхъ того времени было что-то, что утратилось въ послѣдующихъ поколѣніяхъ. Попытаюсь сдѣлать сводку, какъ я понималъ Милютина.

Міровоззрѣніе Милютина было научно- позитивистическое, какъ и у большинства образованныхъ людей средины прошлаго столѣтія, т. е. чуждое религіозности и даже всякой умозрительной философіи. Мнѣ казалось, что онъ смотрѣлъ и на религію, лишь какъ на необходимый атрибутъ государственности. Семья его, напротивъ, была благочестива по-церковному.

У Милютина (по терминологіи Паскаля) былъ умъ «геометрическій». Онъ любилъ точныя науки и имѣлъ мало влеченя къ наукамъ гуманистическимъ. Къ искусству вообще онъ былъ равнодушенъ: романовъ не читалъ, не посѣщалъ ни театровъ, ни концертовъ. Онъ считалъ все это какъ бы баловствомъ: некогда ему было. «Войну и Миръ», какъ я слышалъ, прочелъ онъ въ первый разъ, и то по настоянію семейныхъ, только уже въ Крыму, на досугѣ и въ глубокой старости. Помню, какъ Милютинъ, проѣзжая черезъ Красную Площадь въ Москвѣ, самымъ простодушнымъ образомъ возмущался «безобразіемъ» знаменитаго храма Василія Блаженнаго. Поколѣніе николаевскихъ государственниковъ съ молоду было пріучено любить и въ архитектурѣ порядокъ, т. е. «симметрію»; а потому въ древне-русской «асимметріи» они не чувствовали внутренней гармоніи, но одно безобразіе хаоса…

Милютинъ былъ западникъ и не любилъ славянофиловъ. Западничество въ николаевское время было двухъ видовъ: французское — либеральное, и нѣмецкое — консервативное. (Императоръ Николай I-й былъ тоже западникъ, но на прусскій образецъ Фридриха Великаго. Милютинъ политически былъ противникомъ нѣмцевъ; но все же по воспитанію онъ былъ скорѣе западникъ нѣмецкой школы.

Милютинъ былъ государственникъ и глубокій патріотъ. Но патріотизмъ его былъ «имперскій», отнюдь не «этническій» (употребляю терминологію гр. А. Салтыкова). Онъ совсѣмъ не былъ народникомъ. какъ наше поколѣніе. Народничество въ Россію пришло послѣ и совсѣмъ не коснулось военнаго поколѣнія «николаевцевъ». Въ литературѣ Лермонтовъ первый почувствовалъ эту новую этническую любовь къ отчизнѣ и даже не могъ ее осознать: «не побѣдитъ ее разсудокъ мой». Напротивъ, поколѣніе николаевское признавало «славу, купленную кровью», и оставалось совершенно равнодушнымъ къ «пляскѣ съ топаньемъ и свистомъ подъ говоръ пьяныхъ мужиковъ».

Будучи убѣжденнымъ патріотомъ и монархистомъ, Милютинъ не былъ «націоналистомъ» въ узкомъ смыслѣ, а тѣмъ болѣе — шовинистомъ. Какъ-то я спросилъ его, вспомнивъ объ извѣстномъ его сочиненіи о Суворовѣ, кого онъ считаетъ выше, какъ полководца. Суворова или Наполеона. Милютинъ посмотрѣлъ на меня со снисходительной улыбкой: «Ну, конечно, Наполеона», — было его отвѣтомъ.

Имя Дмитрія Алексѣевича Милютина навсегда будетъ связано съ великими реформами, возродившими Россію къ новой и лучшей жизни. Да сохранитъ же потомство благодарную память къ Царю- Преобразователю и его достойнѣйшему сотруднику.

Гр. Д. Олсуфьевъ.
Возрожденіе, № 2499, 5 апрѣля 1932.

Views: 33

Молодое поколѣніе, подрастающее въ эмиграціи, совершенно не можетъ себѣ представить, что означало для людей, выросшихъ въ атмосферѣ старой царской Россіи понятіе «великій князь». Совершенно независимо отъ тѣхъ или иныхъ политическихъ взглядовъ нашихъ, отъ большей или меньшей близости къ придворнымъ кругамъ, члены императорской фамиліи, сыновья или внуки государя являлись существами высшаго порядка…

Теперь этотъ Олимпъ разрушенъ — и уцѣлѣвшіе въ катастрофѣ бывшіе «полубоги» живутъ среди насъ, дѣля сь нами тягости и горечь изгнанія. Больше того, они раскрываютъ передъ нами свое прошлое, приподнимаютъ завѣсу, за которой до сихъ поръ скрывалась частная жизнь царской семьи.

Вслѣдъ за великой княгиней Маріей Павловной, давшей въ своихъ мемуарахъ поразительную по своей искренности исповѣдь женской души, на дняхъ и великій князь Александръ Михайловичъ также выпускаетъ свое жизнеописаніе*).

Въ книгѣ великаго князя содержится немало экскурсовъ въ сторону политики и религіи, на которыхъ мы здѣсь не станемъ останавливаться. Авторъ мечтаетъ о созданіи новой вселенской церкви, основанной на принципѣ духовной любви, и не щадитъ рѣзкихъ выраженій во адресу «офиціальной православной церкви». Онъ разсказываетъ о своихъ давнишнихъ планахъ «американизаціи Россіи», но не желаетъ до сегодняшняго дня признать основъ манифеста 17 октября 1905 года. Интересъ великокняжескихъ мемуаровъ, конечно, не въ этой, порою весьма «парадоксальной» идеологіи. Они волнуютъ читателя, какъ человѣческій документъ и какъ свидѣтельское показаніе очевидца и участника историческихъ событій первостепенной важности.

Вел. кн. Александръ Михайловичъ родился въ Тифлисѣ въ 1866 году, въ день перваго апрѣля, что дало поводъ тифлисскому коменданту принять за первоапрѣльскую шутку, обращенное къ нему требованіе о производствѣ установленнаго салюта въ 101 пуш. выстрѣлъ. Вел. князь былъ назначенъ при рожденіи шефомъ 73 пѣхотнаго Крымскаго полка и зачисленъ въ списки лейбъ-гвардіи гусарскаго полка, 4-го л.-гв. стрѣлковаго батальона, л.-гв. артиллерійской бригады и кавказской гренадерской дивизіи. Какъ всѣмъ Романовымъ, ему была предуказана съ перваго дня его жизни военная карьера.

Съ семилѣтняго возраста ребенокъ вступилъ въ школу строгаго воинскаго воспитанія. «Я жилъ, разсказываетъ великій князь, вмѣстѣ съ моими четырьмя братьями настоящей казарменной жизнью, вплоть до пятнадцатилѣтняго возраста. Мы спали на узкихъ желѣзныхъ кроватяхъ, съ тончайшимъ матрасомъ надъ деревянной доской. Насъ будили въ 6 часовъ утра и строго наказывали за малѣйшую попытку проваляться пять лишнихъ минутъ». Къ утреннему завтраку полагался чай, съ хлѣбомъ и масломъ — безъ всякихъ другихъ излишествъ. Затѣмъ начинались уроки, продолжавшіеся съ 8 до 11 ч. и съ 2 до 6. Кромѣ обычныхъ научныхъ предметовъ, великій князь и его братья проходили курсъ верховой ѣзды, фехтованія и стрѣльбы, причемъ особое вниманіе было обращено на обученіе артиллерійской стрѣльбѣ изъ горнаго орудія, находящагося въ дворцовомъ саду. Десяти лѣтъ отъ роду, Александръ Михайловичъ, по его словамъ, «сумѣлъ бы принять участіе въ бомбардировкѣ большой крѣпости».

Наставники великихъ князей отличались неумолимой строгостью. За малѣйшую ошибку въ нѣмецкой орфографіи или въ арифметичеокомъ исчисленіии дѣтей лишали сладкаго блюда или ставили на часъ на колѣни. За малѣйшее возраженіе полагался ударъ линейкой по рукѣ, а иногда и по головѣ. «Всѣ монархи Европы», замѣчаетъ Александръ Михайловичъ, «считали, повидимому, нужнымъ вколотить своимъ сыновьямъ сознаніе ихъ будущей отвѣтственности. Много позже, обмѣниваясь воспоминаніями дѣтства съ императоромъ Вильгельмомъ и съ молодымъ кронъ-принцемъ, я могъ убѣдиться, что мои тифлисскіе учителя отличались сравнительною мягкостью».

Отецъ великаго князя, Михаилъ Николаевичъ, занималъ въ то время постъ кавказскаго намѣстника. Онъ жилъ въ Тифлисѣ, въ чисто царской обстановкѣ, окруженный огромной свитой. За столъ садилось каждый день не меньше 40 человѣкъ: дѣти разсаживались среди взрослыхъ гостей и должны были вести съ ними разговоръ въ рамкахъ, предписанныхъ строгими правилами этикета. Когда однажды юный Георгій Михайловичъ заявилъ, что онъ хотѣлъ бы стать художникомъ-портретистомъ, за столомъ сразу воцарилось неловкое молчаніе, а немного спустя огромное блюдо со сливочнымъ и земляничнымъ мороженымъ проплыло, не останавливаясь мимо кресла юнаго нарушителя придворныхъ обычаевъ. Общеніе съ родителями происходило въ тѣхъ же офиціальныхъ рамкахъ: дѣтямъ въ голову не могло бы придти прервать государственныя занятія отца своею пустою болтовней. Даже въ зрѣлые годы, братья, бесѣдуя между собой, всегда называли отца: «Михаилъ Николаевичъ». Онъ являлся въ ихъ глазахъ какъ бы «живымъ олицетвореніемъ долга, символомъ славнаго царствованія Николая I-го». Его супруга — рожденная принцесса Баденская, «прилагала всѣ усилія къ тому, чтобы подавлять въ себѣ малѣйшіе внѣшніе признаки нѣжности и любви» въ соотвѣтствіи со строго спартанскими идеями о воспитаніи, пріобрѣтенными ею на родинѣ.

Дѣти находили утѣшеніе въ солнечной красотѣ кавказской природы, въ калейдоскопической смѣнѣ впечатлѣній пестрой и веселой тифлисской жизни. Они росли «дикими кавказцами» и мечтали объ отдѣленіи отъ чуждой и незнакомой имъ Россіи, распредѣляя между собою портфели будущаго автономнаго государства, пока воспитатели не призывали ихъ вновь къ изученію неправильныхъ французскихъ глаголовъ. Лишь въ 1879 г., тринадцати лѣтъ отъ роду, Александръ Михайловичъ посѣтилъ Петербургъ и познакомился впервыѣ въ Зимнемъ Дворцѣ со своими многочисленными юными родственниками. Вражда между «Николаевичами» и «Михайловичами», сыгравшая столь большую роль въ дореволюціонной придворной жизни, зарождалась въ этотъ далекій періодъ. Тифлисскіе гости сразу не возлюбили «Николашу» (великаго князя Николая Николаевича младшаго), поразившаго ихъ не только своимъ ростомъ, но и надменнымъ высокомѣріемъ. «Во время всего фамильнаго обѣда, Николаша держался настолько прямо, вытянувшись въ струнку, что я думалъ, вотъ-вотъ заиграютъ «Боже, Царя храни». Изрѣдка онъ бросалъ холодный взглядъ въ направленіи насъ, кавказцевъ, но затѣмъ быстро опускалъ глаза подъ напоромъ нашихъ недружелюбныхъ взоровъ».

Передъ слѣдующимъ пріѣздомъ въ Петербургъ зимою 1880 года, Михаилъ Николаевичъ еще въ дорогѣ сообщилъ дѣтямъ, что имъ предстоитъ встрѣча при первомъ же обѣдѣ при дворцѣ — съ новой императрицей Всероссійской. «Она еще не императрица» прервала великая княгини Ольга Федоровна, «вѣдь государыня умерла всего 10 мѣсяцевъ тому назадъ». Великій князь, отецъ, вскочилъ на ноги, подавляя всѣхъ насъ своимъ большимъ ростомъ. «Прошу не прерывать меня. Всѣ мы вѣрноподданные и не имѣемъ права критиковать рѣшеніе государя. Въ этомъ отношеніи нѣтъ разницы между великимъ княземъ и простымъ солдатомъ. Государю было угодно жениться на княжнѣ Долгоруковой и даровать ей титулъ княгини Юрьевской, когда пройдетъ періодъ придворнаго траура, она будетъ коронована императрицей». Недоумѣніе молодежи усилилось, когда имъ было сообщено, что отъ только что заключеннаго царемъ второго брака имѣются уже трое дѣтей, съ которыми они должны дружить, какъ съ кузенами.

Съ явнымъ смущеніемъ на лицѣ и съ дрожью въ голосѣ церемойимейстеръ провозгласилъ передъ началомъ обѣда появленіе «государя императора и княгини Юрьевской». Великая княгиня Ольга Федоровна отвернула голову съ явнымъ отвращеніемъ. Марія Федоровна, будущая императрица, смущенно опустила глаза. Сама княгиня Ювьевская проявляла крайнюю нервность. Ея попытки вступить въ общій разговоръ были встрѣчены вѣжливымъ молчаніемъ. Одинъ изъ всѣхъ присутствующихъ, императоръ Александръ II проявлялъ веселье и непринужденность. Онъ держалъ себя, какъ влюбленный юноша, не скрывая своего восхищенія передъ юной супругой, шепталъ ей на ухо нѣжныя слова и одобрилъ все сказанное сю. Въ концѣ обѣда, гувернантка внесла трехъ дѣтей «А вотъ мой Гога», воскликнулъ съ гордостью государь и поставилъ ребенка къ себѣ на плечо. «Какъ твое полное имя?» « Я князь Георгій Александровичъ Юрьевскій», пролепеталъ мальчикъ». «Очень пріятно познакомиться» продолжалъ шутить Александръ II. «А не хотѣлось ли бы тебѣ стать великимъ княземъ?»… На обратномъ пути изъ Зимняго Дворца между Михаиломъ Николаевичемъ и его женой произошла настоящая сцена. Великая княгиня, заявляла, что «она никогда не признаетъ эту авантюристку, называющую государя — Сашей — въ присутствіи всей семьи и ведущую имперію къ гибели».

Нѣсколько мѣсяцевъ спустя, въ роковое воскресенье 1 марта 1881 года Александръ Михайловичъ долженъ былъ послѣ трехъ часовъ отправиться на катокъ вмѣстѣ со своими братьями, Маріей Федоровной и ея сыномъ Николаемъ Александровичемъ. Ровно въ три часа раздался звукъ страшнаго взрыва. Дѣти хотѣли броситься на улицу, но были задержаны воспитателями. Черезъ нѣсколько минутъ вбѣжалъ, запыхавшись, слуга: «Государь убитъ, а вмѣстѣ съ нимь вашъ отецъ», воскликнулъ онъ: «ихъ тѣла везутъ въ Зимній Дворецъ». Молодые князья вмѣстѣ съ матерью выбѣжали изъ дворца и помчались въ ожидавшей ихъ передъ крыльцомъ каретѣ къ Зимнему Дворцу, обгоняя по дорогѣ Преображенскій полкъ, который бѣгомъ направлялся туда же съ примкнутыми штыками.

«Тысячи людей уже окружали дворецъ. Женщины бились въ истерикѣ. Мы вошли черезъ боковую дверь. Не было надобности въ вопросахъ — широкія пятна крови указывали намъ путь по мраморной лѣстницѣ и по коридору къ комнатѣ государя. Нашъ отецъ стоялъ въ дверяхъ и давалъ распоряженія. Онъ принялъ въ свои руки нашу мать, упавшую въ обморокъ при видѣ его. Императоръ лежалъ на постели, около письменнаго стола. Онъ былъ безъ сознанія. Доктора суетились кругомъ, но были явно безпомощны. Видъ государя былъ ужасенъ Его правая нога была оторвана, лѣвая нога изуродована, голова и лицо покрыты безчисленными ранами. Одинъ глазъ былъ закрытъ, другой безъ всякаго выраженія.

Каждую минуту входили новые члены императорской фамиліи. Я крѣпко ухватился за руку Никки (Николая Александровича): онъ былъ смертельно блѣденъ въ своей синей матросской рубашкѣ. Его мать, потрясенная катастрофой, еще держала коньки въ своихъ дрожавшихъ рукахъ. Я узналъ наслѣдника, А лександра Александровича по его широкимъ плечамъ: онъ смотрѣлъ изъ окна на площадь. Княгиня Юрьевская вбѣжала полу-одѣтой. Она упала у постели поперекъ тѣла государя, цѣлуя его руки и выкрикивая: «Саша. Саша». Было невыносимо тяжело. Великія княгини стали громко рыдать.

«Агонія продолжалась 45 минутъ. Малѣйшія подробности трагической сцены навсегда запечатлѣлись въ памяти присутство павшихъ. Изъ нихъ — одинъ я остался въ живыхъ». Всѣ остальные сошли въ могилу, причемъ девять были разстрѣляны большевиками 37 лѣтъ спустя. «Тише пожалуйста», сказалъ кто-то хриплымъ голосомъ, «кончается». Мы подошли ближе къ ложу страдальца. Глазъ безъ выраженія былъ все еще устремленъ на насъ. «Государь императоръ скончался», — заявилъ лейбъ-медикъ. Княгиня Юрьевская рѣзко вскрикнула и упала, какъ подкошенное дерево. Ея бѣло-розовое неглиже было все въ крови.

Мы опустились на колѣни въ молитвѣ. Я обернулся направо и увидѣлъ около себя новаго императора всероссійскаго. Съ нимъ какъ-то сразу, произошла странная необыкновенная перемѣна. Мнѣ прямо не вѣрилось, что этотъ тотъ же самый Александръ Александровичъ, который приводилъ въ изумленіе маленькихъ друзей своего сына Никки, разрывая колоду на двѣ части или сгибая подкову. Въ какихъ-нибудь пять минутъ онъ совершенно преобразился. Въ его холодныхъ, острыхъ глазахъ чувствовалась священная рѣшимость…» Новый царь, сухо оборвавъ обратившагося къ нему за приказаніями градоначальника, сдѣлалъ знакъ своей супругѣ и они оба вышли изъ комнаты. Изъ оконъ Александръ Михайловичъ могъ видѣть. какъ онъ прошелъ большими шагами къ коляскѣ и какъ бѣжала за нимъ миніатюрная императрица. Государь остановился на минуту, отвѣчая на шумныя, восторженныя привѣтствія толпы, и затѣмъ отбылъ въ Аничковъ Дворецъ, сопровождаемый цѣлымъ полкомъ донскихъ казаковъ. Красныя пики ихъ весело сіяли въ послѣднихъ лучахъ кроваваго мартовскаго заката…

«Романтическія традиціи прошлаго и сантиментальный взглядъ на верховную власть сошли въ гробъ вмѣстѣ съ императоромъ Алекасндромъ II» — такъ заканчиваетъ свою трагическую повѣсть о событіяхъ 1-го марта великій князь Александръ Михайловичъ: «Мы всѣ знали, что отошло въ вѣчность нѣчто гораздо большее, чѣмъ любящій дядя и мужественный монархъ. Идиллическая Россія, страна государя-батюшки и его вѣрноподданныхъ сыновъ перестала существовать 1-го марта 1881 года. Мы знали, что русскій царь никогда не сможетъ думать о своихъ подданныхъ сь чувствомъ безграничнаго довѣрія и всецѣло отдать себя заботамъ объ ихъ преуспѣяньи… По ночамъ мы сидѣли на нашихъ постеляхъ, вспоминая всѣ подробности страшнаго воскресенья и спрашивали себя — что ожидаетъ насъ въ будущемъ?…»

Объ этомъ послѣдующемъ періодѣ жизни великаго князя — въ другой разъ.

*) «Once a Grand Duke; by the Grand Duke Alexander of Russia (Cosmopolitan Book Corporation, New York 1932).

К. Грюнвальдъ
Возрожденіе, № 2497, 3 апрѣля 1932.

Views: 31