Природой здѣсь намъ суждено
Въ Европу прорубить окно.
Отъ редактора. Выводы автора трудно принять цѣликомъ. Скажемъ, русская высокая оцѣнка просвѣщенія и дарованія была естественна въ силу молодости (у насъ) того порядка, при которомъ просвѣщеніе и дарованіе считаются чѣмъ-то высшимъ. Да и внутренняя іерархія не такая ужъ дурная вещь, т. к. «люди созданы разными», а не «равными», и съ этимъ невозможно спорить… лишь бы эта іерархія основывалась на достоинствахъ, а не на вѣрности опредѣленному набору «идей».
Черезъ тотъ выходъ въ Европу, который подсказала Петру сама природа, черезъ другіе, которые были найдены его преемниками, совершился великій русскій исходъ. Чтобы видѣть Европу, намъ уже нѣтъ надобности глядѣть на нее издалека, сквозь прорубленное геніальнымъ плотникомъ окошко: казалось, мы были вынуждены стать европейцами. Однако не стали все же, если говорить не объ отдѣльныхъ людяхъ, но о населеніи русскомъ, о томъ странномъ эмигрантскомъ племени, которое «сѣло» на берегахъ Эльбы, или Шпрее, или Сены и завело въ большихъ и малыхъ европейскихъ столицахъ свои укромные города и деревни, нашедшіе своихъ то огорченныхъ, то снисходительныхъ бытописателей. Русскій житель, и оказавшись жителемъ Европы, чаще смотритъ на нее изъ своего окна.
И вотъ старая тема, «Россія и Европа», оказывается въ нашемъ личномъ опытѣ неисчерпанной, неизжитой — напротивъ, можетъ быть, какъ никогда еще занимающей умы и сердца. Сопоставленіе русскаго <и> европейца становится острымъ, потому что производится оно самой жизнью, притомъ на каждомъ шагу и изо дня въ день. Это болѣе не литературная тема, но практика повседневности. Свое собственное сужденіе о Европѣ пріобрѣтаетъ каждый изъ насъ, кто умѣетъ здѣсь жить и трудиться вмѣстѣ съ европейцами и вмѣстѣ съ ними испытать горести и радости существованія. Это сужденіе — не изъ книгъ…
Сложный вопросъ, въ чемъ именно отражается наше присутствіе въ Европѣ на пониманіи европейцами Россіи и русскаго. Отвѣтить на этотъ вопросъ можно будетъ, вѣроятно, лишь впослѣдствіи. Не будемъ судить во всякомъ случаѣ лишь до тѣмъ глупостямъ, которыя показываются въ кинематографѣ. Вѣдь это глупости намѣренныя, и устраиваются онѣ подчасъ совсѣмъ даже неглупыми, практическими людьми, твердо убѣжденными въ томъ, что необходимо глупа должна быть современная кинематографія. Кто могъ бы съ другой стороны отрицать, что за послѣднія десять лѣтъ европеецъ узналъ о Россіи все-таки во много разъ больше, чѣмъ прежде? Судьба литературы нашей въ Европѣ удивляетъ насъ самихъ. Мы всегда предполагали, что Тургеневъ и Толстой могутъ быть поняты на Западѣ. Но мы ошибались, думая, что Достоевскій задѣваетъ непремѣнно только специфически русскія струны. Кто догадался бы, что Гоголь станетъ весьма популярнымъ въ Италіи, что нѣмцы будутъ восхищаться Лѣсковымъ и что слава Чехова окажется очень велика въ Англіи и Америкѣ? Послѣднее особенно удивительно, ибо многимъ изъ насъ Чеховъ представлялся слишкомъ «мѣстнымъ» и слишкомъ «временнымъ» писателемъ. Жизнь его художественнаго слова оказалась и гораздо болѣю обширной и гораздо болѣе длительной, нежели это думало поколѣніе, смѣнившее то, къ которому онъ самъ принадлежалъ.
Continue readingViews: 29